Полярная станция “Зебра” - Маклин Алистер (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Восемь домиков, по четыре в каждом ряду. Первые два с одной стороны были полностью уничтожены. Ни следа не осталось от стен, состоявших из двух слоев клееной фанеры с прокладкой из фибергласса и капки, даже крыши из листового алюминия словно испарились. В одном из домиков мы разглядели груду почерневших деталей генератора, они были так искорежены и оплавлены, что разобраться в их назначении было невозможно. Приходилось только удивляться, какой силы и ярости пламя над этим потрудилось.
Пятый домик, третий справа, ничем не отличался от первых четырех, разве что каркас пострадал от жара ещё сильнее. Мы как раз отошли от него, до глубины души пораженные увиденным и не в силах произнести ни слова, когда Ролингс выкрикнул что-то невразумительное. Я придвинулся к нему, откинув капюшон парки.
– Свет! – крикнул он. – Свет! Поглядите, док, вон там! И верно, там был свет длинный, узкий, необычно белый луч пробивался из домика, расположенного напротив того пепелища, у которого мы задержались.
Преодолевая порывы шторма, мы потащили Забринского туда. Наконец-то мой фонарь высветил не просто нагромождение стальных конструкции. Это был дом.
Почерневший, местами обугленный, перекошенный дом с единственным окном, наскоро заколоченным листом фанеры, – но тем не менее дом. Свет выходил из приоткрытой двери. Я протянул руку к этой двери, кажется, это была первая не тронутая огнем вещь на станции «Зебра». Петли заскрежетали, словно ржавые ворота на кладбище в полночь, и дверь уступила моему толчку. Мы, зашли внутрь.
Висящая на крюке в центре потолка лампа Колмана, шипя, бросала свой ослепительный, многократно усиленный зеркальной поверхностью алюминия свет, не оставляя в тени ни единого уголка, ни единой детали помещения размером восемнадцать на десять футов. Толстый, хотя и прозрачный слой льда покрывал не только весь собранный из алюминиевых листов потолок, за исключением трехфутового круга точно над лампой, но и фанерные стены до самой двери. На деревянном полу, также покрытом льдом, лежали тела людей. Возможно, лед был и под ними, этого я не знал.
Первое, что я подумал, вернее, ощутил, и что пронзило мне сердце горечью поражения, а душу обдало морозом почище любого шторма, было чувство вины за то, что мы опоздали. За свою жизнь я видел много мертвецов и то, как выглядят мертвые люди, и вот теперь передо мною лежали трупы. Глядя на эти безжизненные тела, бесформенной кучей громоздящиеся на грудах одеял, пледов, покрывал и мехов, я не поставил бы и цента на то, что сумею отыскать здесь хоть одно ещё бьющееся сердце. Расположенные тесным полукругом в дальнем от входа углу, они выглядели невозмутимо спокойными и неподвижными, словно став. частью этого царства вечного холода. И ни звука вокруг, только шипение лампы на потолке да металлическая трескотня льдинок, бьющих в покрытую слоем льда восточную стену дома. Мы посадили Забринского у стены.
Ролингс сбросил со спины свой багаж, вытащил печку и, сняв варежки, принялся доставать брикеты горючего. Хансен поплотнее притворил дверь, оттянул лямки своего рюкзака и устало уронил на пол запас консервированной пищи.
Не знаю, почему, но рев шторма снаружи и шипение лампы внутри только усиливали ощущение безмолвия, и грохот упавших банок заставил нас вздрогнуть. Он заставил вздрогнуть и одного из мертвецов. Человек, лежащий ближе других ко мне у левой стены, неожиданно пошевелился, потом перевернулся на другой бок и сел, обратив к нам изможденное, обмороженное, в пятнах ожогов лицо с неровными клочьями длинной темной щетины. Недоверчиво уставившись мутными, покрасневшими глазами, он долго, не мигая, рассматривал нас, потом, с непонятной мне гордостью отказавшись принять протянутую руку, с трудом, покачиваясь и явно страдая от боли, поднялся на ноги. Его запекшиеся, растрескавшиеся губы изогнулись в подобие улыбки.
– Чертовски долго вы сюда добирались. – Этот хриплый, слабый голос явно принадлежал настоящему лондонцу. – Меня зовут Киннерд, я радист.
– Хотите виски? – спросил я.
Он снова улыбнулся, попытался облизать покрытые коркой губы и кивнул.
Добрый глоток спиртного исчез у него в глотке, как тот парень в бочке, что пытался одолеть Ниагарский водопад: вот только что был – и уже пропал навсегда. Он перегнулся пополам, надрываясь от кашля, из глаз у него хлынули слезы, но когда он снова выпрямился, то буквально ожил: затуманенный взгляд просветлел, а на бледных, впалых щеках проступил чуть заметный румянец.
– Если вы всегда здороваетесь таким образом, дружище, – заметил он, то недостатка в приятелях у вас никогда не будет… – Он снова пригнулся и потряс за плечо лежащего на полу соседа. – Джолли, старина, подымайтесь, покажите свои хорошие манеры. У нас тут гости.
Старину Джолли пришлось как следует потрясти, пока он проснулся, но потом он мигом пришел в себя и резво вскочил на ноги. Это был круглолицый увалень с голубыми фарфоровыми глазами, который, несмотря на такую же, как у Киннерда, щетину, вовсе не казался изможденным, хотя веки у него покраснели, а на носу и губах виднелись следы обморожения. Глаза у него расширились от изумления и тут же засветились радостью. Старина Джолли, как я вскоре понял, умел быстро приспосабливаться к любым обстоятельствам.
– Значит, гости? – В его густом голосе явственно звучал сильный ирландский акцент. – Что ж, чертовски рады вас видеть. Салютуй, Джефф.
– Мы не представились, – сказал я. – Я доктор Карпентер, а это…
– Вот как, старина? Очередное собрание членов Королевского медицинского общества будем считать открытым? – прервал меня Джолли. Как я убедился позднее, это свое «старина» он употреблял чуть ли не в каждой фразе, что странным образом гармонировало с его ирландским произношением.
– Вы – доктор Джолли?
– Совершенно верно. Штатный медицинский офицер, старина.
– Понятно. Это лейтенант Хансен с американской подводной лодки «Дельфин»…
– С подводной лодки? – Джолли и Киннерд переглянулись, потом снова уставились на нас. – Это верно, старина? Вы сказали – с подводной лодки? – Потом я вам все объясню… Это торпедист Ролингс, радист Забринский.
– Я взглянул на лежащих людей, кое-кто при звуке голосов заворочался и даже привстал на локтях. – Как дела у них?
– Двое или трое очень сильно обгорели, – ответил Джолли. – Двое или трое сильно обморозились и истощены, страдают от холода и недоедания. Но все что им нужно – это тепло и хорошее питание, тогда, как цветы после майского ливня, они за несколько дней придут в норму. Я собрал их вот так, в кучу, чтобы было теплей.
Я посчитал лежащих. Вместе с Джолли и Киннердом их оказалось двенадцать человек. Я спросил:
– А где остальные?
– Остальные? – в глазах у Киннерда мелькнуло недоумение, потом лицо его помрачнело. Он ткнул большим пальцем через плечо. – В соседнем доме, дружище.
– Почему?
– Почему? – тыльной стороной ладони он протер свои красные глаза. Потому что нам неохота было спать в обнимку с мертвецами, вот почему.
– Потому что вам неохота было… – Я умолк и снова взглянул на лежащих на полу людей. Семеро уже проснулись, из них трое приподнялись на локтях, все, правда, в разной степени, были возбуждены и ошарашены, лица оставшихся троих, которые продолжали спать или находились без сознания, были прикрыты одеялом. Я медленно проговорил: – Всего вас здесь было девятнадцать…
– Верно, девятнадцать, – невозмутимо отозвался Киннерд. – Остальные… Ну, им не повезло…
Я ничего не сказал. Внимательно вгляделся в лица проснувшихся, надеясь приметить среди них то, которое было мне так знакомо, и утешая себя тем, что, возможно, из-за обморожения, ожогов или истощения не сумею отыскать его сразу. Я глядел во все глаза, но уже отдавал себе отчет: никого из этих людей мне раньше видеть не приходилось.
Я нагнулся над одним из спящих и поднял прикрывающее лицо одеяло.
Снова незнакомец. Я опустил одеяло. Джолли удивленно спросил:
– Что случилось? Чего вы хотите?
