Король абордажа - ван Викк Мэсон Френсис (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗

Почти семнадцать миль надо было проехать, прежде чем становились заметными огни Порт-Ройяла. В бухте Морган садился в гичку, которая всегда стояла наготове, и переплывал ее, направляясь в сторону мыса.

Чем дальше отъезжал Морган от поместья Данке, тем сильнее менялось его поведение. Например, он начинал громче разговаривать, ругался чаще и живописнее, и, когда он добирался до мыса, одежда его была в совершенном беспорядке. Потом возвращался и отправлялся в таверну.

Джекмен знал Моргана лучше любого другого жителя Вест-Индии, и его это страшно удивляло. Особенно потому, что такая странность стала особенно заметно проявляться последние две недели. В Порт-Ройяле Морган громко приветствовал первого встречного корсара и вел его и всю компанию в близлежащую таверну, там напивался, играл и иногда пел. Нередко он уходил из одной таверны, только чтобы заявиться в следующую с новой веселой компанией.

Как правило, после первого же делового визита он ехал прямо к красивому кирпичному домику, который стоял немного в стороне от остальных в конце Глочестер-стрит.

Дом, который он подарил Карлотте, отличался от других тем, что архитектор отказался от английского стандарта, который так плохо подходил к местному климату, и возвел более прохладный и более удобный одноэтажный дом типа тех, которые строили на Барбадосе. Стены патио и забора, окружавшего маленький сад, были старательно возведены из серого кирпича.

Во всех слоях Порт-Ройяла расползались слухи о мадемуазель д'Амбуаз. Карлотте нравилось называться девичьим, французским именем.

Жителям города редко удавалось видеть рыжеволосую тигрицу адмирала, потому что чаще всего она дышала свежим воздухом на борту шлюпки, которая прохладным вечером несла ее и Моргана, а иногда еще и нескольких друзей к какому-нибудь пустынному уголку в великолепной бухте. Когда она хотела что-нибудь купить, Зулейма, ее наперсница, молодая рабыня, наполовину арабка, наполовину негритянка, сообщала об этом купцам, которые были только рады сами прийти в этот, похожий на барбадосский, дом.

Если Карлотте по какой-либо причине было необходимо самой выйти в город, то она до самых глаз закутывалась в вуаль. Ее изящная маленькая фигурка грациозного скользила в сопровождении двух неуклюжих телохранителей, которых приставил к ней адмирал.

Первое, что бросалось в глаза гостю в барбадосском доме, была любовь Карлотты к перчаткам. Она не снимала их даже за ужином. Иногда ее перчатки представляли собой маленькое произведение искусства, потому что оказывались вышиты золотом и украшены причудливыми узорами из жемчуга. У любовницы адмирала было также много полуперчаток, которые оставляли пальцы открытыми, но закрывали ладонь и запястье. Но все-таки такое пристрастие казалось странным, потому что все до самого последнего пьяницы хотя бы один раз слышали рассказ о грозовом вечере в Кайоне.

Однажды вечером в конце ноября, когда дожди почти прекратились и ярко сияли звезды, Карлотта и ее покровитель закончили ужинать в патио так поздно, что все многочисленные птицы в клетках — она их обожала — уже затихли и заснули.

Как уже вошло у него в привычку, Морган развалился в гамаке. Его голова резко выделялась на фоне желтой подушки, рубашка расстегнута, босая нога чуть покачивается.

Рядом с ним примостилась Карлотта на огромной круглой подушке. Все линии ее фигуры были видны под почти прозрачной рубашкой из черного шелка, вышитого маленькими пятиконечными серебряными звездочками. В ее пылающих волосах сверкали бриллианты; и они же свисали с мочек ее ушей.

— Ты счастлив, Гарри?

— Очень, — ответил он и печально взглянул на нее. — Но есть кое-что, чего мне недостает, чтобы почувствовать себя равным любому королю на свете.

Ее зеленоватые и слегка блестящие глаза проследили за тем, как он резко повернулся. Если бы свет был немного ярче, то Морган заметил бы, что на губах Карлотты появилась тонкая, загадочная улыбка.

— Ты должен сказать мне, Гарри, или я и сама догадаюсь. Ты удивляешься, почему я не смогла подарить тебе дитя как залог нашей любви?

Морган кивнул и довольно грубо заметил:

— Ни ты, ни какая-либо другая женщина.

— А ты не был ранен? Да что я спрашиваю, я и сама знаю, что нет. Может, ты болен?

— Нет. Конечно, я болел в детстве — корью, потом еще в юности у меня был гнойник на спине. Но все это ерунда.

Длинные ресницы Карлотты задрожали, а ее рука, лежавшая на подушке, вздрогнула, когда пальцы другой руки прошлись по шраму.

— Гарри, — прошептала она, — ты знаешь Зулейму?

— Ты говоришь про эту ведьму-магометанку, которую я купил для тебя у Дабронса на аукционе?

Ее голос зазвучал тихо и нежно:

— Я была очень добра к ней, и поэтому она рассказала мне, что на ее родине отец Зулеймы был хакимом, знатоком чародейства и медицины.

— Ну и что? — улыбнулся он.

Отец Зулеймы был известным врачом в городе под названием Каир. Арабам известны многие тайны фармацевтики и хирургии, которые еще и не снились западным врачам.

Он откинулся на подушки и с любопытством слушал ее.

— Вчера речь зашла о бесплодии, — продолжала Карлотта, опустив глаза, — И Зулейма говорила о каком-то составе, который может вернуть способность к отцовству любому, кроме евнуха.

Гамак скрипнул, когда Морган неожиданно выпрямился:

— Ты не шутишь?

— Нет, любовь моя.

— Тогда добудь его для меня! Немедленно. Клянусь Богом, если только мне удастся зачать ребенка, я… я освобожу Зулейму и награжу ее по-царски.

Прозрачная ткань зашуршала, когда Карлотта поднялась и отступила немного назад.

— У Зулеймы его очень немного, и две ночи назад ты выпил это снадобье в бокале с малагой.

В свете звезд Морган казался выше ростом. Он уставился прямо ей в глаза.

— Как ты посмела так поступить, не спросив моего согласия?

— Потому что я люблю тебя, Гарри, — выдохнула она. — Я схожу с ума от желания повторить твой образ в ребенке и любить вас обоих.

— Это правда? — Он неожиданно схватил ее за плечи и приподнял.

Ей понадобилось все присутствие духа, чтобы спокойно встретить его свирепый взгляд.

— Я надеюсь и буду молиться всем святым, Гарри, чтоб отец Зулеймы был хорошим врачом.

Глава 20

ДОНИСЕЛЛА МЕРСЕДЕС

Сладкозвучные колокола на колокольне Эль-Конвенто-де-ла-Мерседес громко оповестили всех о начале вечерни. Чистые, ясные звуки эхом отдались во влажном, неподвижном воздухе города и замерли в холмах за пределами Панамы. К хору на колокольне Эль-Конвенто присоединились высокие и менее мелодичные колокола монастыря Санто-Доминго. В их звоне было что-то заносчивое, как и во всем ордене доминиканцев.

В общую мелодию ворвался частый перезвон колоколов в монастыре Сан-Франциско и обители Ла-Компанья, они торопились, словно солдаты, опаздывающие на поверку. На этот звук отовсюду появлялись почти все жители Панамы, чье население составляло около тысячи белых, три с половиной тысячи свободных негров и еще несколько тысяч рабов — негров и индейцев.

Все лица обратились к массивной высокой башне, которая возвышалась над огромным кафедральным собором города. Это здание, построенное всего в нескольких ярдах от берега, было обращено к бескрайним просторам Южного моря [58]. Раздалось постукивание четок, когда масса черных и коричневых тел упала на колени прямо на улицах и склонила головы, вознося вечернюю молитву самому католическому Богу, который защищал благочестивых жителей Испании, Италии и Португалии.

Поскольку горький опыт убедил его, что лучше не выделяться из толпы, раб по имени Дэвид Армитедж тоже преклонил колена и шепотом повторил английскую епископскую молитву, которая была удивительно похожа на испанские.

— Всемогущий Отец, я благодарю тебя, — с искренним чувством шептал он, — за твою бесконечную милость, что даже в руках моих врагов ты уберег меня.