Капитан «Аль-Джезаира» - Лежер Вернер (книги полностью .TXT) 📗
«Все это, конечно, очень интересно, — думал Луиджи. — Но они-то ведь отправились в путь вовсе не для того. Что происходит с де Вермоном? Забыл он, что ли, о цели их поездки? Да нет, здесь определенно что-то кроется». То, что наряду с поисками Ливио и своими научными исследованиями Пьер Шарль преследует в этом путешествии по стране еще и какую-то иную свою цель, сомнений почти не вызывало. Но какова она, эта цель? Приставать к французу с расспросами Парвизи, однако, не решался. Пьер Шарль — человек бывалый и многоопытный, и причины для такого поведения у него, разумеется, есть.
Стоило назвать имя Эль-Франси в любой деревне, в любом шатре, у любого костра, друзей радостно приветствовали и сердечно привечали. Никто, правда, не знал в точности о национальности охотника, впрочем, это, похоже, мало кого и волновало. Эль-Франси хоть и чужой, но такой же магометанин, как и они, и молится вместе с ними и соблюдает посты, как это предписывает Коран, короче говоря, он — настоящий друг. Де Вермон до тонкостей знал нравы и обычаи кабилов, берберов, арабов и мавров и никогда их не нарушал, а стало быть, и не давал ни малейшего повода к сомнениям и расспросам. Он был дружен со всеми, ни секунды не колеблясь, присоединялся к охотничьим походам на грозу их очагов — львов и пантер и нередко в одиночку поднимал ружье против хищника, когда туземные охотники дрожали от страха, словно в лихорадке. Страх обращает порой загонщика в гонимого. Но Эль-Франси, мужественному, отважному, надежному, страх был неведом. И любые опасности рядом с ним не казались уже такими грозными. Жаль только, что редко кому выпадало счастье залучить его к себе. Слишком многие в гигантском регентстве дожидались его посещения.
Столь же дружеский прием, как и самому Эль-Франси, оказывали и его неизменному спутнику Селиму. О том, что негр не придерживается больше прежней веры, кроме Пьера Шарля и Луиджи, не знал никто. Селим, как и прежде, оставался для всех мусульманином. Дружба его с Эль-Франси началась несколько лет назад. Француз нашел тогда раненного пулей негра, перевязал его и выхолил. С тех пор — это совпало с освобождением Селима от оков рабства — благодарный суданец не отходил ни на шаг от своего спасителя. В Ла-Кале с ним вместе он, правда, никогда не появлялся, но де Вермон наверняка знал, что чернокожий где-то рядом и неустанно заботится о его безопасности.
С некоторых пор дневные переходы троих друзей заметно увеличились. Теперь Парвизи некогда было браться за рисунки. «Вперед, вперед», — торопил Пьер Шарль. Вечером совершенно изможденный Луиджи мешком падал на землю. Двое остальных о чем-то шушукались, однако ни разу и пальцем не шевельнули, чтобы помочь обессиленному другу, более того, они как ни в чем не бывало посылали его, измотанного до предела, позаботиться о мулах или разбить лагерь; не освобождали и от дежурств.
«Почему такая спешка, такая гонка? — спрашивал себя Луиджи. — Может, существует какая-то опасность, которую ты как новичок не видишь?»
Пьер Шарль пресекал все расспросы с самого начала коротким: «Так надо!»
Но почему, почему?
Однажды утром после двухчасовой скачки по холодной долине перед ними вдруг распростерлась пустыня. Еще не та могучая, без конца и края песчаная Сахара, скорее некая каменистая равнина, но все же — пустыня, ее край, ее начало — страна фиников.
Луиджи мгновенно вспомнил Роже де ла Виня. С ним самим происходило сейчас то же самое, что некогда с молодым французом — его залихорадило, он с трепетом в душе вступал в это страшное, таинственное песчаное море.
А Ливио ждет!
Повернуть назад, назад, спасти мальчика! Почему друг тянет? Зачем он привел их сюда? Что все это значит? Неужели он не может если не сострадать, то хотя бы представить себе чувства, страхи и беспокойство несчастного отца?
Де Вермон ускакал вперед. Когда Луиджи и Селим его догнали, то увидели, что он разглядывает какой-то след.
— Страус, — пояснил он Парвизи. — Утомился. Отбился от стада, вот и бегает по пескам уже который день.
Пьер Шарль с сожалением поглядел на своего коня, на животных Луиджи и Селима. Недавно они поменяли мулов на лошадей. Теперь Луиджи знал почему. Потому что его другу захотелось поохотиться! Измена? Ливио в рабстве, в руках беспощадных турок, но что это значит по сравнению с охотничьей страстью де Вермона, так недавно обещавшего сделать все возможное, чтобы освободить ребенка!
— Обидно, — пробурчал де Вермон. — Я переутомил животных. На этих жалких клячах за страусом не угнаться. Он удерет от нас. Но все равно — мы затравим его!
— Хорошо, мы его затравим, — покорно сказал Парвизи.
Возражать не имело смысла. Это могло бы вызвать обиду, а то и разрыв так хорошо складывающихся до сих пор отношений с французом.
Слова Луиджи развеселили Селима. Негр широко улыбнулся, блеснув жемчугами зубов. Рассмеялся и Пьер Шарль.
— И как же ты себе это представляешь? — с легкой ехидцей спросил он.
— Ну, в общем… — замялся Парвизи. Поведение друга смутило его. Охота на страуса, похоже, велась как-то иначе, чем обычная, знакомая итальянцу. Лучше уж помолчать, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.
— Охота на страуса самая трудная и затяжная, — пояснил француз. — Птицу не стреляют, а забивают ее палкой или ружейным прикладом, чтобы не испачкать кровью ее драгоценные перья и не обесценить их из-за этого.
— Я об этом не знал.
— Охотно верю, мой дорогой. Но ты, возможно, знаешь, что страус — отличный бегун, способный делать прыжки длиною до трех метров. Чтобы угнаться за такой бегающей птичкой, нужна необычайно быстрая и выносливая лошадь. Поэтому бедуины к охоте на страусов готовятся особенно тщательно.
Далее Парвизи узнал вкратце обо всем, что касается охоты на страусов: о том, что вес сбруи и седла необходимо всемерно уменьшить и вообще отказаться от всего лишнего, чтобы не истощить преждевременно силы лошади. И все же зачастую убить дичь с первого раза не удается. Тогда страуса травят, стараясь окружить. Казалось бы, охота уже удалась. Но вдруг перепуганная и уже утомленная птица делает мощный рывок и, словно молния, проносится мимо охотников и убегает в глубь пустыни. Не настолько далеко, чтобы ее вовсе потерять, но на какой-то миг она все же — в безопасности. Ничего, сегодня ускользнула — завтра поймают. Иной раз эта пожирающая силы и нервы игра затягивается на целую неделю. Бедуины учитывают это и выезжают на охоту с большой свитой помощников, которые снабжают охотников водой и пищей. Счастлив тот, кому удастся нанести драгоценной добыче удар по лысой голове, самому уязвимому месту у страуса. Результат гарантирован.
Добывают, правда, иной раз вожделенную дичь и с помощью стрелкового оружия. Те, у кого нет подходящего коня. Конечно, такая охота в глазах других почитается бесчестной, но отказаться от редкостной добычи — выше сил человеческих. Ведь за страусиные перья так дорого платят! В этом случае загонщики гонят птицу в сектор обстрела заранее спрятанного стрелка. Если охотник прилично стреляет, страусу не уйти. Ни хитрость, ни сила не помогут — пуля настигнет его.
— Клячи! — снова заворчал де Вермон, с презрением глядя на коней. — Эх, нам бы сюда да лошадок благородных кровей!
— Ливио! — простонал Луиджи. — Охота для тебя важнее моего ребенка? — И добавил тихо: — О Пьер Шарль!
Француз снова склонился над страусиным следом: так итальянцу не было видно, что его друг улыбается. Но мгновение спустя улыбка его исчезла, и он сказал уже совершенно серьезно:
— Да, Луиджи! Все это как раз для Ливио. Птичка придется мне как нельзя более кстати: она — часть нашей спасательной операции. Вперед! Но не стрелять! Сумеешь его настичь — бей прикладом по голове!
Де Вермон пришпорил коня. За ним — негр. Вот они уже далеко в усеянной камнями и скалами пустыне. Скачут, не обернутся, совершенно не заботясь, следует ли за ними Луиджи.
"Часть спасательной операции, сказал друг… " — Парвизи ничего не понимал.
За ними! И началась скачка. Луиджи только тихонько вскрикивал. Он ощущал каждую косточку своего усталого тела. Над пустыней стояло знойное марево. Скорее, скорее! Он торопил, он гнал коня. Животное скакало из последних сил, роняя с удил клочья пены.
