Бунт на «Баунти» - Холл Норман (полная версия книги .txt) 📗

Расставшись с капитаном, я спустился вниз и нашел там Стюарта и Тинклера.

– Новости вы уже, конечно, слышали, – обратился ко мне Стюарт.

– Да. Мистер Блай мне все рассказал и поручил поймать беглецов.

– О Боже! Я вам не завидую, – рассмеялся Стюарт.

– Как им удалось завладеть катером? – спросил я.

– Хейворд был вахтенным помощником и имел глупость заснуть. Блай чуть не обезумел, когда узнал об этом. Заковал Хейворда на месяц в кандалы и угрожает его выпороть.

Часом позже я уже передавал Ити-Ити просьбу капитана дать мне парусное каноэ. Он сразу же разрешил, выделил дюжину человек и настоял на том, что будет сам меня сопровождать. В два часа дня мы отошли и к вечеру уже входили в лагуну Тетиароа. Нас тут же окружили небольшие каноэ, а некоторые туземцы даже бросились вплавь. Все хотели сообщить нам важные сведения. Боясь преследования, дезертиры часа два-три назад отплыли, – одни полагали, что в сторону Эймео, другие – на западное побережье Таити. Ветер, как обычно к вечеру, стих, скоро должно было начать смеркаться, и так как мы не знали точно, куда направился Черчилль, Ити-Ити предложил переночевать на Тетиароа, а с утренним бризом возвратиться к Блаю. Мы вышли часа за два до рассвета, и в полдень я уже докладывал Блаю все, что удалось узнать.

Недели три спустя беглецы сдались сами, устав постоянно быть начеку, так как таитяне все время пытались их поймать. Черчилль был наказан двумя дюжинами плетей, Маспратт и Миллворд – четырьмя дюжинами каждый.

К этому времени «Баунти» стоял уже в другом месте – в бухте Тоароа, гораздо ближе к берегу. Я знал, что Блай собирается наказать плетьми вместе с дезертирами и Хейворда: в утро экзекуции я увидел тайо Хейворда по имени Моана, который с угрюмым видом стоял на палубе. В последний момент, однако, Блай передумал и отправил Хейворда опять вниз, досиживать месяц в кандалах. На следующую ночь произошел случай, из-за которого мы могли лишиться корабля и остаться среди туземцев, быть может, навсегда. Всю ту ночь с моря задувал свежий северо-западный ветер, а наутро обнаружилось, что две из трех прядей швартова 16 перерезаны; еще немного, и «Баунти» сел бы на камни. Мистер Блай поднял тогда ужасный шум, но так ничего и не выяснил. Гораздо позже Ити-Ити рассказал мне, что Моана, узнав, что его друга должны наказать плетьми, пришел в неописуемую ярость и явился в то утро на корабль с пистолетом, спрятанным под одеждой, намереваясь прострелить Блаю сердце, прежде чем будет нанесен первый удар. Увидев, что мичман избежал плетей, но отправлен под арест, Моана решил освободить друга, разбив корабль о камни. Ночью он послал своего приспешника перерезать трос, и если бы тот сделал это как следует, корабль неминуемо был бы потерян. По недолгому размышлению передавать Блаю рассказ Ити-Ити я не стал.

К концу марта всем стало ясно, что «Баунти» вскоре снимется с якоря. На борт было взято более тысячи саженцев хлебного дерева. Большая каюта на корме превратилась в настоящий ботанический сад: молодые растения стояли на полках, сверкая сочной зеленой листвой. Под наблюдением капитана матросы засолили много свинины и сделали запасы мяса. Куда мы поплывем, знал только мистер Блай, но было ясно, что день отхода недалек.

Мне, признаюсь, не очень-то хотелось покидать Таити.

Кристиану, которого за это время я узнал довольно хорошо, мысль об отходе не нравилась, так же как и мне. Он был весьма нежно привязан к Маймити, и я понимал, насколько ужасает его предстоящая разлука. Не теряли времени и мичманы: привязанность Стюарта к его таитянской возлюбленной тоже была очень нежной. Янг постоянно проводил время с девушкой по имени Тауруа, что означает по-таитянски «Вечерняя Звезда». Стюарт называл свою милую Пегги; дочь одного из вождей северной части острова, она была весьма предана Стюарту.

За несколько дней до отплытия Кристиан, Янг и Стюарт вместе с моим денщиком, матросом Александром Смитом, и его подружкой пришли меня навестить. Когда они еще только подходили к дому, я инстинктивно почувствовал, что Кристиан хочет мне что-то сообщить, однако он успел за это время перенять таитянские понятия о вежливости, которые требовали, чтобы серьезному разговору предшествовала легкая болтовня.

Маймити нежно поздоровалась со своим возлюбленным, а Ити-Ити приказал постелить для нас в тени циновки и принести кокосовых орехов.

Разнежившись в тени, попивая сладкое кокосовое молоко, мы лениво беседовали, когда вдруг Кристиан, поймав мой взгляд, сказал:

– У меня есть новости для вас, Байэм: в субботу отплываем. Мистер Блай просит вас явиться на корабль в пятницу вечером.

Как будто поняв его слова, Маймити печально взглянула на меня и крепко сжала руку своего возлюбленного.

– Новости плохие, для меня во всяком случае, – продолжал Кристиан. – Я был здесь очень счастлив.

– Для меня тоже, – присоединился Стюарт, бросив взгляд на свою Пегги.

– А я не сентиментален, – заметил Янг и зевнул. – Тауруа скоро найдет себе другого.

Сидевшая рядом с ним живая черноглазая девушка прекрасно его поняла и, отрицательно покачав головой, в шутку шлепнула Янга по щеке. Кристиан улыбнулся.

– Янг прав, – сказал он, – когда истинный моряк расстается с возлюбленной, он в мыслях уже предвкушает встречу с другой. Но я так не умею.

К вечеру наши гости вернулись на корабль. На следующий день я был вынужден последовать за ними. Я расстался с Ити-Ити и его домашними с искренним сожалением, уверенный, что никогда более их не увижу.

На «Баунти» было полно туземцев, повсюду лежали кокосы и овощи, на борт грузили коз и поросят. Накануне вечером капитан пригласил в гости великого вождя Тениа с женой, которые остались ночевать на корабле. На рассвете мы прошли узкий пролив Тоароа и весь день потом стояли на рейде, пока Блай беседовал с Тениа и делал ему прощальные подарки. Перед заходом солнца вождя отправили на катере на берег. Мы все вышли на палубу и троекратно прокричали ему вслед «ура». Через час «Баунти» на всех парусах шел в открытое море.

Глава VIII. Домой

И вот мы снова оказались в море. Я смог увидеть, как изменилась команда за время нашего пребывания на Таити. Цветом кожи мы все могли сравниться с туземцами. Экзотичность нашего внешнего вида усугублялась тем, что многие матросы щеголяли самой причудливой татуировкой. Таитяне большие мастера по этой части, и хотя татуировка – процесс длительный и болезненный, мало кто устоял и не вез домой это свидетельство путешествия в южные моря. Из мичманов самым разукрашенным был Эдвард Янг. На обеих ногах его от пятки до икры были изображены кокосовые пальмы, бедра опоясывал традиционный туземный узор, а на спине красовалось хлебное дерево, выполненное с таким мастерством, что казалось, еще немного – и услышишь шелест ветра в листве.

Кроме того, почти каждый на корабле подхватил несколько таитянских словечек и фраз, которые считал своим долгом использовать в разговоре. Некоторые так преуспели в языке, что могли поддерживать беседу почти не пользуясь английским. Вдобавок все запаслись туземной одеждой, и по утрам часто можно было наблюдать забавное зрелище: матросы в тюрбанах и набедренных повязках драят палубу, непринужденно болтая по-таитянски. Какой-нибудь англичанин, только что прибывший из родных мест, вряд ли распознал бы в этих людях своих соотечественников.

Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что люди изменились и внутренне. Они делали свою работу, однако без прежнего усердия; это относилось и к некоторым офицерам. Я полагаю, что ни один из кораблей его величества не возвращался домой из длительного путешествия с большей неохотой, чем наш.

По мере того как Таити оставался все дальше и дальше за кормой, жизнь на острове представлялась нам все более похожей на сон, и мы постепенно возвращались к прежним привычкам. Никаких неприятных происшествий не случалось. Капитан Блай, как и прежде, регулярно прогуливался по квартердеку, но заговаривал с кем-либо довольно редко; большую же часть времени он проводил у себя в каюте за штурманскими картами. Все шло тихо и мирно до 23 апреля, когда на горизонте показался остров Намука из архипелага Дружбы. Блай бывал здесь раньше с капитаном Куком и решил сделать остановку, чтобы пополнить запасы древесины и питьевой воды.