Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Зашумел, загудел замок.
— Вай ме, вай ме, как случилось, почему не видно было?
— Я заметила.
— Ты? Хо-хо!.. Почему молчала?
— Мне тоже показалось, иначе зачем целый месяц гостит.
— Можно и год гостить, знаю таких.
— Не очень красивый, большой только, страшный, когда встречаюсь, боюсь.
— Не бойся, тебя не взял.
— Ха-ха-ха!..
— Слышите, женщины, князь два имения в приданое дает.
— Вай ме!
— Тысячу семейств!
— Говорят, царь на свадьбу приедет.
— Уф, уф, какая свадьба будет, все подарки получим.
Княгиня растеряна, княгиня разгневана. Как случилось, почему Русудан ее не спросила? Светлейшему отказала, а с азнаура глаз не сводит… Может, он нечистое слово знает? Род Палавандишвили тысячу лет существует, Эристави до Христа жили, а дочь владетельного князя за незнатного азнаура выходит… Нугзар говорит — сына спас… Сына спас — можно другим заплатить… Смеяться будут… Нугзар говорит — не посмеют. В глаза на посмеют… Русудан, как слепая, для нее Георгий умом выше всех. Может, ростом выше? Нугзар говорит — Георгия княжество ожидает, царем любим… Пусть раньше князя получит, потом свадьба, иначе не хочу… умру, а не разрешу раньше…
— Княгиня, княгиня, купцы из Багдада, большой караван в Тбилиси идет. По дороге о свадьбе узнали, сюда пять верблюдов повернули.
На широком балконе толпились женщины, жадно рассматривали шелковые ткани, затканные золотом, серебром, камнями, кованые браслеты, серьги, кольца, булавки, запястья изящной индусской и арабской работы, благовония и розовую воду в серебряных, хрустальных и мозаичных кувшинчиках. Восточная роскошь опьянила женщин. Купцам, прошедшим школу торговых тайн запутанных майданов Востока, недолго пришлось соблазнять восхищенную княгиню, и цена оказалась подходящей. Отобранная роскошь обменивалась на двадцать красивых мальчиков не старше двенадцати лет.
— Для услуг во дворце паши. Одежду богатую получат, вкусную еду…
Нато делала вид, будто она не догадывается о постыдной цели обмена.
Нугзар поморщился. Нато властно приказала управляющему выбрать мальчиков из месепе. Нугзар, махнув рукой, добавил:
— Брать только третьего в семье.
На другой день мальчики, вымытые, одетые впервые в новые одежды, испуганно стояли у перил. Торг возобновился. Нато едва скрывала восторг, выбирая блестящие ткани. Внезапно на балкон, извергая вопли и разрывая на себе одежду, ворвалась осмелевшая от горя женщина и бросилась к ногам Нугзара.
— Как осмелилась сумасшедшая кошка, разве я не хозяин над своим имуществом? Или не добр, беру последнего? Мало оставшихся, о наказании скучаешь?
— У меня Арчила единственного взяли, богом молю, князь! — исступленно кричала женщина, ударяясь лбом об острые цаги.
— Как единственного? Кто рискнул ослушаться княжеского приказа?
— Господин, — не смущаясь, заявил управляющий, — взял сына в наказание: ленива, совсем плохо работает, не раз предупреждал, а мальчишка самый красивый, за него много можно взять… Жалкая раба, радоваться должна, что удостоилась отдать глупое отродье за удовольствие для своей княгини.
— Неправду говорит, как все, много работаю… Больная, кровь из горла бежит… Ночи без сна буду работать, только сына отдай!
— Слова своего не меняю, бери, раз одного имеешь.
Управляющий, побледнев, проводил ненавидящим взглядом убежавших месепе и переглянулся с купцами: он еще накануне за бешкеш водил купцов по дворам, чтобы выбирали лучший товар. Он рассчитывал на запуганность месепе и уступил настойчивости купцов.
Пожилой турок невозмутимо вынул тщательно завернутую в белый холст ткань, и перед зачарованной Нато упало стамбульское море. О, она давно мечтала об изумрудном платье, затканном серебряными волнами.
Купцы прервали восклицания приживальщиков. Разве Картли видела подобную ткань? Серебряные всплески восхищали даже взор султана. Изумруд аравийского калифа меркнет перед изумрудной тканью, но цена — только что увиденный мальчик.
Нугзара сильно подмывало показать изумруд, равный по величине неспелому ореху, отнятый у горцев, но, опомнившись, гневно приказал купцам убраться из Ананури.
Купцы хладнокровно стали сматывать ткань: они не думали здесь соблазнять, везли в Тбилиси для царицы.
Княгиня побагровела: мелькнули Метехи, князья, светлейшие княгини, представила себя одетую в причудливую ткань, восхищение замка, зависть царицы…
Жена управляющего всхлипнула.
— Лучше сжечь, чем увидеть на другой.
Все приживалки и прислужницы, стараясь быть замеченными княгиней, всхлипывали, жестикулировали, горестно причитали:
— Разве корона Эристави уже не сверкает? Почему княгиня должна уступить?
— Не стоит жить, если из-за жалкого месепе княгиня лишается лучшего наряда в Картли.
Княгиня предложила двух мальчиков, купцы вежливо отказались взять даже десять. Этого за красоту повезут в подарок султану. Веселая жизнь ждет красивого оруженосца… Мать ребенка голову для волос только носит: она враг своему сыну.
Княгиня выпрямилась, и ливни гнева обрушились на Нугзара. Князь отказывается уступить? Значит, раб дороже всего? Нато не переживет позорящий ее смех Ананури. Месепе победили, месепе сильнее княгини Эристави! Нет, никто не посмеет сказать такое! Пусть свадьба Русудан будет без нее, Нато недаром хранит яд.
Смущенный Нугзар поспешил оставить раскаленный балкон.
Нато надменно откинула лечаки. Управляющий поспешно распорядился — и вскоре обмен состоялся. Нато, перекинув через плечо материю, любовалась серебристо-зелеными переливами.
Снова обезумевшая женщина билась в ногах княгини.
— Князь не может менять своего слова, князь подарил ей дитя… Княгиня не будет жестокой, пожалеет мать, не отнимет единственного сына.
Купцы равнодушно привязали к рукавам мальчиков желтые платки в знак купленной собственности. На нечеловеческий вопль прибежали Нугзар и Саакадзе и в замешательстве остановились. Черный комок лежал на полу. Побледневший Георгий склонился над женщиной и перевел пристальный взгляд на уходящих купцов.
— Уберите сумасшедшую, — Нато продолжала нежно гладить ткань.
— Мертвые не бывают сумасшедшими. Дешево, княгиня, обошлась тебе ткань…
Саакадзе вдруг умолк: глаза Нато сверкали ненавистью.
На повороте улицы Эрасти, окруженный рыдающими женщинами, с жаром жестикулировал. Увидя Саакадзе, он проворно юркнул в переулок. Девятнадцать женщин упали к ногам Георгия, двадцатая уже не нуждалась в сострадании.
— Господин, господин, сжалься, верни наших детей, ради спасения души верни.
— Поспешите, женщины, к священнику… Купцы сегодня уезжают. Священник заступится, нехристианский поступок — продажа детей.
— Были, господин, — слезы падали на цаги Георгия, — священник рассердился, говорит — князь благородно поступил — третьего взял, а имеет право, как хочет, продавать месепе… Разве, господин, у матери бывает третий?.. Все одинаково нужны, как пальцы на руке.
— Что же я могу сделать?
— Ты? Ты — большой господин, если захочешь, все можешь. Захотел — и бедный месепе в Носте богатым глехи стал, и госпожа Русудан заколдована была, ты спас, лицо розами покрыл… Господин, ты все можешь. Священник говорит — князь добрый… Если бы другому князю продал, можно когда-нибудь увидеть, магометанам продал… Где добрый?
— Хорошо, идите домой и ждите, только язык крепче держите…
Довольный Саакадзе поспешил скрыться. Цель достигнута, ему верят. Недаром он расточал деньги и сочуствие.
Из-за угла выскочил Эрасти:
— Батоно, коней сейчас седлать?
Георгий посмотрел на хитрое лицо и рассмеялся:
— После заката седлай, чанчур.
И он поймал себя на мысли, что не только сострадание толкает его, но и желание прослыть щедрым и великодушным в самых дальних деревнях Арагвского княжества. Это может пригодиться союзу азнауров.
По замку неслись грозовые тучи, гремел гром. Нато рассыпала в покоях Русудан молнии: она не допустит дочь стать женой назойливого ностевца, она найдет средство расстроить свадьбу, она поедет в Метехи…
