Монах: время драконов - Ши Роберт (список книг .txt) 📗
Молодой гурхан, в котором Танико узнала Байана, вышел вперед и обнажил саблю. Танико перестала дышать. На Священных Островах, если воин обнажал свой меч, он не мог уже вложить его обратно с честью, не пролив чьей-либо крови. Но Кублай что-то тихо сказал Байану, и тот вложил саблю в ножны и сел.
– Я одинаково чувствую себя дома и во дворце и в юрте, Торлук, – улыбаясь, произнес Кублай. – А тебе советую быть осторожным. – Улыбка исчезла, лицо стало суровым, как у высеченного из камня изображения бога. – Ты едва не сказал, что не признаешь решения этого курултая. А это было бы уже изменой.
Торлук по-прежнему стоял, но не произносил ни слова, пронзаемый взглядом Кублая. Наконец он отвернулся от хана и стал пробираться сквозь толпу, Кублай тихо разговаривал с сидящими рядом советниками. Огромный зал медленно наполнился гулом множества голосов.
«Какой странный способ решать государственные вопросы», – подумала Танико. Она еще ни разу не присутствовала на собраниях, где бы все говорили одновременно, не обращая внимания на своих вождей, а сами вожди, не обращая внимания на собравшихся, говорили между собой. Она попыталась представить себе, что бы случилось, если бы Сына Небес стали выбирать на собраниях, проводимых знатными людьми империи. Это было немыслимо, кощунственно. Но император Священных Островов был богом.
Теперь гурхан Байан стал призывать к тишине. Он произнес длинную речь по-монгольски. Танико прожила среди монголов уже достаточно долго, чтобы понять ее суть. Он призывал курултай избрать Великим Ханом Кублая. Он привел очень много доводов. Все они были очевидными. И все сводились к одному – кроме Кублай-хана, никто в мире не был способен править, поддерживать и расширять огромную монгольскую империю. Ей было непонятно, почему Арик Бука и его приверженцы не понимали этого?
Вожди ответили на речь Байана гулом одобрения. Теперь Кублай стал отказываться, называя себя недостойным. Он протянул вперед руки, отвергая предложенную ему честь. Буркина в деталях описала Танико, как будет происходить эта часть собрания, и, хотя она плохо понимала монгольский, смысл происходящего был ей понятен. Из толпы раздались крики, в которых звучало требование принять пост Великого Хана. Как странно и грубо – подданные выкрикивают приказы человеку, которого сами избрали своим правителем. Хотя не более странно и грубо, чем сама мысль о том, что люди могут выбирать себе правителя.
Гул стал более сильным, он уже пугал своей мощью. Некоторые скандировали его имя: «Кублай, Кублай». Но он по-прежнему качал головой и пытался, чтобы его отказ был услышан в этом страшном шуме – странное поведение для человека, сидящего на императорском троне и носящего на голове украшенную драгоценными камнями корону. Но от него ожидали именно этого, как объяснила Буркина.
Наконец, Кублай встал на ноги. Он вновь протянул вперед руки, но на этот раз жест выражал согласие. «Он кланяется, соглашаясь стать обладателем верховной власти», – подумала все еще изумленная Танико.
Крики вождей монголов стали оглушительными.
Байан и более пожилой военачальник – она решила, что это был Уриангкатай, – держали в руках длинную полосу темно-серого войлока. Это, объяснила ей Буркина, являлось традицией для всех монгольских ханов еще с того времени, когда их племя было создано духами снега и льда. Два военачальника обернули войлоком сиденье и подлокотники трона. Кублай медленно опустился на него.
«Как просто, – подумала Танико. – Человек опустил свои ягодицы на кусок войлока и стал властелином мира».
Приветственные крики стали вдвое более громкими, потом внезапно стихли. Один за другим люди снимали с себя головные уборы: меховые шапки, стальные шлемы, официальные шляпы китайского стиля, тюрбаны, бурнусы. В наступившей в зале тишине они расстегнули свои пояса. Мечи и кинжалы с глухим стуком упали на ковры. Все оставались на ногах и перекинули через плечо свои пояса. Таким традиционным способом они выразили свое повиновение новому Великому Хану.
Один за другим вожди подходили к Кублаю, чтобы приветствовать его и принести личные клятвы верности. Слуги с огромными фарфоровыми кувшинами с вином и огромными блюдами с жареной говядиной и бараниной стали ходить по залу. Танико заметила, как стал пробираться к выходу темник Торлук. Его войлочная шапка оставалась на голове, меч – на боку, но никто, казалось, не замечал его.
На галерее раздался голос Буркины:
– Мои госпожи, нам пора уходить. Пройдет со всем немного времени, и степень веселья и радости превысит безопасный уровень. Каждой из нас, несомненно, представится возможность поздравить Великого Хана по-своему и в свое время. – Раздались протестующие крики.
– Так будет лучше сделать чужеземке, – заявила Хотай. – Что касается меня, я всю свою жизнь присутствовала на пирах монголов. Я буду чувствовав себя в безопасности и покое и потому остаюсь.
– Действительно, она в полной безопасности, – тихо сказала Танико Сереметра. – Какой мужчина дважды посмотрит на эту корову?
Одна из китайских наложниц Кублая брякнула:
– Именно коров монголы любят больше всего.
Танико посмотрела на китаянку:
– Ты можешь лишиться головы, если кто-нибудь из монголов услышит это.
Женщина рассмеялась:
– Совсем нет. Называть женщину большой коровой считается высшим комплиментом у монголов, ты не знала?
За исключением Хотай и некоторых более старших и занимающих высокое положение монголок, включая главную жену, госпожу Дзамуи, все женщины позволили Буркине свести себя по лестнице с галереи и вывести из дворца. На другой стороне широкого двора, в центре которого располагался фонтан, стоял дворец для женщин. Хотя стоял уже Пятый месяц – начало лета, – ветер дул с расположенных на севере степей, и было холодно. Танико могла понять, почему Кублай выбрал Шангту для своей летней резиденции.
Женщины группой пересекли двор. «Как стая гусынь», – подумала Танико. К ним приблизился монах, один из немногих, пришедших из самых отдаленных уголков земли посмотреть на курултай и определить, чего ждать различным религиям от этих новых покорителей мира. Этот был чуть выше Танико, с белыми волосами и бородой. На нем были серые одежды.
– Отойди в сторону! – громко крикнула Буркина. – Никому не позволено приближаться к женам Великого Хана.
Пожилой монах хмыкнул и остался на месте.
– Моя госпожа, мужчина моего возраста, к тому же в одеждах монаха, явно не может представлять опасности.
– Очень часто одежды монаха скрывают опасное оружие, – ответила Буркина чуть более приятным голосом.
– Мое оружие в моем возрасте не стреляет слишком далеко, госпожа, – улыбаясь, сказал монах. – Уверяю, вы находитесь вне его досягаемости.
Танико задумалась о нем. По росту и внешнему облику он не походил ни на китайца, ни на монгола, а выглядел как выходец из ее родной страны. Только успев подумать это, она вдруг узнала эмблему на одежде. Это было ивовое дерево, подобное тому, которое она видела на одежде Дзебу. Старик был зиндзя со Священных Островов. Она была уверена в этом.
До этого момента она не догадывалась, как соскучилась по своей родине и людям, живущим там. Ей захотелось плакать.
– Что тебе нужно, старый монах? – резко спросила Буркина. – Если бы у тебя не было седых волос, я давно приказала бы стражникам отрубить тебе голову.
Старик поклонился так, как это умели делать только жители Священных Островов – с уважением, но и с достоинством.
– Я понимаю, что не могу поговорить прямо с одной из наложниц Великого Хана, – сказал монах. – Но среди вас я увидел женщину, в которой узнал свою соотечественницу. – Он посмотрел прямо на Танико, и глаза его сверкнули. – У меня есть для нее новости.
– Конечно, – сказала Буркина, – по твоей внушительной стати я должна была догадаться, что ты из Страны Карликов. – Некоторые из женщин захихикали, Танико посмотрела на них уничтожающим взглядом. Ей хотелось броситься через двор к ногам монаха, но она не смела даже прямо заговорить с ним.
