Нефтяной принц - Май Карл Фридрих (читать книги онлайн без txt) 📗
— Он воин, которого я уважаю. Если бы мы пришли как друзья, он нам, конечно, ничего плохого не сделал бы.
— Но мы хотим освободить пленников, а значит, стали его врагами и не должны показываться на глаза ни ему, ни его воинам. Виннету видел пленных: восемь навахо и троих бледнолицых. Они лежат возле одного костра и окружены двойным кольцом воинов.
— Ого! Нелегко будет их вытащить.
— Почти невозможно. Сегодня мы ничего не станем делать. Надо ждать до утра.
— Согласен с моим краснокожим братом. Было бы глупостью подвергать свою жизнь опасности, когда успех под большим сомнением.
— Позвольте сказать, что я не согласен, — вмешался в разговор Сэм Хокенс. — Думаете, что завтра нам удача улыбнется больше, чем сегодня?
— Конечно. Надеюсь, вы разделяете нашу уверенность в том, что нихора намерены выступить против навахо?
— Еще бы!
— И вы считаете, что они отяготят себя одиннадцатью пленными?
— Хм! Можно предположить, что они не потащат их с собой.
— Не потащат, а оставят под охраной. Мы дождемся того момента, и нам будет гораздо легче.
— Стало чуть-чуть яснее. Об этом я не подумал, если не ошибаюсь. Вот только бы знать, когда они уйдут.
— Предполагаю, что завтра.
— Было бы хорошо. Но если они останутся, мы подвергнемся большой опасности.
— Придется рискнуть.
— Конечно, но это легко сказать. Здесь нет воды, но есть трава, поэтому лошади будут страдать меньше. Но мы! На Глуми-Уотер мы не могли пить из-за нефтяных пятен, да и сегодня за целый день не выпили ни одной капли воды. Если и завтра не пить, то леди и детям будет тяжело. О мужчинах я не говорю.
— О, и о нас надо говорить, дорогой Сэм! — вмешался Фрэнк. — Мы с вами пока еще не бессмертные души, а всего лишь люди, смертность которых, увы, доказана. Каждое смертное существо должно пить, и я, правду сказать, испытываю такую жажду, что за пару глотков воды или за стакан пива готов заплатить целых три марки.
При этих словах кантор не смог сдержаться:
— Мне чрезвычайно жаль, герр Франке. Если бы у меня была вода, я бы с вами охотно поделился.
Добродушие кантора, похоже, сильно действовало на его душу, ибо его уже печалило, что он недавно разозлил Хромого Фрэнка. Того, временами не менее добродушного, терзало то же чувство. Он укорял себя, что был слишком груб с сочинителем и бывшим органистом. Фрэнк был готов примириться, но боялся уронить свое достоинство и ответил так:
— И вы думаете, что я принял бы ее от вас? Как ни велика моя жажда, характер мой куда тверже. Даже если бы вы откачали для меня весь Мировой океан, я не глотнул бы ни капли. Знайте, что своими «ходульными виршами» вы оттолкнули от себя лучшего друга! Это тяжелая потеря для вас, и печальная, но я при всем своем желании не смогу вам помочь.
Кантора это задело больше, чем можно было ожидать. Когда все поели, пришло время отправиться на покой, он никак не мог заснуть, а все спрашивал себя, каким бы образом он мог помириться с Фрэнком. Неожиданно ему пришла в голову идея, которую он счел превосходной. Фрэнк страдал от жажды. Если бы он смог помочь ему? Внизу, в долине, была вода, а в вещах кантора хранилась кожаная фляга. Конечно, спускаться в долину было запрещено, поэтому он должен был проделать это тайно.
Кантор приподнялся и прислушался. Все спали, кроме дежурившего Дика Стоуна, отошедшего в ту минуту к лошадям. Подушкой слуге муз служило седло, а фляга находилась в седельной сумке. Кантор осторожно вытащил ее и тихо пополз. Действовал он из двух побуждений: хотел помочь Фрэнку и надеялся хоть один-единственный раз оказаться настоящим «героем Запада». Сама лишь мысль о том, что он добудет воду под носом у врага, наполняла его смелостью и гордостью. Каково будет удивление, когда он удачно вернется! Если только принять необходимые меры предосторожности, все должно пройти нормально.
Он полз и полз, пока не решил, что Дик Стоун уже не может ни видеть, ни слышать его. Кантор поднялся и ощупью пошел дальше. Вскоре он оказался у спуска в долину. Трудности начинались только теперь. Повернувшись, он стал медленно соскальзывать по склону, цепляясь за землю всеми четырьмя конечностями и осторожно ощупывая ногами стену. Только поставив на твердое одну ногу, он вытягивал другую. Острые камни и колючки расцарапали ему руки, но кантор эмеритус этого не замечал. Чем ниже он спускался, тем сильнее становилось его желание довести до конца свое начинание. Временами он терял почву под ногами и пролетал сразу на пару метров вниз. Спуск получался шумным, но кантор в радостном возбуждении не слышал ни треска ломающихся ветвей, ни стука сталкиваемых им камней.
Он уже заметил свет лагерных костров, полагая, что выиграл свою партию и торопился еще быстрее приблизиться к кострам. Он не заметил, как там насторожились, а пятеро или шестеро индейцев вскочили и вышли навстречу. Остановившись, они затаились и стали ждать. Кантор дышал настолько громко, что нихора теперь уже отчетливо слышали его.
— Уфф! — прошептал один из них. — Это не зверь, а человек! Надо его схватить!
Кантор подбирался все ближе. Индейцы нагнулись, чтобы лучше рассмотреть спускавшегося человека в отблеске костров. Убедившись что он один, нихора вытянули в ожидании руки. Как только сильные и цепкие руки схватили его под мышками, кантор настолько испугался, что просто онемел. Ему крикнули несколько слов, но он их вообще не слышал. Гораздо лучше он понял язык ножа, приставленного к его груди. Ему даже не пришло в голову защищаться.
Можно себе представить, какое впечатление произвело его появление в лагере, хотя оно и не вызвало шума. Белый подкрадывался к лагерю и был схвачен! В этих краях он не мог быть один, а значит, где-то поблизости находятся его спутники. Значит, шуметь нельзя было ни в коем случае. Пленника тотчас же окружили, но никто ничего не говорил. В середину круга вышел сам Мокаши. Прежде всего вождь сделал то, что положено каждому мудрому предводителю: он послал разведчика осмотреть окрестности лагеря. Потом Мокаши спросил у пленника его имя и поинтересовался его намерениями. Кантор ни понял ни слова и что-то пробормотал по-немецки. Тогда Мокаши сказал:
— Он не понимает нашего языка, мы не можем понять его. Надо показать его трем бледнолицым, возможно, они знают его.
Кантора подтащили к костру, возле которого лежали пленники. Как только он появился в свете пламени, Поллер изумленно воскликнул:
— Немецкий регент! Дьявольщина! Этот чокнутый, похоже, сбежал из пуэбло!
Он говорил по-английски с примесью индейских слов, чтобы названный его не понял. Но тот догадался, что разговор идет о нем, и сразу узнал бывшего проводника.
— О, вот и наш проводник! Да еще со связанными конечностями! Герр Поллер, как это вы попали в такое положение? Очень рад вас видеть!
— Эти парни взяли нас в плен, — ответил скаут, естественно, по-немецки.
— Вы не должны говорить то, чего я не понимаю! — резко вмешался в их разговор вождь. — Или вы хотите, чтобы наши ножи проверили ваши шкуры? Ты знаешь этого человека? Кто он?
— Приехал из Германии.
— Уж не та ли это страна, в которой родился Шеттерхэнд?
— Она самая.
— Значит, он тоже знаменитый охотник?
— Нет, он ничего не понимает ни в охоте, ни в оружии. Он сочиняет музыку и поет. Он просто ненормальный!
Вождь взглянул на кантора с меньшей враждебностью. Кстати, у некоторых диких народностей умалишенные даже пользуются уважением. Про таких людей думают, что ими овладел дух, неземное существо. Эту точку зрения разделяют и большинство индейских племен. Они не решаются поднять руку на сумасшедшего, даже если он из враждебного племени. Вождь продолжал расспрашивать:
— А ты точно знаешь, что этот человек не в себе?
— Точно, — ответил Поллер, которому в голову пришла мысль, что он сможет извлечь некоторую выгоду из создавшегося положения. — Я долго был с ним и его спутниками.
— Кто эти спутники?
— Тоже немцы. Они приехали, чтобы купить землю, принадлежащую краснокожим людям.
