Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович (версия книг .txt) 📗

— Ингигерда весела, она воспринимает этот поход как захватывающее странствие, благодаря которому сумеет увидеть далекую прекрасную страну, а вот Мария почему-то мечется, волнуется…

— Знаю, — прервала его королева. — Весь прошлый вечер, когда стало известно, что Гаральд требует, чтобы Мария тоже вышла с ним в море, она горестно молилась, умоляя Господа отвести от нее эту напасть.

33

Лишь после нескольких дней напряженных хлопот, связанных с подготовкой морского похода к берегам Англии, король Гаральд наконец-то по-настоящему вспомнил, что в замке Олафборг его ждут Елисифь и дочери.

— Как они там? — спросил он Гуннара, который выступал теперь в роли его первого полководца.

— Находятся под покровительством Волхвича и его скифской гвардии.

Гуннар отвечал так всегда, когда перед походом Гаральд спрашивал о том, что происходит в его семействе, и всякий раз король с какой-то иронической загадочностью улыбался. Он все еще немного ревновал Елисифь к этому славянину, но при этом даже мысли не допускал, что супруга может изменять ему с начальником охраны. Хотя каждая попытка правителя хоть как-то отдалить от нее Волхвича, превратив его в командира одного из своих легионов, вызывала у нее резкое возмущение.

— Тебе ведь хорошо известно, что когда-то он спас мне жизнь, — всякий раз напоминала она супругу, требуя оставить своего телохранителя в покое, — и теперь у меня нет человека более преданного, нежели Волхвич. Кроме того, он — последнее, что связывает меня с Русью, с памятью об отце, о Киеве, о годах моей русинской юности.

— Значит, как всегда, под покровительством… — повторил Гаральд слова своего полководца.

Он сидел в кресле у камина, подавшись к огню так, словно уже тянулся к теплу походного костра. Конечно, небольшой Фьорд-замок, лишь недавно возведенный у самой гавани, не способен был идти ни в какое сравнение с замком Олафборг. Тем не менее в нем могли находиться и администрация порта, и таможня, и его охрана, которая в нужный момент должна была превращать его в настоящий крепостной замок. Но главное — здесь был небольшой опочивальный зал для важных персон, который тут же назвали «королевским», поскольку в дни подготовки к походу его облюбовал Гаральд Суровый.

Конунг конунгов только что вернулся из Тронхейма, где проводил трудную встречу с ярлами, требуя от них ускорить формирование отрядов и строительство челнов. Он решил поразить воображение англичан, подойдя к их берегам на трехстах боевых кораблях, с которых высадится около пятнадцати тысяч викингов. Это должно будет напомнить им о том, что Великое переселение народов пока еще не завершено и что норманны полны решимости полностью овладеть всеми северными землями мира.

Разве не он, Гаральд, окончательно утвердил христианство во всех регионах Норвегии, подчинив все церкви страны епископу Тронхеймскому? Разве не он усмирил всех бунтующих ярлов, заставив их почитать составленный Магнусом Добрым единый для всех норманнов свод законов, именуемых, по странной прихоти его составителя, «Серым Гусем»? [112] Не он ли сумел собрать под своей короной все земли и племена Норвегии, а после того как неожиданно, после падения с лошади, умер Магнус [113], — и Дании?

— И все же многие ярлы сомневаются, стоит ли нам идти войной на Англию. — Король так и не понял, приберег Гуннар этот свой вопрос специально к приходу папского нунция архиепископа [114] Ордини или же это вышло случайно.

В любом случае Гаральд рад был, что полемизировать с полководцем и недальновидными ярлами ему придется в присутствии прелата — худощавого сорокалетнего нормандца, потомка одного из тех викингов, которые достигли берегов Франции с первой колонизационной волной, и только недавно рукоположенного в Риме.

— Если вы затеяли этот разговор при мне, — сказал архиепископ, — значит, захотите выслушать и мой евангелический совет или хотя бы мнение.

— Вы уже смогли убедиться, что до меня ни один правитель не проявлял такой заботы о становлении христианства в Норвегии, как я, — молвил король, не отводя взгляда от пламени.

— Это очевидно. Позволю себе евангелически напомнить, что о вашей христианской добродетели в Риме знают. Вы — не только сводный брат короля Олафа Святого, но и правитель, который сам будет претендовать на титул святого.

— Ну, уж это вряд ли, — проворчал Гаральд. — Хватит того, что мой сводный брат провозглашен святым покровителем Норвегии. Причем он заслужил этого почитания.

Однако прелата не так-то просто было смутить или хотя бы всерьез озадачить.

— Позволю себе евангелически заверить, что ваши рыцарские подвиги церкви тоже известны, — заверил он правителя. — Буквально вчера я слышал известную вам сагу скальда Бёльверка, в которой воспевались ваши подвиги во время службы в Руси и в Византии: «Конунг, ты обтер кровь с меча, прежде чем вложил его в ножны. Ты насытил воронье сырым мясом, когда волки выли на гребнях гор. Ты провел, суровый конунг, следующий год на востоке, в Гардах; никогда мне не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь из воинов превосходил тебя…»

— Так можно сказать о любом воине.

— О, нет, не о любом. Скальды всегда внимательно слушают современников, чтобы заставить потомков так же внимательно слушать себя. По их висам будут судить о вас, конунг конунгов, люди грядущих поколений.

— Если только не предадут забвению и нас, и наши саги, — парировал король.

— Во все века люди будут стремиться познать бытие своих предков, рассчитывая при этом, что оно неминуемо окажется героическим. Уж такова наша природа. Что же касается ваших личных подвигов во время походов в составе византийской армии стратега Георгия Маниака на Сицилию и в Южную Италию, то о них я уже наслышан. О многих из них узнал, еще пребывая в Риме.

— Эти слухи достигли Вечного города?

— Неужели вас может удивить то, что в Риме помнят о ваших битвах против сарацинов? Да, вы служили византийскому императору, но ведь освобождали от сарацинской саранчи земли Италии, а значит, папские земли.

— Если бы во время моего пребывания в Италии римляне пополнили варяжскую гвардию несколькими легионами своих воинов, я высадился бы на африканский берег, чтобы громить сарацинов там, откуда они совершают набеги. Ведь не скажете же вы, что на то не было воли Божьей? Как-никак, мои норманны защищали Апостольский престол от неверных.

Прелат поднялся и, перебирая четки, медленно прошелся по залу. Гаральд обратил внимание, что походка у него решительная, а шаг твердый, почти чеканный, да и фигура явно не монашеская. «Монахи так не ходят, — подумалось королю. — Это походка легионера, привыкшего к строю и походному шагу».

— Не все в этом мире объясняется волей Божьей.

— Странно слышать такое от прелата.

— Увы, многое зависит от безволия людей. К тому же, воля Всевышнего не всегда поддается пониманию смертных, даже если они значатся среди прелатов церкви Христовой или при императорских дворах. — И, не оставляя королю времени на обдумывание этого ответа, сказал: — Для меня и для папы римского очень важно знать, что происходило после того, как вы оставили Русь и вместе с королевой Елисифью и легионом своей варяжской гвардии прибыли в 1045 году сначала в Швецию, а затем и в Норвегию.

— Вы могли узнать об этом от норвежских, датских или шведских священников.

— Всегда важно видеть события глазами человека, который их творит. Так воспроизведите же их хотя бы вкратце.

— Я не скальд, чтобы пересказывать деяния дней минувших.

— И скальд — тоже. Как вы заметили, я достаточно хорошо владею норманнским языком, чтобы понимать смысл тех саг, которые вы сочиняли во время своих византийских походов. И потом, со временем вы поймете, что для вас важно, чтобы в Ватикане знали о происходящем в Норвегии, каковы ваши отношения с королем Дании, а главное, чем вызван поход в Англию, его цели.