Остров Сокровищ (другой перевод) - Стивенсон Роберт Льюис (бесплатные версии книг txt) 📗

– Относительно Сильвера я с вами совершенно согласен; что же касается этого несносного враля, то я считаю его поведение недостойным мужчины, моряка и англичанина.

– Ладно, – усмехнулся доктор, – увидим!

Когда мы вышли на палубу, то увидели, что матросы уже взялись перетаскивать оружие и порох на корму. За ними присматривали штурман Эрроу и капитан.

Мне очень понравилось, как мы разместились по-новому. На корме, ближе к середине, было устроено шесть кают, которые соединялись проходом со стороны левого борта с камбузом [13] и баком [14]. Сначала предполагалось, что эти помещения займут капитан, штурман, Хантер, Джойс, доктор и сквайр. Но теперь в двух из них поселили меня и Редрута, а капитан и Эрроу устроились на палубе в тамбуре над трапом, который так расширили, что он мог сойти за каюту. Там оказалось достаточно места, чтобы повесить два гамака. Штурман Эрроу, кажется, остался доволен таким размещением. Возможно, у него тоже были сомнения насчет команды, но это всего лишь предположение, так как он очень недолго пробыл на нашем судне.

Мы все усердно трудились, перетаскивая бочонки с порохом и устраивая наши каюты, когда на судно прибыли в шлюпке последние матросы, а с ними и Долговязый Джон Сильвер.

Он взобрался на палубу с обезьяньей ловкостью и, как только заметил нас, закричал во всю глотку:

– Эй, парни! Что это вы затеяли?

– Мы перемещаем на ют [15] порох и оружие, Джон, – ответил один из матросов.

– Зачем, черт побери?! – занервничал Долговязый Джон. – Ведь этак мы прозеваем утренний отлив!

– Это мой приказ, – сухо отрезал капитан. – Ступайте-ка лучше вниз, Сильвер, и позаботьтесь об ужине.

– Есть, сэр, – ответил Сильвер и, прикоснувшись ладонью к треуголке, резво запрыгал по направлению к камбузу.

– Сильвер – славный человек, капитан, – заметил доктор.

– Вполне возможно, сэр, – ответил капитан Смоллетт. – Осторожней, парни! – крикнул он матросам, которые катили бочонок с порохом. И тут же, заметив, что я стою без дела, накинулся на меня:

– Эй, юнга! – крикнул он. – Прочь с палубы! Ступай к повару, он найдет тебе дело.

Спускаясь на камбуз, я слышал, как он громко сказал, обращаясь к доктору:

– Я не потерплю никаких любимчиков на судне!

Уверяю вас, в ту минуту я совершенно согласился со сквайром и возненавидел капитана от всей души.

Глава 10

Плавание

Суматоха на шхуне продолжалась целую ночь – нужно было все привести в порядок. С берега то и дело прибывали на шлюпках друзья и знакомые сквайра вроде мистера Блендли, чтобы проститься и пожелать ему счастливого плавания и благополучного возвращения. В «Адмирале Бенбоу» мне никогда не приходилось столько работать, и я едва таскал ноги от усталости.

Наконец, на рассвете боцман засвистал отплытие, и команда кинулась поднимать якорь. Если бы я устал и вдвое сильнее, и тогда бы не ушел с палубы – настолько было интересным все вокруг: отрывистые команды капитана, резкий звук боцманской дудки, матросы, суетящиеся в тусклом свете судовых фонарей.

– Эй, Окорок, затяни-ка песню! – крикнул один из матросов.

– Только старую, – поддержал другой.

– Ладно, парни! – отозвался Долговязый Джон, стоявший на палубе с костылем под мышкой. И вдруг затянул ту, что была мне хорошо знакома:

Вся команда тотчас грянула хором:

С последним «хо» якорь был поднят на палубу, а вымбовки выдернуты из кабестана.

В ту минуту я невольно вспомнил нашу старую гостиницу, и мне даже почудился в матросском хоре хриплый голос покойного капитана. Затем якорь был укреплен на носу, ветер наполнил паруса, и берег начал удаляться. Еще до того, как я спустился в каюту, чтобы вздремнуть часок, «Эспаньола» вышла из Бристольского залива в открытое море и взяла курс на Остров Сокровищ.

Я не стану описывать подробности нашего плавания. Все обстояло благополучно. Мореходные качества шхуны были выше всяких похвал, команда оказалась опытной, а капитан хорошо знал свое дело. Но прежде чем мы достигли Острова Сокровищ, произошли некоторые события, о которых я считаю своим долгом рассказать.

Прежде всего, штурман Эрроу оказался даже хуже, чем думал о нем капитан. Он не пользовался никаким авторитетом, матросы ему не подчинялись. А через несколько дней после отплытия он начал появляться на палубе в явно нетрезвом виде: глаза его блуждали, щеки горели, а язык заплетался. Капитану в таких случаях приходилось с позором отправлять его в каюту. Иногда мистер Эрроу падал и расшибался, после чего целый день валялся в каюте. Иногда он протрезвлялся на день-другой и тогда более-менее справлялся со своими обязанностями.

Мы никак не могли понять, где он добывает выпивку. Сколько мы его ни выслеживали, это оставалось тайной. Когда мы в лоб спрашивали его об этом, он, будучи пьяным, только хихикал, а в трезвом виде клятвенно заверял, что не берет в рот ничего крепче воды.

В общем, Эрроу был не только совершенно бесполезен, но и оказывал разлагающее влияние на команду. Долго так продолжаться не могло, и никто особенно не удивился, когда однажды ночью во время сильной качки наш штурман бесследно исчез.

– Ясное дело – свалился за борт! – подвел итог капитан. – Это, джентльмены, избавило нас от необходимости заковать его в кандалы.

Так мы остались без штурмана. Надо было заменить его кем-нибудь из состава команды, и выбор пал на боцмана Джоба Эндерсона. Так он и остался на двух должностях – боцмана и штурмана. Сквайр Трелони, немало путешествовавший и имевший некоторые познания в морском деле, тоже пригодился и, случалось, становился на вахту в хорошую погоду. Наш второй боцман, Израэль Хендс, был опытным старым моряком, и ему можно было доверить любую работу на судне. Он, между прочим, дружил с Долговязым Джоном Сильвером, а раз уж я упомянул это имя, придется рассказать о нем поподробнее.

Нашего кока матросы почему-то называли Окороком. На шхуне он привязывал костыль веревкой к шее, чтобы освободить руки, и очень забавно было следить за тем, как он, упираясь костылем в переборки, приспосабливался к качке и возился со стряпней так же ловко, как на суше. Еще любопытней было видеть, с какой ловкостью и быстротой он пересекал палубу во время шторма, цепляясь за специально протянутые для него канаты, которые матросы называли «серьгами Долговязого Джона». Все, кому доводилось знавать его раньше, очень сожалели, что Сильвер уже не таков, как был в молодости.

– Окорок – не простой человек, – говорил мне боцман, – он учился в школе и может говорить как по книге, когда захочет. А отважен он, как сущий лев! Я однажды видел, как он без оружия расправился с четверыми молодчиками!

Вся команда относилась к Сильверу с почтением и прислушивалась к его словам. Он умел найти подход к каждому и нужное слово. Ко мне он относился дружелюбно и всегда радовался, когда я навещал его на камбузе, который содержался в образцовом порядке. Надраенная до блеска и аккуратно развешанная на переборках посуда сверкала, а в углу стояла клетка со старым попугаем.

– Входи, Хокинс, поболтай со старым Джоном! – зазывал он меня. – Я никому не рад так, как тебе, сынок. Садись и послушай новости. Вот, Капитан Флинт – так я назвал своего попугая в память знаменитого пирата – предсказывает нам удачное плаванье. Верно, Капитан?

Попугай в ответ на его слова начинал с невероятной быстротой выкрикивать: «Пиастры! Пиастры! Пиастры!», и так до тех пор, пока не выбивался из сил или пока Джон не накрывал клетку платком.

– Этой пташке, – говаривал он, – должно быть, лет двести. Ведь попугаи живут дьявольски долго. И только сам дьявол повидал больше зла, чем он. Он плавал еще с Инглендом, с прославленным капитаном Инглендом, прожженным пиратом. Бывал он и на Мадагаскаре, и на Малабарских островах, и в Суринаме, и на острове Провидения, и в Портобелло. Он видел, как вылавливают груз с затонувших испанских галеонов, – там-то он и выучился кричать «Пиастры!». И нечему тут удивляться – ведь тогда было поднято со дна целых триста пятьдесят тысяч пиастров серебром, Хокинс! Он был свидетелем взятия на абордаж флагмана вице-короля Индии близ берегов Гоа… А ведь если посмотреть на него, так эта птица выглядит совсем молодой. Но ты, Капитан Флинт, немало понюхал пороху, верно?