Ходи невредимым! - Антоновская Анна Арнольдовна (книги .txt) 📗
– И это для меня не тайна… Когда-то церковь хороший совет давала, как укротить молнию, – жаль, не воспользовался. Теперь применю гром… Но, дорогой, зачем нам портить встречу давним спором, который продлится между нами еще долгие годы? Не оружием, не подвохами – другой силой выполню царскую волю и сломлю тебя! А ты чем?
– В единоборстве самое лучшее оружие то, которое попадается под руку. Пока жив, буду искоренять одряхлевшее сословие. Давай выпьем за молодую траву! За весеннее буйство! За солнце для всех!.. Не пьешь?.. Ты прав, не будем портить встречу… Если Картли уцелеет, – она должна уцелеть, – у нас с тобой еще будет много забот. Тем более о другом надеюсь с тобою сговориться.
– О чем, друг?
– Об объединении грузинских царств и княжеств в одно царство…
Долго молчал Шадиман, с наслаждением осушая чашу, не спеша, каплю за каплей. Потом разрезал яблоко на две равные половины и одну из них на кончике серебряного ножа изысканно протянул Саакадзе.
– Для такого дела сильный царь нужен.
– Найдем.
– Может, уже нашел? – Шадиман вспомнил подобный разговор с Трифилием. Почему Саакадзе иронически усмехнулся? Беспокойство нарастало. Нет, ему, князю Шадиману, не нужен царь из врат церкови и из пасти «барса»! Царствовать должен Симон, и над одной Картли! «Никаких новшеств, пока не объединю всех князей в своем железном кулаке».
Саакадзе, сдержанно улыбаясь Шадиману, точно поддакивая его мыслям, размышлял: «Нет, породу шадимановскую не изменишь, нельзя открывать все… Пусть, пока не изгоню врага, будет, как они хотят, а потом непременно – как мы хотим». Подняв чашу, Саакадзе добродушно произнес:
– К сожалению, дорогой, цари, да еще сильные, не растут на деревьях. Но вы, князья, всегда удачно обходили такое затруднение. Одно время я о Луарсабе думал, но шах только смерти его отдаст. Потом о царевиче Вахтанге, но у него лишь звание – ни головы, ни сердца. Может, ты предложишь?
– Предложу… Симона Второго.
Метехский замок погружен в зеленоватую мглу. Как копья стражи, застыли кипарисы. В колючих кустах теряются дорожки. Не по себе чубукчи, он чувствует, что за ним неотступно следит какая-то тень. Он пробует выскользнуть из зловещего сада – тень за ним… На лесенку – и тень туда… Зная хорошо Метехи, он уже собирается взобраться на пятую сторожевую башенку, будто случайно, но его внезапно окликает Дато:
– Эй, чанчур, пойдем на балкон роз, тот, что над Курой, там Даутбек ждет, молодость вспомним!
– Мне вспоминать рано, еще не состарился, – угрюмо отрезал чубукчи.
– Если не состарился, тогда опять запищишь женским голосом – помнишь, как тогда, когда бесновались маски и ты браслет у меня украл?
– И это не время.
– Э… э, боишься за князя? Ничего, цел будет! Саакадзе змей за куладжей не прячет.
Чубукчи испуганно озирался, ему снова почудилась тень, и он приглушенно буркнул:
– Как можешь, азнаур, опасные слова бросать? Или здесь все ангелы?
– Значит, не пойдешь Курой любоваться? Ну, тогда ступай к шайтану в шарвари, пусть он любуется тобой! – засмеялся Дато и легко поднялся по каменной лесенке.
Затаенные всплески Куры у нижних скал и колеблющиеся блики на резных перилах, очевидно, располагали «барсов» к беспечной беседе. Рассказав о «тревоге» чубукчи, Дато заговорил о другом:
– Раньше, дорогой Даутбек, здесь чихнуть нельзя было, уши даже в стенах шевелились.
– А теперь?
– Чихай, пока не надоест, если говорить надоело. Пока царя в Метехи нет, никто не хочет видеть дальше собственного носа.
– К слову о носе: где запропал длинноносый черт?
– Димитрий и Эрасти стерегут порог, за которым, как тебе известно, Саакадзе договаривается с Шадиманом.
За выступом балкона шелохнулся закутанный в черный плащ человек, чуть не вскрикнул от изумления и еще плотнее прижался к колонне. Но друзья и виду не подали, что заметили незнакомца, и продолжали беседу.
– Как думаешь, Дато, договорятся?
– Непременно. Для Георгия выгодно, неблагодарный Зураб должен поплатиться.
– Царь его защитит.
– А Саакадзе, поддержанный Шадиманом и дружественными князьями, постарается так обезвредить Зураба, что никакой царь его не спасет.
– Постой, мне показалось, что-то зашуршало.
– Может, летучая мышь раньше срока проснулась, а то кому еще здесь?
– Ты хорошо, Дато, спрятал свиток Шадимана?
– Еще как хорошо! Ни один черт не догадается.
– И зачем только Георгий притащил сюда послание Барата?
– Как зачем?! Хочет вынудить князя Шадимана не клясться на вине и сабле, а еще одной печатью Марабды скрепить на этом свитке обещание лишить Зураба Ананури.
– Почему же Георгий сразу не взял с собою свиток в покои Шадимана?
– И об этом совещались. В случае, если не договорятся и печать не понадобится, свиток, как доказательство, в руках Георгия остается. Да и долго ли вынуть свиток из-под мутаки? Георгий нарочно в покоях Андукапара расположился. Туда из-за боязни нечистого никто не заглядывает. Ну, наш Димитрий не очень боится не только тени, а и живого Андукапара. Поэтому у дверей Шадимана он ждет, когда Георгию свиток понадобится.
– А я-то, чудак, думал, на что ему помощь Эрасти? Правда, разве кто-нибудь осмелится приблизиться, когда Димитрий на страже? Ты другое скажи, Дато, успеем мы завтра в серную баню?
– В духан «Золотой верблюд» тоже успеем. В Носте выедем не раньше полудня.
За колонной вновь послышалось шуршание. Чья-то тень промелькнула и исчезла за мраморным крылатым конем, но и это не помешало беседе друзей, напротив – она стала еще оживленней…
Оживилась беседа и возле лимонного дерева.
– …Из всего ценного, что ты предложил, дорогой Шадиман, мне дорог меч полководца, ибо им я защищаю Картли. Но, думаешь, шах Аббас согласится? Не опасно ли тебе так открыто проявлять ко мне благосклонность? Не стремится ли по-прежнему «лев Ирана» получить голову «барса» на пике?
– Думал и об этом… Но от желания до достижения много аршин… Как только Симон воцарится, Иса-хан, собрав дань и наказав непокорных, уйдет, волю шаха Аббаса буду выполнять я. Обложу как следует город и деревни – что поделаешь – и пошлю большую дань, чем назначил шах. А об остальном не беспокойся. На время у Вардана с близкими азнаурами будешь.
– Выходит, мой Шадиман, персы будут народ мой грабить, а я, как ящерица, притаюсь в расщелине гор?
– Увы, что иначе сможешь предпринять, дорогой Георгий? И ящерицей иногда полезно прикинуться. Сила на стороне красноголовых: два года воюем – мы истощаемся, а они тучнеют.
– Ты не прав, красноголовые тоже истощаются, иначе в Гандже не дожидались бы весны. Два года гоним их, и пусть еще два года разбойничают, не взять им Картли.
Шадиман загадочно усмехнулся и придал голосу большую задушевность.
– Откровенно, Георгий, скажи: на что тебе Теймураз?
– Теймураз мне не нужен, но и Симон не греет сердце.
– А ты полагаешь, я всю жизнь о подобном царе для Картли мечтал? Сейчас в Одноусом спасение, и ты должен помочь: сними с крайних рубежей войска, пусть свободно войдут Иса-хан и Хосро-мирза. На царство Симона, ставленника шаха, покушаться не будут. Подумай, какая удача, Картли спасется!
– А Кахети? Разве там не грузины живут?
– В Кахети будет царствовать Хосро-мирза.
– Будет, раз шах соизволил отпустить Хосро, но Теймураза не так легко изгнать, – уйдет на год, напишет новые шаири и снова вернется… И потом, сколько трудов положено – и опять два царства?!
– Вот ты предлагал три царства соединить, но, как видишь, нельзя соединить несоединимое. Как собаки, грызлись кахетинцы с картлийцами, что полезного в этом?
– Грызлись, ибо ловчие науськивали. Разумный царь сумеет соединить несоединимое.
– А кого ты считаешь разумным? – торопливо спросил Шадиман.
– Тебя.
– Значит, согласен на Симона?
– На Симона да, на Иса-хана нет, и Хосро здесь лишний. Если, правда, ты с персами договорился, мое такое последнее слово: пусть поворачивают спины и уходят в Иран. Симона мы сами водворим в Метехи, сами изгоним Теймураза и снова сольем оба царства под одним скипетром. Кто будет сильнее нас?
