Знак черепа - Данн Джон Аллан (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Я все время боялся случайно встретить оба судна в открытом море или, по крайней мере, не застать их в Маритане. Теперь же, воодушевленные благоприятными известиями, мы налегли на весла, поскольку стоял полный штиль, и двинулись на юг вдоль барьерного рифа.
В десяти милях от Маританы мы высадились на берег, оставив катамараны под присмотром дружественных бестимараканцев, и закончили свой переход пешком, двигаясь по извилистым лесным тропам, известным только аборигенам. Этот последний отрезок пути мы прошли ночью. Путь нам указывали местные проводники-следопыты, уверенно шагающие впереди ритмичной походкой, ориентируясь в темноте, как кошки. Дважды до нас доносился отдаленный рокот барабанов. Известие о нашей экспедиции уже успело распространиться по всему побережью, и вскоре от короля Демпаино прибыл гонец с обещанием поддержки и покровительства.
На рассвете мы подошли к границе джунглей, которые обрывались на высоком скалистом берегу широкой реки, спокойно несущей свои воды к недалекому океану. На противоположном, пологом берегу виднелся бревенчатый блокгауз, окруженный высоким прочным частоколом, а рядом располагались деревянные хижины небольшого поселка, по всей видимости, пустовавшие. «Когда-то, — объяснил нам Майкл, — здесь была колония знаменитых флибустьеров Миссона и Тига, а потом Бауэна». Из трубы на крыше блокгауза поднималась струйка дыма. У берега стояла шхуна. Баркентины не было видно.
Майкл настаивал на немедленном нападении, но Мушманго из соображений дипломатии предложил сперва нанести визит вежливости королю. Трудно было удержаться от соблазна как можно скорее покончить с врагом; однако мы, пересилив себя, поднялись немного вверх по реке и вошли в селение, где находилась резиденция Демпаино. Мушманго первым удостоился аудиенции, а затем и прочие предстали перед королем. Он принял нас во всем блеске своих регалий, под шелковым зонтиком — символом его верховного владычества. Это был довольно пожилой толстяк, обрюзгший из-за малоподвижного образа жизни, с обвислым животом и с маленьким безбородым лицом, пухлым, как у младенца. Он очень сердечно приветствовал нас, хотя, как мне показалось, временами мог быть чрезвычайно жестоким.
На меня и сэра Ричарда он обратил мало внимания. Зато многочисленные золотые цепочки, длинный плащ и в особенности арабский язык Саймона произвели на него такое впечатление, что он принял его за нашего вождя. Тем не менее он был со всеми нами весьма любезен и пообещал выделить в поддержку нашему отряду полсотни своих телохранителей. Такое подкрепление оказалось как нельзя более кстати, поскольку все телохранители оказались вооружены мушкетами, правда, старыми и порядком изношенными, но до сих пор еще способными производить выстрелы.
Мы пересекли реку по самому солнцепеку, перед полуднем, невзирая на невыносимую жару, ибо надеялись застать пиратов врасплох, прячущихся от зноя где-нибудь в тени. «Золотая Надежда» снялась с якоря накануне днем и отправилась на перехват другого марокканского судна, появившегося, по слухам, неподалеку у восточного побережья и державшего курс на север. У шхуны во время сражения с бригом был поврежден руль, и она оставалась на стоянке для ремонта, который проводили подданные короля Демпаино по указаниям и под присмотром пиратов. Большинство последних, однако, ушли на «Золотой Надежде», и, насколько нам удалось установить, ни Пайка, ни Фентона, ни Симпкинса среди тех, кто остался на берегу, не было.
Бой был недолог и не принес нам большой славы. Представьте себе: сотня темнокожих туземцев невидимо и неслышно подкрадывается под прикрытием высокой травы к частоколу; затем они с душераздирающими возгласами и визгом карабкаются через его заостренные наверху бревна; тучи дротиков и стрел, грохот выстрелов, воинственные крики, стоны, тупые удары боевых палиц и топоров, — и вот мы, не успев даже принять участие в битве, становимся свидетелями жуткого зрелища: окровавленные трупы двенадцати мятежников, исколотые и изрубленные, валяются здесь и там на площадке перед блокгаузом, напоминая чудовищных дикобразов из-за неимоверного количества стрел и дротиков, торчащих в их телах, все еще вздрагивающих, когда туземцы, подойдя, выдергивают из них свое оружие…
В четырех убитых пиратах я узнал матросов с «Золотой Надежды», восемь, по свидетельству Саймона, были членами команды «Сокола». Еще двое находились на борту шхуны и при первых же криках и выстрелах на берегу пытались бежать, обрубив причальные канаты. Мы захватили шхуну прежде, чем она успела уплыть далеко по течению реки, и, как приятно было снова ступить ногой на палубу судна! Она была загажена и носила на себе следы дикого разгула, которому предавались пираты; кроме того, шхуна выглядела неопрятно и неряшливо из-за необтянутых снастей, которыми играл ветер, и кое-как закрепленных парусов, но она была наша, и, завершив ремонт руля, мы быстро привели ее в надлежащий вид.
— Не возьмете ли вы на себя командование шхуной, мистер Пенрит? — спросил Саймон. — У вас это получится лучше, чем у меня.
Глаза сэра Ричарда помрачнели и затуманились. Ему было явно не по себе, когда кто-то другой, пусть даже временно, отнимал у него главенствующую роль. Он приналег на «токе», которым в изобилии снабдил нас король Демпаино, и в мрачном молчании удалился в каюту.
Ближе к вечеру мы спустились вниз по реке и вышли в море, миновав проходящую невдалеке от берега подводную песчаную косу. Подул свежий ветер. Я дал команду ставить паруса, и Майкл с семью матросами — трое из прежнего экипажа «Золотой Надежды», помня предательство Пайка по отношению к ним, старались не отставать от остальных, — живо приступили к работе. Чернокожие «андевос» тянули снасти так усердно, что огромные полотнища парусов разворачивались легко, точно лепестки цветка. Кливера и стаксели, грот и фок без рифов, а также верхние марсели были поставлены во мгновение ока, и шхуна заплясала на крутой океанской волне.
Она была прелесть, наша шхуна: стройная и грациозная, как лебедь, быстрая, как птица, чье название она носила. Я принял штурвал от Майкла ради истинного наслаждения управлять ею. Ветер дул с кормы, и мы быстро набрали неплохую скорость. Шхуна вздрагивала от малейшего поворота штурвала, как чистокровный жеребец от прикосновения шпоры, и на каждый порыв ветра отвечала изящным поклоном и стремительным рывком вперед. Только ураганный западный ветер, который гнал «Золотую Надежду» вдоль тридцать восьмой параллели, позволил нам догнать и перегнать ее; при равных условиях шхуна могла бы дать баркентине фору величиной в целую лигу из пяти и оставить «Золотую Надежду» неуклюже ковылять сзади в струе своего кильватера.
— Самое шустрое суденышко из всех, встречавшихся мне на морях, — заявил Майкл. — И самое фигуристое! Ах, как великолепно оно идет!
Шхуна не шла — она бежала, неслась, перелетала с волны на волну, причем каждый дюйм ее парусины честно служил своему назначению. Ночь была темная, если не считать звезд, но мы не зажигали огней. Линия прибрежных рифов ярким фосфорическим сиянием светилась во мраке, и мы, обогнув ее, пошли вдоль ее границы, пользуясь ночным бризом, длинными галсами уходя в море и возвращаясь назад. Даже ночью мы не прекращали поисков. Охотничий азарт охватил нас всех до такой степени, что мы ощущали нетерпеливое покалывание в кончиках пальцев. Толпа туземцев высыпала на палубу, поблескивая в темноте остро отточенными наконечниками копий, переговариваясь на своем щебечущем птичьем языке, настороженно, как и мы, ожидая встречи.
— Отличное судно, мистер Левисон, — сказал я, испытывая потребность поделиться с кем-нибудь своими чувствами.
— Однако вы обогнали его, — резонно возразил он, хоть и понимал, как и я, что главная заслуга в этом принадлежала не мне, а покойному капитану Томпсону.
Сэр Ричард угрюмо сидел в каюте. Мушманго и второй вождь некоторое время составляли ему компанию, но вскоре присоединились к нам на юте, прислушиваясь к разбойничьему посвисту ветра в такелаже, к глухому говору невидимых в темноте людей, к шипению воды у бортов, ощущая под ногами трепещущую, словно живое существо, палубу красавицы-шхуны.
