Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
Однако относительный контроль над обстоятельствами теперь был утерян. Гибель Игана, за ним – Распена и, по всей видимости, наступившая смерть краснолицего пьяницы привели к объявлению войны. По числу людей мы были приблизительно равны, но не по умению; к этому времени я уже понял, что команда Молтби была скорее военной, чем флотской. Они снова пошли на нас в атаку, а Молтби кричал им, чтобы не давали нам пощады и перебили всех до одного.
И вдруг, несмотря на шум, я и все, кто там был, услышали вопль. Это был совсем иной звук, похожий на вой дикого зверя. Я сразу же понял, чем была вызвана моя тревога, когда я увидел Грейс. Она отыскала ключи в кармане моего камзола и освободила Тейта.
34. Последние, самые долгие минуты
Что делает человека столь свирепым? Неужели всем нам становится свойственно такое, если приходится жить под палящим солнцем и биться за свою жизнь, подобно диким зверям? Эти вопросы постоянно возникают у меня в голове, и порой – по утрам – мне представляется, что я встречал таких одичавших людей именно потому, что задавался этими вопросами. Впрочем, все равно: мне пришлось видеть слишком много таких людей, и я не желал бы встретиться с ними снова.
Я понимаю, почему ломаю над этим голову. Потому что за их дикой жестокостью, за их яростью и гневом я могу разглядеть какую-то наивность, какую-то простоту, будто душа такого человека отыскала только один путь – путь свирепой жестокости, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы пробить себе дорогу в нашем неравном мире.
Тейт обладал этим свойством: я это видел. Сильвер – тоже, хотя в нем это было не столь очевидно. Не могу утверждать, что оно было у Распена, но что-то в нем (его муки в самые последние мгновения его жизни) меня глубоко тронуло. Он походил на быка, которого забивают, и так и умер: его огромная обритая голова, его уродливое тело и ноги в гетрах – все содрогалось.
С Тейтом было иначе: я разглядел в нем это качество, когда увидел, как на острове Сильвер обманул его с такой легкостью и простотой; меня озадачило, что столь свирепый боец так легко попался на удочку. Я снова разглядел в нем это теперь, когда он, вопя, рванулся на палубу с трапа баковой надстройки с широким ножом в руке. Где он раздобыл этот нож? Я не отважился спросить и так никогда и не спрашивал.
Когда он ворвался в самую гущу схватки, все сражающиеся расступились, чтобы взглянуть на него. Тейт остановился и в изумлении посмотрел вокруг. Рот его приоткрылся словно в полуулыбке, и он стал вглядываться в нас, как деревенский парень, попавший в город. Но от него исходила такая свирепость, что те, кто был к нему ближе других, отшатнулись.
Тут он увидел Молтби и прыгнул вперед, как огромная обезьяна. Молтби выкрикнул какую-то команду, и трое матросов бросились на Тейта. Размахнувшись ножом, он резанул первого по глазам, второго ударил рукоятью в переносицу, а третий получил удар ножом под ребра – и все это с невероятной быстротой. Кто-то из троих отступил в боли и страхе, кто-то упал, умирая.
Теперь вперед вышли «джентльмены» Молтби, а они – как профессионалы – кое-что понимали, в частности, что нельзя вступать с Тейтом в ближний бой. Все трое встали вокруг него, нацелив в него шпаги таким образом, что он оказался как бы ступицей колеса, а они и их шпаги – спицами. Похоже было, что им удалось сдержать Тейта, особенно когда к ним присоединились еще двое.
Однако невозможно сражаться с человеком, который не имеет понятия о том, что представляет для него опасность. Те, кто его удерживал, не насмехались над ним, хотя могли бы поддаться такому соблазну, скорее, проявляли к нему уважение и просто старались не дать ему двигаться. Напрасно! Он схватил одну шпагу за лезвие и, хотя оно впилось ему в руку, вырвал оружие у его владельца. «Джентльмен» отскочил. Тейт было последовал за ним, но передумал.
Почти сразу же вслед за этим, пока Тейт рассматривал рассеченную ладонь, в него был направлен новый удар шпаги. Это сделал самый умелый из дуэлянтов, подвижный и ясноглазый, и на вид человек воспитанный, насколько можно судить по внешности. Тейт поднял руку, так что клинок прошел под нею, а сам бросился на этого человека и всадил ему нож куда-то в лицо, кажется, под правый глаз. Мы все услышали глухой удар. Дуэлянт упал, и Тейт схватил его шпагу.
Третий «джентльмен» отважно напал на Тейта, попытавшись пронзить его насквозь. Он сразу же упал, получив удар шпагой в шею. Он умер быстро, на лице его было написано отчаяние.
Все это время я старался внимательно следить за происходившим, избегая угроз собственной жизни. Кроме того, я считал своим долгом следить, чтобы не напали на Джона Сильвера. Они с капитаном Ридом нашли местечко, которое можно было защищать, – небольшую площадку перед люком главного трапа; позднее, когда я смог порассуждать над всем, что тогда произошло, меня сильно позабавила мысль, что эти двое стали товарищами по оружию.
Однако Тейт теперь снова вырвался на свободу, а это означало, что следующим его «портом захода» может стать Сильвер или я сам. Этого не случилось. Он нацелился на Молтби, который укрылся за спинами своих людей – всех, скольких смог собрать. Тейт остановился перед этой преградой. Затем вперед вышел высокий матрос, которого я уже видел раньше, с двумя пистолетами в руках и, с расстояния не более одного ярда, нацелил их Тейту прямо в лицо. Мне были видны дула этих пистолетов: они казались парой черных глаз, уставившихся в глаза Тейту.
В то же самое время что-то змеей пролетело по воздуху над всеми головами, из-за спины Тейта выбежал матрос и поймал это «что-то». Это был марлинь – длинная, тонкая веревка, какими пользуются на каждом судне. Матрос сделал на конце веревки незакрепленную петлю и набросил ее Тейту на шею так, что она обмоталась вокруг шеи один раз.
Я говорю «один раз» потому, что в этом и состоит характер такой пытки. Прячась за толпой своих подручных, Молтби взялся за другой конец веревки, и они вместе – Молтби и матрос – с противоположных концов стали тянуть Тейта за шею то туда, то сюда, пока он наконец не понял, что пойман. Он вертелся, пытаясь выкрутиться из петли, но как только он это делал, они затягивали ее туже и туже.
Постепенно, словно Тейт был зверем на лесной поляне, они стали управлять им, заставив стоять на месте, чуть отпуская или затягивая веревку, если он отваживался двинуться. Через несколько минут Тейт прекратил сопротивляться и стоял, держа в одной руке нож, а в другой шпагу, которую выхватил у противника, но лишенный возможности двигаться. Он быстрым движением поднял нож, чтобы перерезать веревку, но Молтби и матрос еще быстрее затянули петлю, и глаза Тейта выпучились, как у человека, которого душат.
Я двинулся вперед. Все кости у меня ныли от предчувствия, что сейчас что-то должно случиться. Душа моя разрывалась от вопроса, который я, в разгаре событий, не мог облечь в слова. Где Луи? Если и есть кто-то, кого я должен защитить, то это он.
Тейт переводил взгляд то на одного, то на другого. Взглянул на Сильвера, потом – на меня. У себя за спиной я услышал, как кто-то ахнул, и сквозь наши ряды вперед прорвалась Грейс: дядюшка Амброуз не сумел ее удержать.
Она подбежала к Тейту, а Молтби крикнул:
– Убейте ее!
Я же крикнул:
– Нет!
К счастью, слова Молтби и мой возглас потрясли тех, кому он приказывал, и они не двинулись с места.
Тогда Молтби закричал:
– Держите ее! Я сам это сделаю!
Двое матросов схватили Грейс; один из них сделал это так грубо и вульгарно, что я решил – следующей целью для моей шпаги будет он. Обходя Тейта и все еще держа конец веревки, Молтби приближался к Грейс.
– Шпагу! – крикнул он. – Шпагу мне!
Из рядов, выстроившихся за ним, кто-то сунул ему в руку абордажную саблю – вперед эфесом. Веревка мешала Молтби двигаться с достаточной быстротой. И так как марлинь был длинный, то, чтобы держать его натянутым, Молтби приходилось описывать широкий круг. Шаг за шагом, не торопясь и не спуская глаз с Тейта, но порой взглядывая на Грейс, грубо схваченную матросами, Молтби шел вперед. Могу поклясться, что в эти минуты все ветры южных морей затаили дыхание.
