Пояс Богородицы - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
— Государыня, — сказал он, провожая после служ-бы великую княгиню к выходу из Успенского собо-ра, — ты как-то упоминала о желании иметь при себе скомороха, наподобие европейских шутов, так вот, мне кажется, я нашел для тебя такого… Правда, у него есть одно качество… Точнее — маленький недостаток, который, — Алексий тонко улыбнулся, — быть может, впрочем, вовсе даже напротив — достоинство…
— Что же это за странное качество — недостаток, который одновременно — достоинство? — улыбнулась Софья.
— Он глухонемой.
— Глухонемой??? — поразилась великая княгиня.— Какой же прок от шута, который лишен главного предмета своего ремесла, возможности шутить?
— О государыня, изволь на него взглянуть, и ты сразу все поймешь! Савва рассмешит, позабавит, а по-рой заставит тебя задуматься, не прибегая к речи! Он может показать все, что угодно, лицом и телом, жеста-ми и движением! А его природный недостаток превра-щается в достоинство, если учесть, что при нем можно разговаривать обо всем, не опасаясь, что это дойдет до чьих-нибудь ушей, — многозначительно заметил Алексий.
— Интересно! — с любопытством взглянула Софья на священника, — быть может, в этом что-то есть. По-кажи мне его!
Через неделю горбун Савва стал личным придвор-ным шутом, или, как здесь говорили, скоморохом ве-ликой московской княгини Софьи Фоминичны.
Разумеется, было бы большой наивностью думать, будто византийская принцесса, воспитанная при пап-ском дворе, легко и сразу поверила словам малознакомого священника. Более того, еще когда Алексий лишь упомянул о том, что кандидат нем и глух, она немедля заподозрила, что в ее окружение хотят ввести шпиона, который, притворяясь глухонемым, будет все подслушивать и кому-то докладывать о каждом ее шаге. Кому и зачем — это был отдельный и следующий вопрос, а пока Софья решила, что если этот Савва понравится ей настолько, чтобы оставить его при себе, то тогда она найдет сотню различных способов проверить его, а что касается изобретения таких способов — уж тут-то великая княгиня была весьма хитроумна и находчива.
Савва сразу же произвел неизгладимое впечатление" не только на великую княгиню, но и на всех ее придворных дам — уже первое появление нового скомороха в тронном зале повергло их в такой хохот, что Береника едва успела добежать до горшка за ширмой, Паола каталась по полу, Дарья так зашлась, что чуть не уронила младенца-княжича, брызнув струйкой молока из груди прямо Савве в лицо, а старушка Аспазия настолько уморилась от смеха, что долго потом жаловалась на боль во всех ребрах. А ведь Савва не сделал ничего особенного — войдя, торжественно поклонившись с самым серьезным видом, он вдруг остолбенел, увидев на спинке трона черного двуглавого византийского орла, а потом внезапно вскочил на этот трон и, весь на нем раскорячившись, так похоже изобразил диковинную птицу, что дамы расхохотались. Савва же, мгновенно на ходу улавливая самые характерные черты их поведения, тут же представил дам всех по очереди — как они смеются, — не исключая самой великой княгини, которая хохотала совершенно беззвучно, лишь тряся вверх-вниз своими пышными грудями, чем и довел всех несчастных женщин до вышеупомянутого исступления.
Нечего и говорить, что Савва был немедленно принят на должность личного придворного скомороха великой княгини Софьи Фоминичны с денежным окладом пять рублей в месяц, что было по тем временам огромными деньгами, учитывая, например, хотя бы тот факт, что знаменитый мастер на все руки — сам Аристотель Фьорованти получал от великого князя де-сять рублей в месяц.
Однако принятие Саввы на службу означало лишь то, что он прошел первое, самое простое испытание на пригодность в должности и понравился великой княгине, но еще вовсе не означало, что он обрел ее доверие. Напротив, чем талантливее был человек, по-падавший в окружение Софьи, тем большее подозре-ние он вызывал, а потому Савва был подвергнут мно-гочисленным, разнообразным и беспощадным про-веркам. Чего только не придумывали хитроумные женщины, чтобы убедиться, действительно ли Савва полностью глух или слышит хоть что-нибудь. Доста-точно упомянуть лишь о нескольких таких подвохах, когда, например, Береника неожиданно роняла с гро-хотом серебряный поднос, полный посуды, на камен-ный пол за спиной Саввы, мирно дремавшего на сту-пеньках трона, в то время как остальные глаз не своди-ли с его лица — а не дрогнет ли на нем хоть один мус-кул? Или, еще похлеще — делая вид, что болтают о пус-тяках, женщины заводили при Савве особо интимные разговоры, описывая в самых пикантных подробно-стях такие любовные приключения, что вряд ли обыч-ный мужчина, пусть даже урод и горбун, но совсем еще не старый — Савве не больше сорока лет на вид было (а на деле тридцать пить), смог бы равнодушно слушать все это, а сами внимательно наблюдали за всеми реак-циями его лица и тела — а не смутится ли, не покрас-неет ли, али еще, может, чем себя выдаст…
Однако Савва с честью прошел все испытания, и по-степенно великая княгиня стала все больше и больше уверяться в его полной глухоте, утешая себя при этом еще и губительными доводами; во-первых, она разгова-ривала со своими фрейлинами в основном по-грече-ски, а в особо секретных случаях по-итальянски, полагая маловероятным, чтобы какой-то простой москов-ский скоморох может владеть двумя этими языками,— ну, допустим, еще греческим куда ни шло, но итальян-ским?..
Великая княгиня ничего не знала о служителях тай-ной веры, как не знала до поры до времени и о самой этой вере, а потому трудно было ей представить, каки-ми одаренными, трудолюбивыми и талантливыми ока-зывались некоторые выдающиеся и особо высокопо-ставленные ее представители,
А между тем Савва Горбун был к тому времени уже братом восьмой заповеди, легендарной личностью и гордостью всего Братства, поскольку этот высокий ранг он получил более чем заслуженно, безукоризнен-но выполнив десятки самых трудных и порой казав-шихся невозможными для выполнения заданий, не со-вершив при этом ни единой, ни малейшей ошибки, каждый раз меняя до неузнаваемости свою, казалось бы, столь запоминающуюся уродливую внешность и всякий раз исчезая с места выполнения своего послед-него дела так, что все, кто его знал, были убеждены в его смерти — не менее чем на пяти разных кладбищах трех княжеств находились его могилы, над которыми некогда печально стояли знавшие его люди, потому что второй яркой особенностью работы Саввы — под какой бы личиной он ни прятался — была всеобщая любовь к нему окружающих его людей — тех самых, чьи секреты он столь успешно выведывал и отправлял вышестоящим братьям, что приводило порой к разо-рению или даже смерти владельцев этих секретов.
Так, например, князь Семен Бельский, человек от-нюдь не сентиментальный, часто и с глубокой симпа-тией вспоминал бывшего глухонемого и придуркова-того горбуна — трубочиста запутанной сети дымохо-дов замка Горваль, которого он так любил и кому приписывал свой побег из темницы этого замка, глу-боко скорбя о гибели несчастного урода во время спа-сения его бесценной княжеской жизни, никогда так и
не узнав о том, что именно Савва не только прямо ви-новен во всех его несчастьях, но к тому же еще в ту памятную ночь, когда князь наивно оплакивал своего спасителя, именно мнимый трубочист, выполняя волю Никифора Любича и Верховной Рады Братства, акку-ратно передал князя Семена на погибель с рук на руки его злейшему врагу и родному брату князю Федору Бельскому.
А ведь князь Семен отнюдь не был простаком и тщательно проверял каждого, кто поступал на его службу. Он не жалел денег и времени на такие провер-ки, и его покойный уже нынче слуга Мокей, послан-ный в Гомель для выяснения всех фактов прошлой жизни Саввы, доложил ему обо всем, что удалось выве-дать, и действительно — много ли можно узнать о глу-хонемом неграмотном придурке? Казалось; Мокей уз-нал все — и то, что Савва был подкидышем в монасты-ре кающихся грешниц, где сперва его приютили монахини, а как только подрос, начал работать на мо-настырском кладбище, где хоронили умерших или убитых на улицах как раскаявшихся, так и не успев-ших раскаяться грешниц, и о том, как потом недолго служил у одного купца, который разорился, и, нако-нец, о том, как Савва, оказавшись нищим, пришел в Горваль пешком, просто случайно — вот шел куда гла-за глядят, прося по дороге подаяние, а тут как раз тре-бовался трубочист…
