Сальватор - Дюма Александр (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

– Да, так говорят, – скромно ответил гигант.

– А ты это доказываешь.

Последнее признание дало господину де Вальженезу очень ценные сведения, и перед пленником забрезжила такая реальная надежда скрыться, что он, увидев, как была открыта седьмая бутылка, накрыл свой стакан ладонью и сказал:

– Спасибо! С меня достаточно.

Жан Торо отвел бутылку в сторону и пристально посмотрел на господина де Вальженеза.

Глава XXXIX

В которой господин де Вальженез прямо говорит, что не умеет ни петь, ни плясать

Во взгляде Жана Торо было то свирепое выражение, которое появляется у некоторых людей, когда те начинают хмелеть.

– А? – сказал он. – С вас достаточно?

– Да, – ответил Лоредан. – Мне больше пить не хочется.

– Вот это здорово! Можно подумать, что люди пьют вино только тогда, когда им просто хочется пить, – сказал Туссен. – Да если бы мы всегда пили только потому, что нам хочется пить, мы больше одной-двух бутылок не выпивали бы.

– Туссен, – сказал Жан Торо, – мне кажется, что мсье не знает всем хорошо известную пословицу!

– Какую же? – спросил Лоредан.

– «Когда пробка вынута, вино следует выпить…» А поскольку мы эту бутылку уже открыли…

– То что тогда? – произнес Лоредан.

– А то, что ее следует выпить!

Лоредан протянул свой стакан.

Жан Торо наполнил его.

– Теперь тебе, – сказал он, поворачивая горлышко бутылки в направлении своего приятеля, подобно тому, как пушкарь разворачивает свое орудие в ту сторону, куда он хочет выстрелить.

– Я-то с радостью! – сказал Туссен, позабыв, что у него был очень волнительный день и что этот последний стакан не только будет лишним, но выведет его из нормального состояния.

И, быстро опорожнив свой стакан, он затянул уж не знаю какую застольную песню, в которой никто из присутствующих не смог понять ни единого слова, поскольку он пел на своем ужасном овернском наречии.

– Умолкни! – сказал Жан Торо, не имея сил дослушать первый куплет.

– Почему это – умолкни? – спросил Туссен.

– Потому что такое, возможно, и очень любят в центре Оверни, но никак не в Париже и его пригородах.

– Но это же отлишная пешня! – сказал Туссен.

– Может быть, но мне нравится другая… Мне, к примеру, больше по нраву та песня, которую сейчас споет нам господин граф.

– Которую я сейчас спою? – спросил Лоредан.

– Ну конечно! Вы, должно быть, знаете много отлишных пешень, как говорит мой приятель Туссен Лувертюр.

И Жан Торо захохотал тем безумным смехом, который является первым признаком наступающего опьянения.

– Вы ошибаетесь, мсье, – холодно сказал Вальженез, – я не знаю ни одной песни.

– Неужели не знаете ни одной застольной песенки? – спросил Жан Торо.

– А ведь за столом не только поют и пьют! – сказал Туссен. – Я вот теперь предпочел бы не пить, а есть. Тем более что я очень проголодался.

– Так мы готовы спеть, приятель? – спросил Жан Торо, готовясь хлопать в ладоши.

– Клянусь вам, что я не только не знаю ни одной песни, – сказал господин де Вальженез, слегка напуганный тоном, которым Жан Торо повторил свою просьбу, – но и петь-то вовсе не умею.

– Вы не уметь петь? – произнес Туссен, который, восприняв критику приятеля за то, что говорит на овернском наречии, стал стараться исправиться и начал говорить, как негр. – Я вам не верить!.

– Я еще раз вам говорю, что петь я не умею, – снова повторил Лоредан. – И весьма об этом сожалею, поскольку очень бы хотел доставить вам удовольствие. Но это – превыше моих сил.

– Какая досада! – произнес Жан Торо с юмором. – Ведь вы могли бы сами поразвлечься и меня повеселить.

– Я тем более об этом сожалею, – ответил Вальженез.

– А! – произнес Туссен.

– Что такое?

– У меня есть идея!

– Молчи!

– Но у меня есть неплохая идея! – настаивал Туссен.

– Ну, тогда скажи, что придумал!

– Коли этот молодой господин не знает песен или не умеет петь, – продолжал Туссен, не обращая внимания на сарказм приятеля, – он должен уметь плясать, не правда ли, друг Жан?

И затем, повернувшись к Лоредану, сказал пьяным голосом:

– Не хотите ли сплясать нам что-нибудь, господин граф?

– Что! Вы хотите, чтобы я сплясал вам что-нибудь? – произнес Вальженез. – Да вы с ума сошли!

– Почему это я сошел с ума? – спросил Туссен.

– Да разве люди пляшут просто так, без повода?

– Ладно! – сказал Туссен. – Без повода люди не пляшут. Они пляшут ради того, чтобы поплясать. Когда я жил у себя на родине, мы постоянно плясали!

– Вы плясали буррэ? – спросил Лоредан.

– Да, буррэ… А вы случаем не хотите ли сплясать буррэ?

– Нет. Я буррэ сплясать не хочу, поскольку плясать не умею вовсе.

– Да я и не прошу вас сплясать именно это, – снова продолжил Туссен. – Пляшите гавот, если хотите. Но хоть что-нибудь нам спляшите. Жан, ведь правда, господин граф должен нам что-нибудь сплясать?

– Я с удовольствием посмотрел бы, как господин граф пляшет…

– Слышали, почтенный?

– Но…

– Дайте же вашему другу закончить мысль. Вы же слышали, что он произнес но, – сказал Лоредан.

– Но, – продолжал Жан Торо, – для того, чтобы плясать, должна быть музыка!

– Естественно! И мсье Жан Торо прав! – воскликнул Вальженез, подумав, что если гигант поддержит идею своего напарника, ему, графу, придется станцевать коленце для того, чтобы умилостивить обоих могикан.

– А что, музыку трудно изобразить, что ли? – произнес Туссен, ставший от выпитого вина упрямым и очень находчивым.

– Не знаю, трудно это или нет, – наивно сказал Жан Торо. – Но лично я ни разу в жизни и не пытался это сделать. Однако я полагаю, что для того, чтобы была музыка, нужен какой-то музыкальный инструмент. Не так ли, мсье граф?

– Совершенно справедливо! – сказал Лоредан, пожимая плечами.

– Что?! Инструмент? – переспросил Туссен. – Да у любого из нас есть такой инструмент!

И, сказав это, Туссен сложил свою черную ладонь в форме дудки, мундштук которой был образован большим пальцем. Затем, приложив этот мундштук к губам, он принялся мурлыкать мотив песни «Король Дагобер».

После чего, обернувшись к Жану Торо, сказал:

– Разве это – не прекрасный инструмент?

– Хороший, – ответил Жан Торо, упорствуя в своем мнении, – но он скорее годится для охоты, а не для плясок.

– И то верно, – ответил на это Туссен, всегда охотно соглашавшийся со справедливыми замечаниями. – Тогда, коль скоро мы не можем ни петь, ни танцевать, давайте пить!

– Вот это правильно! – поспешил поддержать его господин де Вальженез. – Давайте лучше пить!

Но сказал он это слишком поспешно, и в его словах явно прозвучало желание не выпить самому, а заставить напиться приятелей. Жан Торо подозрительно взглянул на него, не понимая еще, следует отметить, плана господина де Вальженеза. Поскольку этот молодец и представить не мог, что вино иногда становится отравой. Но он все же почуял какую-то опасность и, ставя на стол бутылку, которую уже держал, чтобы наполнить стакан Туссена, сказал:

– Нет, тебе уже хватит, Туссен!

– О, вина никогда не хватает, друг мой Жан.

– Вообще-то это правильно, – сказал плотник. – Но сегодня это не так.

– Однако, – возразил пленник, – вы же сами стали угощать меня. А я хочу выпить еще.

– Вы, мой благородный, – снова заговорил Жан Торо, – совсем другое дело. Вы можете упиться, если есть такое намерение… Я ведь вам уже сказал, что в шкафу стоит еще бутылок сорок. Давайте ваш стакан!

Лоредан протянул стакан, и Жан Торо наполнил его на две трети. Потом он поставил бутылку на стол.

– А вы?.. – спросил господин де Вальженез.

– Я? – переспросил Жан Торо. – Я выпил уже достаточно. Туссен вам уже сказал, что если я выпью лишнего, то становлюсь сердитым. Он прав, и я больше пить не стану.

– Давайте выпьем еще стаканчик со мной, – сказал Вальженез, сделав вид, что не понимает причин умеренности Жана Торо, хотя на самом-то деле все прекрасно понял.