Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (список книг .TXT) 📗
А когда они направились к поселку, Татьяна Александровна спросила:
– Что ты думаешь сделать для Зайцева?
– Поставлю вопрос о награждении его орденом Трудового Знамени.
– Согласен, – одобрил Бутов.
– Но я думаю, что ему нужно дать хорошую пенсию, а Антропову при пуске фабрики сделать какой-нибудь сюрприз… Ну, золотые часы с надписью или что-нибудь вроде этого.
– Надо, – согласился Гурьян, испытующе посмотрев на жену.
Он оглядывался на огромное сооружение американской фабрики со всеми сложными ее частями. Он уже думал о том, чтобы Улентуй и соседний небольшой прииск соединить энергетической базой и узкоколейкой. Мечта была дерзкая, но он поделился ею с женой и Бутовым.
– А что ж, дай оперимся здесь и туда протянемся, – поддержал шахтер. – Только сделаем мы это не по Гирлану.
– Сначала покончим со строительством Улентуя, а затем подумаем, – охладила их Татьяна Александровна. – Тебе пора отдохнуть и поесть, – повернулась она к Гурьяну.
2
В столовой щедро плескались разговоры. У спорщиков вспыхивали глаза, возбужденно лоснились в седоватом пару обожженные морозами и ветрами лица. На рудник приехали репортеры и выездная сессия краевого суда. Где-то по длинному пути, сквозь каменные тоннели, фыркая от натуги, сибирский скорый вез людей, давно знакомых улентуйцам.
– Стало быть, достукались вреды, – гремели голоса.
– Так и надо… Нечего моль жалеть!
– К ногтю!
Морозов задержал Костю около вешалки и, поводя пыльными мохнатыми бровями, заявил:
– На мое мнение – кокнуть их, а ты как думаешь?
– Откуда у тебя такая линия? – сумничал Костя.
– Никчемная у них культурность, так я понял таперя… Я и этому Клыкову не верю… Как умствуешь?
– Черт их знает.
Они вышли на завьюженную улицу. Морозов согнал налетевшую хмурь с бородатого лица и, как всегда, по-детски улыбнулся.
– Разохотил ты меня, парень.
– Чем? – удивился и догадался Костя.
– Сам знаешь… Эвона какую запятистую Катюху выхватил.
– Не смейся, дядя Иван.
– А мне чаво. Я наречия красивого не имею, а глазом вижу не хуже самого директора. Складная бабеночка вышла и на манер ученой как бы пошибает… Мне захотелось свою старуху затребовать.
– Значит, решил застолбиться здесь? – обрадовался Костя. – Вот это хорошо!
Морозов снял шапку и порылся пальцами в жидких волосах.
– Зараза эта рабочая жисть, Костя, – признался он. – Не понимал я культурности и думал, что без крепкого мужика и барина все ахнет… Теперь аж рожа краснеет, как вспомню свою деревенскую дурость. Умом бы и поехал туда, вот, когда сеном и цветом хлеба запахнут, а раздумаешься и делать там то же самое придется… Надо в коллективе опять привыкать. А здесь я обыкнул.
– Валяй! – похвалил Костя. – Я тоже написал заявление. Хватит путаться.
– А што это такое? – не понял Морозов. – Какое заявление?
– В комсомол хочу, – хлопнул его по плечу Костя.
– Ты шибко образованный стал, – сокрушился Иван. – А мне, видно, не дается такая научность.
– Дастся, дядя Иван…
3
Солнце замкнулось в дымчатых кругах, скупо бросало свет на скованный снегами и морозом прииск. Шахтеры и старатели готовились к зимним подготовительным работам. Ждали новостей, читая ежедневно приказы в многотиражке, на стенах конторы, при выходе из шахт.
Два предстоящих события привлекали внимание улентуйцев. Какие-то невидимые дозоры доносили в шахты и шурфы о каждом новом шаге работ по монтажу обогатительной фабрики. Каждый из рабочих торопился выполнить норму. Может быть, поэтому судебный процесс над разрушителями Улентуя терял свою остроту, уходил в тень, как нечто скверное, мелкое, пережитое. По чисто прибранным шахтам четко стучали шаги. Костя шел впереди с приобретенной уверенностью, держа колесом привыкшие к кайлу руки. Шахта «Соревнование» объявила вызов на борьбу за порядок. И парень, бросая взгляды в стороны, не находил причины к чему-либо придраться. Электровоз, вагончики, лопаты и прочие инструменты сегодня были на своем месте. Рабочие не суетились, не искали своих орудий, не ругали предшествующую смену. А главное, никто не запинался, как раньше, о разбросанные комья и обломки.
Это порадовало Бутова. Он догнал Костю в забое и облапил сзади медвежьей хваткой.
– Стой! Кто там? – задохся парень. Но оглянулся и заулыбался.
– Не сдюжил! – сказал старый шахтер. – Пришел поглядеть на вас и очень даже расстроился. Дела у тебя на большой палец, и я буду выпячивать и заострять вопрос о твоей учебе. Умственные ребята должны овладеть высокой техникой в первую голову.
Привычным ухом Бутов уловил знакомые звуки кайл и лопат и умильно открыл рот, подняв кверху руку с таким видом, как будто слушал камертон.
– Слышишь, как дружно взялись – часы в часы. Умно, чишше некуда.
Заместитель директора завернул в соседний забой, откуда, пыхтя и звянькая колесами о рельсы, выползали нагруженные самоопрокидывающиеся вагонетки.
…Но в этот день вторая смена не доработала до положенного часа. По шахтам пробежал милиционер и сделал свистком тревогу. Шахтеры вылетали наверх, позабыв внизу полушубки и рукавицы. Зимние сумерки густели. В старом поселке внезапно заныла сирена. От нового поселка на ветряке перекрещивались пути мелькающих фигур людей. Через площадь, поднявшись от лога, тихим ходом двигались две машины, встречая людей белыми огнями фар.
По бокам их, горяча коней, подпрыгивали на седлах два десятка кавалеристов. Где-то вдали, за шурфами, на окраине долины замирали одиночные выстрелы.
– Провезли! – единодушно вырвалось у шахтеров.
Костю догнал милиционер и виновато заявил:
– Зря перебулгачил народ…
– Почему?
– А так… Банда Алданца хотела отшибить вредителей, и подстрелили трех конвоиров. Сейчас на нее пошли облавой.
– Зачем же ты свистал? – нахмурился Супостат.
– С перепугу вышло, – ответил милиционер.
– Чунарь! – упрекнул кто-то в бегущей толпе.
– Вкатят тебе за блажь, – подхватили другие.
Работа уже не возобновилась. Со всех концов рудника многоголосо наплывала к дому взволнованная толпа. Только передние видели три замкнутые конвоем фигуры. Подсудимых провели в помещение. Ворота закрылись, а люди толкались, спорили, не собираясь расходиться.
– А Гирлан упорхнул, видать, – рассуждали рабочие.
– Смылся.
4
В этот же вечер главный механик с округлившимися глазами, пошатываясь, без предупреждения, без обычной застенчивости ворвался в квартиру директора. С порога он начал повторять:
– Невероятно! Невероятно! – старик размахивал руками. – Это наваждение, Татьяна Александровна… Простите, не допускал я.
Гурьян усадил механика на стул.
– Выпейте чаю, Василий Кириллович, и расскажите, в чем дело, – предложила хозяйка.
Старик начал отхлебывать из стакана порывистыми глотками. Он похож был на котенка, которого толкнули мордочкой в миску с молоком.
– Невероятно! Невероятно! – бормотал он, пришлепывая посиневшими губами. – Раньше я кое-что подозревал… грешен… но этого, простите… Это свыше сил человеческих… Посудите, при обыске у жены Перебоева нашли десять килограммов золота… С ума сойти! Посудите сами, какую репутацию это дает всем нам… Ведь мы его терпели в рядах корпорации честных специалистов. Невероятно!
– Как отняли? Откуда вы это знаете?
Гурьян сжал зубы, бросил пить чай. Татьяна Александровна упала в кресло, застыв от неожиданности.
– Василий Кириллович!.. Или вы… или я ничего не понимаю…
– А вот извольте… Если нашей прессе можно верить, то…
Механик, не торопясь, достал из кармана измятую газету и прочитал заметку, очерченную синим карандашом.
– Судите сами, как это может потрясти… Морально я убит…
Не мог найти места… Что подумают теперь о всех нас люди… Скажут: там все хищники, негодяи…
