За Уральским Камнем - Жук Сергей Владимирович (бесплатные полные книги .txt) 📗
Воровских людишек, господине, вели отправить немедля в Тобольск с сыном боярским Максимом Байкашиным, зачинщиков везти в клетях, закованными в железо, дай ему стрельцов столько, сколько потребно по твоему разумению.
Ежели пропустишь мимо острога воровских людишек, о том отписано будет к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу».
10
Чем больше забот у мужиков, тем бабе тоскливей. Так и наша Дарья, извелась, болезная! Мужиков хоть и стало больше, а что проку? Внимания к ней лишь убавилось. Все мужичьи заботы, сборы, переживания ее мало интересуют, а вот то, что лишили простых бабьих радостей, Дарью просто бесило.
– Будь что будет, – решила она, – но Петру я отомщу! Соблазню Тимофея. Даже интересно, насколь они и в любви будут схожи?
Одним словом, взбесилась девка. Сейчас для нее личная проблема виделась гораздо важнее всех этих скучных, мужских, государевых дел. А может, оно и на самом деле так?
Отвар дурманящий Дарья приготовила на славу. Запарила на козьем молоке взвар семени чертополоха и конопли. Сие зелье и головушку задурманит, и сил любовных придаст. А случай подходящий задерживать не стал.
Колол Тимофей дрова, да неприятность случилась. Колун с древка слетел да ногу повредил. Вот и пришлось Петру одному до воеводы идти, то вопрос какой-то приключился, а Дарья тут как тут. И право сказать, в этих вопросах немалые у нее были познания. Разбиралась и в травах, и кости вправить, а если надо, то и рану залечить, – ко всему сподобна была девка.
Наложив на ушиб холодную повязку, Дарья приподнесла Тимофею черпак взвара.
– Отведай, Тимоша, этого зелья, – молвила она ангельским голосом. – Вреда от него нет, а силушки придаст.
Выпил Тимофей зелья, – и пошла дурман-трава по разуму да плоти мужичьей. А Дарья хороша: распустила волосы, оголила тело и к Тимофею прильнула. И приключилась у них любовь нешуточная, а всепоглощающая, тело отдающее во власть любовных утех. Не было у Тимофея мыслей сопротивляться. Дарью он взял страстно и желанно.
Петр в это время пребывал у воеводы Семена Ивановича Шаховского. Того сейчас волновала более всего отписка Тобольского воеводы. Шуточное ли дело, остановить ватагу вооруженных казаков числом более ста, когда острожный гарнизон много менее будет. Вот и пригласил князя Петра, как стрелецкого сотника и бывалого воина, на совет.
– Прежде всего их надо задержать у Енисейского острога, а то они Бог знает, куда уйти могут, – рассуждал воевода.
Присутствующий здесь же дьяк стал перечислять:
– Кроме Маковского волока, им более сподобно идти рекой Сым воровским путем, но там проводник требуется, а то в верховых болотах заплутать и сгинуть просто. Можно идти через Туруханское зимовье на Мангазею, но там гарнизон добрый, враз всех повяжут. А ежели воровские людишки пойдут в низовья Енисея, к холодным морям, и пристанут к поморам, что промышляют там рыбьим зубом, тогда их уже не сыскать.
– Значит, требуется остановить их здесь, а на это дело надо поставить несколько добрых стругов с пушками и пищалями. Как вскроются реки, так эти струги должны денно и нощно караулить разбойные лодки, и пушками принудить пристать к берегу, – высказал предложение князь Петр.
– А далее как быть, ведь их со стругов еще сбить надо? – засомневался воевода.
– То и будет твоя забота, князь воевода. Собери на это дело всех людишек, и пашенных крестьян в том числе, и крещеных татар с остяками, чтобы числом много больше их было. Тогда толк будет, спужаются воры.
Тут что-то Петру нехорошо стало. Беспокойство и тревога охватили его.
– Что с тобой приключилось, князь? – тревожась, спросил воевода.
– За брата беспокоюсь! Нынче повредил ногу, так Дарья взялась врачевать его. Как бы чего не натворила вздорная девка! Поспешу я до дома, а то душе непокойно.
Когда князь Петр осадил коня у крыльца гостиной избы, то уже не сомневался в случившемся, и сладко спящая парочка его не удивила.
Чтобы остыть и собраться с мыслями, Петр решил прогуляться верхом и, скоро погоняя коня, мчался по укатанной санями дороге.
Мысли быстро приходили в порядок. Самое удивительное, можно сказать даже радостное: чувство обиды на брата было мимолетным и не оставило в душе и следа. Но вот решение, как быть дальше, не приходило. У него даже появилась нелепая мысль: ежели они с братом одно целое, то почему и женка не может быть одна? Ведь такую чертовку, как Дарья, еще поискать!
А в избе в это время царило смятение: в спаленку собрались все, включая Вульфа и Турай-ад-Дина. На этот раз они были едины во мнении. Вина за случившееся целиком падала на Дарью, а Тимофей выглядел этаким невинным агнцем. За этим занятием и застал Петр всю честную компанию.
При виде Петра Дарью вдруг охватило чувство смущения и стыда. Петр даже удивился, заметив, как лицо девки зарделось алым цветом. Смущенная до крайности, она выскочила прочь из комнаты и, укрывшись в чулане, стала ждать решения своей участи.
Все могло бы закончиться без последствий. Петр и Тимофей настроены были благодушно и смертельных грехов не усматривали. К тому же Дарья, несмотря на свой беспокойный характер и непредсказуемость, снискала именно этими качествами любовь всех друзей. Но неожиданно заговорил молчащий все это время Турай-ака.
– Наши планы всецело зависят от братьев, от их единения в помыслах и деяниях, и только женщина, вставшая между ними, может угрожать этому. Она внесет ложные понятия и чувства по отношению друг к другу, что приведет к преобладанию над человеком необузданного стремления к удовлетворению животных желаний, а чистые помыслы померкнут и будут забыты. Не зря Аллах оградил мусульманских женщин от греха, одев на них платье, скрывающее их прелести от взоров, и отдав во власть одного мужчины.
Моральный и духовный ущерб несет Дарья братьям, и тем вредит всем нам. Жизненно необходимо Петру и Тимофею пребывать в чистоте и целомудрии, а не следовать слепым физическим стремлениям. Только Аллаху ведомо то, и не зря он полностью запретил подобное и уведомил нас о страшных наказаниях за это в будущей жизни.
– Но как же поступить с Дарьей? – молвил Вульф. – Ведь она не единожды доказывала свою преданность всем нам.
– По грехам, надо свести Дарью в ближайший женский монастырь, подстричь ее и оставить там чернушкой замаливать грехи, – категорично заявил имам.
А между тем неугомонной Дарье надоело сидеть в чулане, и она, крадучись, приблизилась к двери, за которой решалась ее судьба, именно в тот момент, когда имам вынес свой вердикт. И если сами слова, сказанные Турай-ад-Дином, восприняла как пустое, то наступившее после них молчание воспринималось как всеобщее согласие, что повергло девку в ужас. Перспектива оказаться в монастыре в качестве послушницы была для Дарьи хуже смерти.
Со слезами на глазах девка вбежала в комнату, своим неожиданным появлением еще более усилив всеобщую немоту. Воспринимая это как приговор, Дарья, опустившись на колени, стала молиться, прося Матерь Божью о прощении и милости.
– Заступница усердная, благоутробная Господа нашего! К Тебе прибегаю я, окаянная и паче всех человек грешнейшая, внемли гласу моления моему, и вопль мой и стенания услыши. Ты, Всеблагая и Милосердная Владычица, не презри меня отчаявшую и во грехах погибающую, помилуй меня, кающуюся во злых делах моих, и обрати на путь правый заблудшую окаянную душу мою. На Тебя, Владычице моей, Богородице, возлагаю все упования мои. Ты, Мати Божия, сохрани и соблюди меня под покровом Твоим, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Окончив молитву, Дарья вынула небольшой, но острый как бритва нож, что всегда висел у нее на поясе, и трагически обстоятельно, не торопясь, обрезала себе волосы.
– Братья мои! – молвила она. – Не гоните покаявшуюся грешницу от себя. Дозвольте сестре быть рядом. Отныне только любовь и внимание сестры будет окружать вас. Клянусь в этом и беру в свидетели Матерь Божью, Святую Деву Марию.
