У королев не бывает ног - Нефф Владимир (читать книги регистрация TXT) 📗

— Одно с другим связано, — сказал Петр. — Изменение политики герцога привело к тому, что приток денег, которые текли из Страмбы в папские кладовые, сильно уменьшился, потому что меньше стало штрафов, с помощью которых capitano выжимал деньги из страмбского люда, а это, по-видимому, Его Святейшеству совсем не нравилось. Но так как руки у него были связаны конфликтом с Венецией, он не мог выступить открыто против герцога и наказать его, а герцог все это понимал и поэтому не беспокоился, считая папу величиной, утратившей свою силу, и не без некоторых оснований, — поскольку времена великих папских династий Юлиев и Львов уже миновали.

— Может быть, и миновали, — возразил капитан, — но у папы все еще достаточно влияния, чтобы вас или озолотить, или повесить.

— Конечно, ведь в данный момент я — ничто, — сказал Петр. — Папа, сознавая свое бессилие, с благодарностью принял известие об убийстве герцога, а мнимого убийцу, то есть меня, провозгласил посланцем небес. А это означает: messieurs les assassins, господа убийцы, действуйте! Messieurs les assassins, вам дорога свободна, разрешаю вам убивать или травить ядом тех вельмож, кто мне не угоден и кого, иным способом я не имею возможности привести к послушанию. Уничтожайте их без сожаления, а я гарантирую вам безнаказанность и свое благословение и гласность, чтобы о вашем поступке было известно и чтобы иные господа, проявляющие излишнюю прыть, были поосторожнее. Так, милый капитан, я представляю себе дело и уверен, что не ошибаюсь.

— Да, кажется, вы правы, — отозвался капитан. — Но я не пойму, чем вы недовольны. Папа ведь не ограничится одним благословением и, конечно, одарит вас чем-нибудь еще, какой-нибудь должностью, или синекурой, или каким-нибудь воинским чином. Не отказывайтесь, не отказывайтесь, mon fils, пока не оскудела рука дающего, и не забудьте при этом о своем старшем друге, который вас выручил из тюрьмы.

— Не могу я от него ничего принять, — сказал Петр.

— Почему? — воскликнул изумленный капитан.

— Потому, что я не совершал того, что мне приписывают, — сказал Петр. — Я был далек от намерения убивать герцога, я был его другом.

— Gre bon sang [140], — вспылил капитан и ударил себя кулаком по колену, — какое это имеет значение, совершали вы убийство или нет? Кого это интересует? Кто спрашивает вас об этом? Кто печется о вашей совести, crebleu? Разве кто-нибудь доискивается, было это или не было? Правда ли, что царица Клеопатра добровольно лишила себя жизни? Правда ли, что Трою победили с помощью деревянного коня? Правда ли, что Нерон поджег Рим? Да, правда, потому что так записано, и этому верят. А правда ли, что герцога Страмбы в наказание за его прегрешение перед Его Святейшеством спровадил на тот свет небесами ниспосланный герой Петр Кукань из Кукани?

— Нет, не правда, — ответил Петр, — потому что Петр Кукань из Кукани — это я. А я герцога не убивал.

Капитан д'Оберэ вскипел гневом, но Петр продолжал:

— Я не принял бы благословения папы за поступок, которого я не совершал, даже если бы речь шла о поступке достойном. А я должен признаться в преднамеренном убийстве, которое совершил кто-то другой, более того, я должен признать, что убил человека, который всегда относился ко мне дружески и был со мной ласков. Нет, капитан, не будет этого. Не хочу, чтобы мой отец перевернулся в гробу.

Капитан д'Оберэ перестал сердиться и грустно и внимательно посмотрел Петру в лицо.

— Тогда, mon petit ami [141], вам грозит смерть, — произнес он со вздохом. — И мне тоже.

В этот момент открылась дверь, и в ней появился знакомый уже Петру патер-иезуит.

— Если приготовления завершены, господин Кукань, мы можем отправиться в путь, к Его Святейшеству, — проговорил он. — Почетный эскорт уже ждет.

ТРУДНОСТИ С УСТАНОВЛЕНИЕМ ЛИЧНОСТИ

Они шли пешком, — иезуит слева от Петра, между двумя рядами швейцарцев папы, облаченных в черные мундиры и желтые штаны; швейцарцы выглядели опрятно, пряжки ремней были начищены до блеска, алебарды, которые они несли, плотно прижимая к плечу и правому боку, сверкали на солнце, и эта опрятность, чистота и блеск алебард были тем единственным, что отличало почетный эскорт Петра от обычного конвоя, сопровождающего заключенных.

На краю моста Сант-Анджело, по которому они проходили, у каменных перил стояла просторная рама виселицы, где легко и свободно можно было поместить трех человек, но на ней качался один-единственный мертвец. Это был молодой черноволосый мужчина, на груди которого виднелась табличка с надписью, висевшая на шпагате, перекинутом через шею казненного:

«Я не Пьетро Кукан да Кукан».

Петр, молчавший всю дорогу, при виде этого зрелища не выдержал и сказал патеру:

— Я не знал, что не быть Петром из Кукани — это преступление, которое карается позорной смертью. Патер ответил:

— Не быть Петром Куканем из Кукани, разумеется, — не преступление, поскольку, если бы это являлось преступлением, вы остались бы единственным праведным человеком на земле. Но преступление — выдавать себя за Петра Куканя из Кукани и мошенническим путем пытаться приписать себе его заслуги и обманывать Его Святейшество. За такие поступки Его Святейшество карают без всякой пощады и сожаления.

Петр молчал.

— Этот человек не заслуживал лучшей участи, потому что он был не только обманщик, но еще и глупец, — немного погодя произнес иезуит, высокомерно указав на виселицу пальцем, — к тому же он не знал латыни, чего Его Святейшество, великий знаток по части латыни старой доброй школы, не выносят. А вы говорите на латыни?

— Бывают минуты, когда мои школьные знания этого языка представляются мне довольно глубокими, — ответил Петр.

— Тем лучше, — сказал патер. — А этот мошенник даже не имел понятия, в какой стране и где вообще находится эта самая Кукань, откуда якобы ведет начало его род. И, хотя его предупредили, что Его Святейшество, человек весьма самолюбивый, с благоговением относятся к своему званию наместника Бога на земле, он, стоя перед ним, не выказал достаточного подобострастия.

— Спасибо, это важно знать, — сказал Петр.

— Благодарить меня не за что, вам ведь не грозит никакая опасность, — сказал патер, пристально взглянув в лицо Петру, — потому что вы действительно Петр Кукань из Кукани, и этого достаточно.

— Да, я на самом деле Петр Кукань из Кукани, — подтвердил Петр.

— Тем лучше, — еще раз повторил патер. — Теперь остается запомнить лишь некоторые подробности из правил этикета. При малой аудиенции, которую вы получите, не нужно папе целовать туфлю, как это предписано во время аудиенции большой, когда присутствует высшее духовенство; достаточно поцеловать его перстень, разумеется, опустившись на колено; тем не менее Его Святейшество при его самолюбии остались бы довольны, если бы вы все же поцеловали туфлю. Титуловать его вы должны Pater Beatissimus, но будет лучше, если вы обратитесь к нему «Ваше Святейшество». Если папа пожелает выпить вина, что он во время частных бесед охотно делает, неплохо, если вы будете опускаться на колено всякий раз, когда он станет подносить бокал к устам, как это принято во время больших банкетов.

Папа, о котором шла речь, известен в истории христианства только тем, что погубил композицию базилики св. Петра, приказав переделать фундамент, который изначально имел очертанье греческого креста, заменив его латинским, чем нарушил гармонию пропорций, и утяжелил его гигантским фасадом, на котором красовались три имени: два, написанные маленькими буквами, — святого Петра и Христа, и одно — громадными — его, папы. Это был широкоплечий, высокого роста мужчина, который, по единодушному утверждению летописцев, особенно импозантно выглядел в свободно ниспадающем праздничном церковном облачении; лицо у него было полное, гладкое, спокойное, с едва заметными седыми усиками над ярко-красными чувственными губами и редкой, несколько сужающейся внизу бородкой; лоб высокий, а маленькие глазки все время щурились и слезились, словно их беспрестанно раздражал едкий дым. Одет он был в белую сутану и длинный кружевной стихарь.