Полярная станция “Зебра” - Маклин Алистер (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Я не ответил. Осторожно пробравшись среди лежащих, которые все ещё тупо следили за мной, поднял одеяло с лица второго из спящих. И снова опустил одеяло, чувствуя, как сохнет во рту и свинцовой тяжестью наливается сердце.
Я подошел к третьему спящему и в нерешительности остановился над ним, зная, что надо доводить дело до конца, и страшась того, что сейчас обнаружу. Потом резко нагнулся и поднял одеяло. Передо мной лежал человек, чье лицо почти полностью закрывала повязка. Человек со сломанным носом и густой светлой бородой. Человек, которого я никогда в своей жизни не видел. Я осторожно прикрыл ему лицо одеялом и выпрямился.
Ролингс тем временем уже успел раскочегарить печку.
– Это поднимет температуру почти до точки таяния льда, – сообщил я доктору Джолли. – Горючего у нас полно. Мы принесли с собой также пищу, алкоголь и полный комплект медикаментов и материалов. Если вы с Киннердом готовы этим заняться, то я присоединюсь к вам через минуту… Лейтенант, это была полынья? Тот гладкий участок, который попался нам как раз перед станцией?
– Скорее всего, да, – Хансен как-то странно взглянул на меня. Похоже, эти парни не в состоянии пройти не то что пять миль, а пару сотен ярдов. Кроме того, шкипер сказал, что ему придется вскоре нырнуть… Значит, что свистнем «Дельфину», пусть подплывает прямо к черному ходу?
– Они смогут найти эту полынью? Без ледовой машины?
– Проще простого. Я беру у Забринского рацию, отмеряю точно двести ярдов на север, даю им пеленг, потом отмеряю двести ярдов на юг и снова даю пеленг. Они засекают нас с точностью до одного ярда. Потом отмеряют пару сотен ярдов отсюда и оказываются точно посреди полыньи.
– Но подо льдом. Мы не знаем, какой толщины там лед. К западу ещё недавно была чистая вода. Доктор Джолли, как давно это было? – С месяц назад. Может, пять недель, точнее сказать не могу.
– Ну, и какая толщина? – спросил я у Хансена.
– Пять футов. Ну, шесть… Вряд ли они сумеют пробиться. Но у капитана всегда чесались руки пустить торпеды… – Он повернулся к Забринскому. Ваша рация ещё работает?
Я не стал вмешиваться в их разговор. Тем более, что и так плохо соображал, что говорю и делаю. Я чувствовал себя старым, больным, разочарованным и опустошенным. И смертельно усталым к тому же. Теперь я получил ответ на свой вопрос. Я преодолел 12000 миль, чтобы найти этот ответ, но я одолел бы ещё миллион – только бы уйти от него подальше. Однако правде надо было смотреть в глаза, изменить её я был не в состоянии. Мэри, моя невестка, никогда не увидит своего мужа, трое моих чудесных племянников никогда не увидят отца. Мой брат был мертв, и больше никто и никогда не сумеет его увидеть. Кроме меня. Я собирался увидеть его сейчас.
Выйдя из домика, я плотно прикрыл дверь, завернул за угол и низко пригнул голову, преодолевая сопротивление ветра. Через десять секунд я уже стоял перед дверью последнего домика в этом ряду. Зажег фонарь, нашел ручку, повернул её, толкнул дверь и зашел в помещение.
Раньше здесь размещалась лаборатория, теперь это был склеп, прибежище мертвых. Лабораторное оборудование было кое-как сдвинуто к одной стене, а все очищенное пространство занимали мертвые тела. Я знал, что это мертвецы, но только потому, что об этом мне сообщил Киннерд: эти бесформенные, обгорелые, изуродованные тела легче всего было принять за кучи мусора, в лучшем случае – за неизвестные на земле формы жизни, но никак не за человеческие останки. Страшно воняло паленым мясом и выхлопными газами. Меня удивило, что у кого-то из уцелевших нашлось достаточно мужества и железной выдержки, чтобы перенести сюда, в этот домик, леденящие душу, омерзительные останки товарищей по станции. Крепкие же у них желудки!
Они, все до единого, должно быть, умерли быстро, очень быстро. Пламя не окружало их, не подбиралось к ним – они сразу вспыхнули и мигом сгорели дотла. Штормовой ветер обрушил на них море огня, пропитанные пылающим топливом, они превратились в ослепительно-жаркие факелы и умерли, крича и корчась в дикой, непредставимой умом агонии. Страшнее смерти и не придумаешь…
Одно из лежащих передо мною тел привлекло мое внимание. Я нагнулся и направил луч фонаря на то, что когда-то было правой рукой, а сейчас представляло собой почерневшую клешню с выпирающей наружу костью. Жар был так силен, что оно искривилось, но все же не расплавилось, это странной формы золотое кольцо на безымянном пальце. Я сразу же узнал это кольцо, его при мне покупала моя невестка.
Я не ощущал ни горя, ни боли, ни дурноты. Возможно, тупо подумал я, все это придет потом, когда первоначальный шок отхлынет. Да нет, вряд ли. Это был уже не тот человек, которого я так хорошо помнил, это был не мой брат, которому я был обязан и чьим должником останусь теперь навсегда. Передо мною грудой золы и пепла лежал чужой, совершенно незнакомый мне человек, и отупевший мозг в моем измученном теле отказывался признать в нем того, кто так отчетливо сохранился в моей памяти.
Так я стоял какое-то время, опустив голову, потом что-то необычное в положении тела привлекло мое профессиональное внимание. Я нагнулся пониже, совсем низко и замер в таком положении. Потом медленно, очень медленно выпрямился – и тут услышал, как позади отворилась дверь. Вздрогнув, я обернулся: это был лейтенант Хансен. Он опустил защитную маску, поднял очки и поглядел сперва на меня, а потом на лежащего у моих ног человека. Лицо у него помертвело. Он снова поднял глаза на меня.
– Значит, все было напрасно, док? – Сквозь рев шторма до меня едва долетел его хриплый голос. – О Господи, мне так жаль…
– Что вы хотите сказать?
– Это же ваш брат? – он повел головой в сторону трупа.
– Коммандер Свенсон все-таки рассказал вам?
– Да. Перед самым нашим уходом. Потому-то мы с вами сюда и отправились… – Посерев от ужаса и отвращения, он обвел взглядом все, что лежало на полу. – Извините, док, я на минутку…
Он повернулся и выскочил наружу.
Когда он возвратился, то выглядел чуть получше, но ненамного.
Он сказал:
– Коммандер Свенсон сообщил мне, что именно поэтому разрешил вам идти сюда.
– Кто ещё знает об этом?
– Шкипер и я. Больше никто.
– Пусть так и останется, ладно? Сделайте мне такое одолжение.
– Как скажете, док… – В его исполненном ужаса взгляде проступили удивление и любопытство. – О Господи, вы когда-нибудь видели хоть что-то похожее?
– Давайте возвращаться к остальным, – произнес я. – Здесь нам делать больше нечего.
Он молча кивнул. Мы вместе прошли в соседний домик. Кроме доктора Джолли и Киннерда, ещё трое оказались теперь на ногах: заместитель начальника станции капитан Фолсом, необыкновенно длинный и тощий, с сильно обгоревшими лицом и руками, затем молчаливый темноглазый Хьюсон, водитель трактора и механик, отвечавший за работу дизельных генераторов, и наконец энергичный йоркширец Нейсби, исполнявший на станции обязанности кока.
Джолли, который уже открыл мою медицинскую сумку и теперь менял повязки тем, кто ещё лежал, познакомил меня с ними и снова взялся за дело. В моей помощи, по крайней мере пока, он, по-видимому, не нуждался. Я слышал, как Хансен спрашивает у Забринского:
– С «Дельфином» связь есть?
– Что-то нету, – Забринский перестал посылать свой позывной и зашевелился, поудобнее пристраивая больную ногу. – Точно не знаю, в чем закавыка, лейтенант, но похоже, что сгорела какая-то схема.
– Ну и что дальше? – тяжело произнес Хансен. – Умнее ничего не придумаете? Хотите сказать, что не можете с ними связаться?
– Я их слышу, а они меня нет, – Забринский смущенно пожал плечами. Моя вина, ничего не скажешь. Выходит, когда я свалился, сломалась не только моя нога.
– Ну, ладно, а починить эту штуковину сможете?
– Вряд ли это получится, лейтенант.
– Черт побери, вы, кажется, числитесь у нас радиоспециалистом.
– Все верно, – рассудительно проговорил Забринский. – Но не волшебником же. Рация устаревшего типа, схемы нет, а все обозначения на японском языке, никаких инструментов и приборов, да ещё и пальцы задубели от холода – тут и сам Маркони поднял бы руки кверху.
