Тени «Желтого доминиона» - Рахим Эсенов Махтумович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

Однако эмиссар с донесением торопиться не стал, решил дождаться Нуры Курреева, который, если только он жив, должен вот-вот появиться в Мешхеде.

Нуры Курреев застал Кейли на веранде, за завтраком, состоявшим из вчерашних сандвичей и кофе, похожего на бурду. Поговаривали, что Кейли даже личного шофера-пенджабца, преданного ему человека, уволил лишь за то, что счел его аппетит слишком неумеренным для слуги.

Каракурт, крепко сбитый, с длинными, как у гориллы, руками, с блестящими, маслянистыми глазами, сидел перед англичанином развалясь, бесцеремонно разглядывая его, будто видел впервые. «Отчего его глаза так сверкают?.. Неужто терьякеш? Успел опиума накуриться?.. И большерукий… Раньше что-то не замечал. На кого он похож?..» И Кейли вспомнил село с родовым поместьем старого тестя, древнюю церковь, у которой жил бобыль-могильщик с такими же неестественно длинными руками, как у этого молодого нагловатого туркмена.

Действительно, Курреев держался независимо, как купец, имевший за душой красный товар, которому знал истинную цену. Нуры чуть отодвинулся от Кейли, жарко дышавшего ему в лицо, снял его руку со своего плеча, словно это было ему неприятно. Затем демонстративно поднялся с дивана, прошел широким, уверенным шагом на веранду и, хотя ему вовсе не хотелось есть, схватил со стола сандвич и впился в него крепкими зубами.

– У шефа кофе-то мог бы быть покрепче и качества лучшего, – Курреев, морщась, глотнул из чашки и с переполненным ртом крикнул слуге, находившемуся за стеклянными дверями кухни: – Эй, ты! Завари-ка кофе! Не такую похлебку! Свежего, покрепче!

«Скотина! – Кейли побагровел от возмущения. – Дикарь неумытый! Где ты его пил – “качества лучшего?!”» – Кейли вымученно улыбнулся, приказал слуге, чтобы тот заварил кофе, присланный из Египта.

Смутная тень подозрения мелькнула в голове Кейли: так грубо, нарочито нагло ведут себя усердно проинструктированные, начинающие немецкие агенты… Мысль эта тут же сменилась беспокойством. Спустить бы этого наглеца с веранды… Но Курреев ничего еще не рассказал. У, дрек мит пфефер – дерьмо с перцем! Такому запросто с немцами связаться. Те не поскупятся, если уже не перекупили… Нет, не успели! Откуда! От Курреева еще дорожной пылью пахнет, а сам он навряд ли догадается к немцам пойти… Может, с Джапаром Хорозом снюхался? Исключено. Джапар родовит, считает себя чуть ли не ханом, а этот – босяк… С чего же он так беспардонен? Опиума перекурил…

Курреев действительно накурился опиума. Однако эмиссар не подозревал, что происходило в тот момент на душе Нуры, принявшего для храбрости изрядную дозу наркотика. Нечеловеческого напряжения стоила ему эта игра. Иного выхода у него не было – страх, извечно точивший его душу, подстегивал плетью. И Курреев, зная свою трусливую натуру, порою до тошноты презирал себя, но еще больше, с глухой яростью, до одури, ненавидел тех, кто стоял над ним, повелевал им, ибо они всегда вызывали в нем чувство трепета и гнетущего унижения. Он все чаще вспоминал своего отца, все чаще виделись его неестественно, как мелкие монеты, округленные глаза, то панически бегающие, то застывшие в ужасе, а в ушах все чаще раздавался его по-бабьи испуганно-визгливый голос или нервный, угодливый смешок. Только его, родного отца, винил Нуры в своей трусости: все от породы, яблоко от яблони недалеко падает…

…В Мерве, у зеленого базара, по соседству с караван-сараем, в кирпичном доме, где жили братья Какаджановы, было душно и жарко. Его удивило, как много там мух. Жирные и полусонные, они бесшумно летали по всему дому, засиживая старинную массивную мебель, стены, белые занавеси на окнах. Но больше всего Нуры поразило то, что братья не замечали, как мухи, облепив их наголо выбритые головы, садились на лицо, у влажных уголков губ. Лишь однажды старший Какаджанов, Беки, вяло махнул рукой, будто не отгонял, а, наоборот, приманивал их к себе.

Братья со стороны походили на загипнотизированных кроликов, а Курреев, с которым они встречались и раньше, всем своим видом напоминал удава, готового проглотить их живьем.

– Как можно?! – Беки опомнился первым. – Мы сразу… двум хозяевам. Каждый день ждем, когда нас прибьют…

– Кому нужны ваши заячьи души? – Курреев прихлопнул муху, севшую ему на шею.

– Два хозяина – это многовато, – продолжал канючить Беки. – Да нет у нас этой типографии! Я еще тогда говорил… Отпечатали с грехом пополам десяток-другой листовок… Чекисты накрыли станок, а нас Аллах уберег…

– Типография-то была? Ну, станок этот самый!.. – Курреев бросил дохлую муху под ноги, на ковер, и почувствовал тупую боль под животом, на лбу выступила испарина… Надо уходить, заметут еще. Заметив, как Беки с любопытством уставился на него, Нуры зло передразнил Какаджанова: – Два хозяина, два хозяина! Надо будет, и третьему будете служить. Советам! Не хотите?.. У них джигиты посмелее. Только меня слушайтесь! Иначе, – Каракурт выразительно ткнул указательным пальцем в горло, – иначе никому служить не придется. Чтобы завтра к вечеру все бумаги мне выправили. Какие, я скажу… Только сюда я больше не приду. Бумаги принесете сами. Куда, я дам вам знать…

Насмешливый голос Кейли вернул Курреева издалека.

– Эй, Нуры, пей кофе! Тебе нездоровится? Или вздремнул?

– А-а-а… – вымученно улыбнулся Курреев. – Мне что-нибудь покрепче…

– Есть водка, вино крепленое. Может, джина хлебнешь?

Кейли весело хлопнул в ладоши – в дверях вновь закорючкой возникла фигура слуги. Он даже обрадовался, что Курреев сам попросил спиртного: выпивший человек скорее сболтнет то, о чем хотелось бы умолчать трезвому. Слуга тут же поставил перед ними два стакана с джином – для Кейли разведенный с тоником, для Нуры чистый.

– Я привез целый санач [20] новостей, – Курреев хлебнул из стакана и, не сводя глаз с англичанина, продолжил: – Такие вам и во сне не приснятся…

– Давай выкладывай. – Кейли, оскорбленный снисходительным тоном агента, заерзал на месте: «Питекантроп несчастный! И где так складно лаять научился? Недавно еще у Джунаид-хана бессловесным столбом торчал… Погоди ж, прохвост, проучу я тебя!» И все же эмиссар спокойно повторил: – Выкладывай, Нуры… Послушаем, чего стоят твои новости.

– Боюсь продешевить, шеф. Знать хочу наперед, сколько отвалите мне за работу… Я мог голову потерять.

– Кота в мешке не покупаю. Мы никогда не обижали своих. Слово джентльмена!

Курреев бережно достал из хорджуна увесистый сверток, завернутый в темный платок, развернул не спеша – там были бумаги, газеты, листовки, – аккуратно разложил их на три отдельные стопки и многозначительно посмотрел на эмиссара.

– Вот, шеф, – Курреев протянул три листа, испещренные в два столбца только одними именами. – Тут все двести восемь членов подпольной организации Мерва… Многие в список не вошли. Верховодит ими Тайный комитет из семи, точнее, из девяти членов. Имена семерых обведены зеленым…

– Программа организации? – Кейли вперился глазами в список.

– Есть и программа. Вооруженное восстание в Мерве. Раз. Одновременно за оружие берутся в Ашхабаде, Теджене, Хиве, Кизыл-Арвате, Ташаузе и на западе Каракумов. Перебить всех русских, большевиков в первую очередь, распустить Советы. Это два. Провозгласить буржуазную автономию под протекторатом Великобритании. Это три…

– Всё подполье сформировано в организации? Или только в Мерве?

– Только формируется… Тайный комитет курьеров разослал, создают подпольные организации по всему Туркменистану.

– А оружие, боеприпасы?

– Есть кое-какие остатки… Не густо. Ну, надеются, что друзья-англичане помогут, – Курреев подал два лощеных листа. – Вот тут программа организации и ее ближайшие задачи…

– Кто глава? Имя?

– Да… – спохватился Курреев. – Имена двух членов Тайного комитета держатся в строгом секрете, они у большевиков работают. Один из них устроен в Ашхабаде, в одном государственном учреждении. Он глава, имени его я не знаю. Его настоящего имени, говорят, не знают даже члены Тайного комитета. Все указания исходят от братьев Какаджановых.