Сумерки - Глуховский Дмитрий Алексеевич (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Просто догнать? Несмотря на свой ревматизм, старикашка передвигался на удивление стремительно. В лёгких у меня уже начало жечь, сердце раздулось, и грудная клетка стала ему слишком тесна, мускулы жалобно ныли, но остановка по требованию тела была исключена. Напрасно я пытался снова и снова докричаться до прыткого старичка: только сорвал установившийся, было, дыхательный ритм. То ли расстояние до него было слишком большим, то ли он и вправду не очень хорошо слышал, а может, заметил погоню и боялся остановиться?
Когда он, наконец, замедлил шаг, я вообразил, что мои исступлённые призывы всё же достигли его ушей. Однако старик просто пытался сориентироваться; через миг он канул в ближайшей тёмной подворотне. Пока я преодолел те три с половиной сотни шагов, которые нас разделяли, он воспользовался полученной форой и сгинул во дворах. Поколебавшись, я последовал за ним.
Никогда ещё мне не приходилось встречать в этом городе таких странных, настолько несоответствующих времени и месту дворов. Я будто попал в средневековую Европу из исторических фильмов пополам с безжизненными графическими фантазиями Эшера. Узкие петляющие проходы, заваленные невообразимым хламом: дырявыми детскими колясками, сломанной мебелью, ржавыми велосипедами и полуразбитыми гипсовыми статуями; дачные заборчики с покосившимися калитками, условно разделяющие чьи-то владения, уходящие в небо пожарные лестницы, и надо всем этим, на уровне последнего этажа – крытые деревянные галереи, словно на крепостной стене какого-нибудь французского родового замка.
Откуда-то долетали звуки разговоров: детских – весёлых и капризных, женское любовное воркование, громыхала брань, звенело праздничное застолье, но вокруг никого не было, и запылённые окна оставались мертвы и пусты. Я начал догадываться, что старик намеренно свернул в эту подворотню, пытаясь скрыться. Что же, замысел удался: через несколько минут я окончательно потерял его из поля зрения, а шорох его шагов занесли, как метель заносит следы, доносившиеся со всех сторон призрачные голоса.
Ещё какое-то время я брёл наугад, пока не оказался в тупике с низенькой деревянной дверью под шиферным козырьком. Подъезд тоже был необычным и более всего напоминал уходящую вверх мрачную шахту, по стенам которой шла узкая – всего полметра шириной – лестница без перил. Видит всемогущий Ицамна, с меня сталось бы и забраться по ней до самого конца, лишь бы достать неуловимого старика. Но тут я заметил прямоугольник света впереди – там на беспокойном ветру хлопала ещё одна дверь. Подъезд оказался проходным; скорее всего, старик не стал карабкаться наверх по шатким ступеням, а проскользнул на улицу. За ним!
Толкнув дверь, я выбрался наружу и застыл, ошарашенный. Неведомо как, лабиринт дворов вывел меня в тот самый арбатский переулок, где находилась детская библиотека, ставшая потом моей первой переводческой конторой. Я был совсем недалеко от своего дома, не потратив на обратный путь и третьей части времени, положенного мной, чтобы добраться до «Акаб Цин»! Что за чертовщина?
В отличие от странных улочек и дворов, по которым я, словно Алиса кэрролловского белого кролика, преследовал предполагаемого заказчика, этот переулок был запружен народом. Ближайшее ко мне добротное серое жилое здание было будто гигантским колуном рассечено надвое; края раны уже довольно сильно разошлись, обнажив внутренности. С первого по шестой этажи в образовавшейся расщелине были видны половинки квартир: где-то обклеенные старыми обоями спальни, где-то дорого отремонтированные гостиные или зависшие над пропастью унитазы. Картина напоминала огромный кукольный домик, который можно раскрыть и заглянуть к нему внутрь. Изредка в проёмах мелькали синие комбинезоны спасателей, проверяющих, не остался ли кто в западне. У подъезда высилась небольшая гора диванов, телевизоров, компьютеров и набитых одеждой чемоданов – жильцы спасали самое ценное, пока подъезд не оцепила подоспевшая милиция. И сейчас ещё собравшаяся вокруг толпа возмущенно гудела, требуя у милиционеров снять кордон и пропустить её в погибающее здание.
Цела ли старая библиотека? В груди у меня защемило: это непримечательное и мало кому нужное строение в арбатской подбрюшине было одним из немногих мест в Москве, к которым я испытывал необъяснимую нежность.
…Землетрясение пощадило её. Деревянная постройка девятнадцатого века оказалась прочнее монументальных глыб сталинского ампира, аляповатых монстров элитных жилых комплексов и хрущёвских многоэтажных хижин. Пломбы Угрозыска на дверях были срезаны: то ли наведывались конкуренты из ГУВД, то ли мародёры воспользовались катаклизмом, чтобы попытать удачи в прикрытом за нарушения офисе.
Сам не зная зачем, я поднялся на порог и взялся за ручку; она неожиданно мягко подалась вниз, и дверь с недовольным скрипом отворилась. Воровато оглянувшись, я шагнул внутрь. Хулиганская выходка сойдёт мне с рук: во всеобщей суматохе никому нет дела до заброшенной переводческой конторы.
Там царил густой полумрак, и было душно, как в веками остававшемся запечатанном склепе. Предзакатному зимнему солнцу не по силам было проникнуть сквозь заросшие грязью оконные стёкла. В глубине помещения на полу чернела страшная широкая полоса: видимо, владельцев конторы сюда до сих пор не пускали, а милиции отмывать следы убийства было недосуг.
Приблизиться и осмотреть их я не осмелился; вместо этого подошёл к прилавку, за которым меня обычно встречал желчный Семёнов. Из-за скверного освещения его рабочего места почти не было видно, но я будто предчувствовал, что там найду.
Среди осыпавшейся штукатурки и книжной пыли на стойке покоилась она. Мне достаточно было всего один раз погладить пальцами заботливо выделанную кожу, чтобы узнать её – украшенную золочёным вензелем папку, в которой я получил самую первую, а, вернее, вторую главу старинной книги.
Я не стал искать объяснений. Жадно схватив папку, я стремглав вылетел из библиотеки и бросился в своё логово. Ни землетрясения, ни чудовища, ни даже милиция не страшили меня сейчас. Я боялся лишь одного: проснуться в поту в своей постели, судорожно сжимая пустые руки, в которых всего несколько мгновений назад держал свой бесценный груз, эту вымоленную и выстраданную мной индульгенцию.
