Черные флаги - Мейсснер Януш (книги бесплатно txt) 📗
Потом пару дней шлюпка шла под парусом, пользуясь попутным ветром. Река по-прежнему оставалась пуста, берега безлюдны. Бескрайние леса, обширные болота, поросшие чащей кустов, тростника и камышами, тянулись по обе стороны. Многочисленные большие и малые притоки, ленивые и заболоченные, или быстрые и шумливые, вливались и слева, и справа, образуя иногда в устье целые озера и мелкие разливы. С них срывались тучи птиц и кружили над шлюпкой, но людей нигде видно не было.
Только на четвертый день на закате Мартен издали увидел столб дыма, поднимавшийся из-за деревьев. Чаща поредела, сквозь величественную колоннаду махагони, сурмий, жакаранд и гевей пробивались алые отблески костров, горевших на сухой расчищенной поляне, а на пологом песчаном берегу, который переходил в небольшой обрыв, сохли вытащенные из воды пироги.
Караулили их трое хайхолов, вооруженных копьями и луками. Когда шлюпка стала приближаться, один из них взобрался на обрыв и помчался к кострам. Двое оставшихся молча следили за пришельцами, не трогаясь с места, словно вид лодки с парусом был им совершенно безразличен. Не дрогнули, не заговорили даже тогда, когда двое белых матросов вбили в песок заостренный кол с цепью, удерживающей нос шлюпки.
Шагнув на берег, Мартен взглянул наверх, на обрыв, который возносился над головами, заслоняя обзор. Четыре силуэта индейцев в складчатых серапе показались на фоне угасающего заката. Он не мог различить их лица, но в одном из силуэтом узнал стройную фигуру молодого вождя.
— Приветствую тебя, Тотнак! — произнес он на наречии хайхолов.
— И тебе привет, — ответил Тотнак. — С чем ты пришел?
Мартен ответил не сразу. Не отводя взгляда, вытащил из-за пояса пистолет и, взяв его за ствол, подал Ворсту, стоявшему за ним. Потом таким же образом избавился от ножа и только тогда сказал:
— Я хочу говорить с Иникой.
Тотнак долго молчал, словно колеблясь. Они стояли лицом к лицу — индеец над самым краем обрыва, белый внизу, на песчаном берегу, разделенные небольшим пространством крутого откоса.
— Иди один, — наконец сказал Тотнак.
Костры широким полукругом окружали шатер из козьих шкур, вход в который заслоняла узорчатая шерстяная ткань, напоминавшая ковер. Вечерняя мгла стелилась над самой землей, образуя слабый багровый ореол вокруг огней. На фоне этого приглушенного сияния изредка сновали черные людские тени, а нечеткие силуэты сидящих временами чуть перемещались, когда кто-то подбрасывал хвороста в огонь. Слышен был тихий гул приглушенных голосов и треск поленьев.
Иника стояла перед шатром, уронив руки и гордо подняв голову. На ней было небесно-голубое серапе с разрезами на плечах, перехваченное на бедрах поясом, сплетенным из тонких ремешков. Багровый отблеск костра слабо озарял её лицо с правильными чертами и отражался в черных, широко раскрытых глазах, не согревая их взгляда. В глубине неподвижных зрачков, направленных на Мартена, было нечто твердое и холодное, как мрамор.
Молча выслушав его, она чуть качнула головой.
— Ты обманул и меня, и себя, — тихо произнесла Иника. Обманул моего отца и мой народ. Твой взор и твой голос, которые были для меня единственной истиной, лгали каждым взглядом и каждым словом. Путь, который ты мне указал, был ложным. Вел он только к твоим целям, а я, моя страна, мои замыслы — это были лишь средства, которыми ты воспользовался. Мы хотели жить в мире, а ты принес нам войну и смерть, хотя утверждал, что твои пушки и мушкеты сберегут мир.
— Будь я в Амахе… — начал Мартен, но она перебила.
— Тебя не было. Именно тогда тебя не было! Кто нас предал? Кто навлек месть испанцев? Почему эта месть обратилась против моего отца, против наших мирных домов, против всех тех, кого уже нет в живых, и против тех, которых угнали в рабство? А теперь, когда все это случилось, хочешь, чтобы я вышла за тебя! Для чего?
Мартен хотел было ответить, но, взглянув в её лицо, понял, что убеждать напрасно. Он не видел никакого выражения, даже гнева или сожаления. В глазах Иники, казалось, жизнь угасла. В них не видел он ни боли, ни надежды, ни следа прежней нежности и ласки, словно после этого разгрома все в ней кончилось, сгорело дотла — даже воспоминания.
— Уходи и забудь, — сказала она.
ГЛАВА XIX
Прежде чем покинуть лагерь Тотнака, Мартен имел с молодым вождем хайхолов долгую доверительную беседу, во время которой обещал тому, что не позже чем через месяц навсегда покинет Амаху и никогда туда не вернется. Со своей стороны Ян хотел быть уверен в судьбе Иники. Тотнак уверял, что дает ей прибежище навсегда.
— У неё будет в моей стране свой дом, — сказал он, глядя в огонь, пылавший перед шалашом неподалеку от её шатра. — И ни в чем она не будет испытывать нужду.
Подняв голову, вождь взглянул на Мартена.
— Было время, — медленно сказал он, — я хотел тебя убить. Пока ещё она была твоей. Но ни одна женщина не стоит жизни мужчины, а твоя смерть повлекла бы за собой смерть многих людей… Если бы я знал, если бы предвидел, что случится!..
Он умолк и снова уставился в огонь.
— Я хотел бы умереть, — признался Мартен. — Пришел сюда без оружия и…
— И уйдешь отсюда живым, — прервал его Тотнак. — Если б ты погиб, дух твой не обрел бы покоя и отнял его у меня. Бласко де Рамирес жив! Можешь отомстить ему. А что мне с того, если я тебя сейчас прикончу? Этим не добиться Иники и не насытить ни своей, ни её жажды мести. Уходи и мсти. И никогда не возвращайся!
Мартен подумал, что ничего другого ему не остается. Он немедленно скомандовал отчаливать и провел бессонную ночь на одном из бесчисленных островков в паре миль ниже индейского лагеря. Ян был в отчаянии.
“ — Все кончено, — думал он. — Не осталось никого, кто не мог бы обвинить меня в фальши, измене, обмане или бросить хоть одно слово в оправдание. Нет никого, кто бы знал о моей верности и привязанности к этому краю; кто в них верил бы. А как тяжко нести это бремя одному…”
Чувствовал, как чужды ему все окружающие, как ему теперь все и вся безразличны. Судьба сбросила его с такой высоты мечтаний, что казалось, он рухнул в пропасть, из которой нет выхода.
“ — Уходи и забудь”, — сказала Иника.
Разве сможет он когда-нибудь забыть?
“ — Уходи и мсти”, — сказал Тотнак.
Разве может месть принести забвение?
Это настроение безнадежности не оставляло его всю дорогу обратно в Нагуа. Прибыв раньше, чем обещал, он застал на борту “Зефира” только Пьера Каротта с его французами с “Ванно”. Хагстоун с остатками команды отправился к Пристани беглецов, чтобы совершить погребение останков погибших и оставить в дозоре Томаша Поцеху с небольшой командой — как для встречи Уайта, так и на случай нового вторжения испанцев. Каротт опасался, что Бласко де Рамирес ещё раз решит попытать счастья и захватить “Зефир”. Если бы каравеллы испанцев в самом деле показались поблизости, Поцехе надлежало немедленно плыть в Нагуа, чтобы предупредить Мартена.
Кроме этих предосторожностей Каротт собирался перевести корабль выше по реке за следующую излучину, куда испанцы могли бы добраться только в шлюпках. Ждал возвращения Хагстоуна и его людей, и когда через несколько дней это случилось, представил свой план Мартену.
Ян согласился молча, равнодушие его вызвало тяжелый вздох Хагстоуна.
— Я — то думал, он уже очухался, — заметил тот Каротту. Но…сами видите. Все из-за той девушки.
Каротт понимающе усмехнулся.
— Такой человек, как он, из-за девушки головы не потеряет. Ведь у него остался “Зефир”.
— Это правда! — с запалом подтвердил Хагстоун. — Будь “Зефир” моим…
— Не о том речь, — перебил его Пьер. — Но время — лучший лекарь. Время все поправит.
Время шло. Ожидание возвращения “Ибекса”, “Торо” и “Санта Вероники” растянулось до бесконечности. Мартена, казалось, это не слишком волновало, но Каротт тревожился все больше. С трудом собранные запасы провизии стали подходить к концу, в команде росло недовольство. Люди не понимали, ради чего они сидят в этой чертовой дыре, вместо того, чтобы выйти в море и завербовать нужное количество матросов в Кампече или на Антилах. Никто уже не верил, что другие корабли когда-нибудь вернутся. Англия была так далеко; кто мог знать, сколько бурь встретили они по дороге и как сумели их преодолеть? Кто мог поручиться, что испанцы их не потопили?
