Невеста капитана Тича - Прайс Джереми (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Боже, — задыхаясь, проговорил он, — как вы смогли пережить все это? Как вам удалось не сойти с ума? Как вы можете сидеть здесь, словно…
На лице Анны мелькнуло слабое подобие улыбки:
— Словно кто?
— Словно… — он покачал головой, тщетно пытаясь найти нужные слова, которые вдруг разбежались. Он хотел сказать: словно тихий ангел… словно нежный цветок… словно чистый ребенок… словно святая, к коленям которой я мечтаю припасть, как жаждущий странник к благословенному источнику… Но, конечно, подобные разговоры намного превышали возможности незамысловатого лексикона скромного лейтенанта. Он не был поэтом.
Огонек свечи отражался в глазах у Анны и поблескивал в ее волосах; в полутемной таверне ее золотистая загорелая кожа казалась матово-бледной. Лейтенант чувствовал неловкость, продолжая держать ее руку в своей, но он был не в силах разжать ладонь, чтобы не нарушить ту странную и волнующую связь, которая внезапно возникла между ними, и которую, казалось, сохраняло это слабое прикосновение. И все же он не мог решиться на тот единственный логический шаг, к которому влекли его чувства: чересчур ярким было воспоминание о том солнечном утре на Сеи-Китсе, когда он впервые увидел ее рядом с Черной Бородой.
— Он… он что-нибудь значил для вас? — пересилив себя, спросил лейтенант. — Вы… любили его?
Вопрос был довольно неопределенный, но Анна сразу поняла, кого он имел в виду.
— Любила? — спокойно улыбнулась она. — О нет, конечно! Его нельзя любить. Нет, нет — не потому, что он уродлив, или груб, или слишком погряз в своем гнусном пиратстве; он просто неспособен воспринимать любовь — вот и все…
Свободной рукой Анна поднесла к губам бокал и отпила глоток, стараясь собраться с мыслями.
— Моя нянька, Мэдж — она была уроженкой горной Шотландии, — рассказывала мне однажды, как в ранней юности она пыталась приручить волчонка. Это был маленький волчонок — жалкий, несчастный комочек серой шерсти. Он был голоден, но не разрешал ей кормить его. Он прокусил ей руку до кости. Он просто не понимал ни любви, ни сострадания, ни жалости — ничего такого. Он был всего лишь ребенком, но он был волк, ибо природа создала его волком, и никакого другого ответа на вопрос: кем быть? — он не знал…
Анна осторожно убрала руку из-под ладони Мэйнарда.
— Черная Борода тоже создан таким… Ненавижу ли я его? Желаю ли я его смерти? Нет, это все не то! Я просто знаю, что он обречен, и знаю, что самое лучшее для него — умереть. Это звучит ужасно, правда? Можете ли вы понять меня?
— Да, — ответил лейтенант и с удивлением обнаружил, что способен улыбнуться. — Да, мне кажется — могу…
После кофе они немного погуляли в скромном садике таверны под спокойной луной и ясными виргинскими звездами. Анна ожидала, что лейтенант ее поцелует, но он не сделал этого. Прощаясь, он печально взял ее за руку.
— Как бы там ни было, — сказал он, — жребий брошен, и теперь уже ничего не изменишь. Кроме одного: я не допущу, чтобы вы присутствовали при схватке. Ваша жизнь не должна подвергаться опасности, и я найду способ заблаговременно переправить вас на берег. К тому же, я не могу позволить вам увидеть, как я его убью, — ибо, по всей видимости, живым он мне не сдастся!
— А если он убьет вас? — не смогла удержаться Анна, и Мэйнард с искренним изумлением посмотрел сверху вниз на ее освещенное лунным светом лицо:
— Убьет меня? Этот подонок?
Казалось, подобная мысль никогда до сих пор не приходила ему в голову, и Анна почувствовала вдруг странное успокоение.
— Спокойной ночи, — ответила она на его скупой салют и долго молча смотрела, как он уходит по тропе, слегка прихрамывая, с рукой на эфесе шпаги, широкоплечий и решительный, — человек, для которого долг, честь и верность были не моральными принципами, а просто образом жизни.
«Или смерти…»— подумала Анна, повернувшись, чтобы войти в дом.
Широкий залив Окракоки, где Тич устроил свою стоянку, представлял собой великолепную стратегическую позицию, превосходно отвечавшую его целям. Тич со своим шлюпом занял командное положение над входом в залив и пространством открытого моря позади. Но добраться до «Ройял Джеймса» можно было только по сложному и извилистому фарватеру, до такой степени усеянному едва прикрытыми водой песчаными мелями и банками, что даже самому мелководному судну пришлось бы двигаться здесь с беспомощной медлительностью слепца, нащупывающего дорогу при помощи мерного шеста и лота под постоянным прицелом дальнобойных орудий Тича.
Используя все преимущества своей позиции, Тич с командой в тридцать человек мог действовать по двум направлениям, в зависимости от обстоятельств. Как только мистер Тобиас Найт, секретарь губернатора Северной Каролины, посылал им весточку о том, что судно с достойным внимания грузом собирается либо отплыть из Баттаунской гавани, либо прибыть туда, пираты — если это соответствовало их настроению — выбирались из залива и отправлялись на охоту за призом. Остальное же время они недурно проводили, устраиваясь за счет местного населения.
Капитан Тич завел себе, наконец, очередную жену — дочь крупного землевладельца Де-Розетта, плантатора и негоцианта. Последней жене Тича исполнилось всего пятнадцать лет. Свадебную церемонию возглавил сам губернатор Иден, и его, по-видимому, нисколько не тронуло, что маленькая и дрожащая фея-невеста проплакала весь обряд от начала до конца, а Тич с Израэлем Хендсом вынуждены были поддерживать ее с обеих сторон, чтобы она не упала. При этом ответы, которые ей положено было давать согласно ритуалу, пришлось буквально вытряхивать из нее в соответствующие моменты.
Тич во-всю наслаждался роскошным ощущением безопасности. Зарытое сокровище ожидало только его прихоти, чтобы снова появиться на свет, когда он того пожелает. Морской разбой, лишенный риска и азарта, потерял для него былой интерес и превратился в наскучившее развлечение от безделья. Он теперь позволял себе — чего никогда не делал прежде — проводить ночь за ночью в пьяных кутежах в роскошном доме Де-Розеттов, который он наводнил своими висельниками и их временными подругами, без чувств валиться в постель на рассвете, просыпаться в полдень и снова пьянствовать, допиваясь до сумасшествия. И с утра до поздней ночи для него шипели и скворчали на кухне пухлые розовые бифштексы, а многочисленная челядь, да и сами хозяева готовы были ежесекундно сломя голову броситься выполнять любую, самую чудовищную прихоть пиратского атамана.
Губернатора Идена вполне удовлетворяло такое положение вещей, при котором половинная доля каждого приза, захваченного Черной Бородой в водах Северной Каролины, попадала в его личные склады и магазины. Если позволяли обстоятельства, он старался оформить эту процедуру легально, как это было, например, с французским кораблем с грузом сахара и какао, направлявшимся на Мартинику. Черная Борода захватил его, перебил всю команду и открыто, среди бела дня привел под парусами в Баттаунскую гавань. Затем он с четырьмя ближайшими помощниками явился к губернатору и, ухмыляясь, дал под присягой письменную клятву в том, что нашел в открытом море брошенный французский корабль без единой живой души на борту.
Губернатор Иден назначил следственную комиссию, проинструктированную таким образом, что корабль в конце концов был признан бесхозным, а груз — законной собственностью нашедшего. Но потом, опасаясь, как бы эта история не выплыла наружу, он приказал вывести судно в открытое море и там затопить, под тем предлогом, что оно якобы загромождает гавань. Разумеется, Тичу в связи с этим была выплачена солидная компенсация из общественных денег колонии.
За ведение официальных бумаг по этому, в частности, делу мистер Тобиас Найт, секретарь и письмоводитель губернатора, получил с ограбленного судна двадцать голов сахару, тогда как Тич и губернатор Иден взяли каждый по шестьдесят голов, а остальное было разделено между командой.
При таком покровительстве у Тича были все основания уверовать в свою полную и абсолютную безнаказанность. Он наслаждался этим благостным чувством и утром двадцатого ноября тысяча семьсот восемнадцатого года, когда мистер Тобиас Найт прислал ему на плантацию Де-Розетта извещение о том, что некая частная экспедиция в составе двух небольших одномачтовых шлюпов четыре дня тому назад вышла из Кикветана, Виргиния, имея на борту предписание губернатора Спотсвуда, копию которого мистер Найт предусмотрительно прилагал.
