Поговори со мной… Записки ветеринара - Бакатов Сергей (чтение книг TXT) 📗
– А-А-А-А-А-А-А – и тебе спасибо! Только в следующий раз благодарить будешь с двадцати метров! – передразнил я бегемота. – И рано радуешься, я еще не закончил. Ты меня это… ну подожди здесь немножко. Я мигом.
– Ауф! – Бегемот вроде как утвердительно кивнул головой – я тебя пометил, теперь ты мой! – и скрылся под водой.
Пока я бегал за зубодерными клещами, меня внезапно осенило: в тот момент, когда дрессировщик держит свою голову в пасти бегемота, ему ничего не грозит, если, конечно, у последнего с зубами все в порядке.
Через пять минут я опять подзывал бегемота уже известным мне способом.
Тут я допустил небольшую ошибку показав бегемоту блестящий инструмент. Саймир с опаской стрельнул глазом по щипцам и отправился на дно мутить воду. Странно, подумал я, кажется, до меня ему никто зубы не дергал, чего он так всполошился?
Когда-то давно в моем еще детском ротике хорошо поковырялись такими клещами советские дантисты. Работали они тогда, конечно, без обезболивающих. Но у Саймира такого опыта нет. Как же он догадался?
Клещи пришлось спрятать, и, когда бегемот вынырнул, мне опять пришлось его уговаривать подплыть поближе, показывая пустые руки.
Несколько секунд он меня недоверчиво изучал, потом, со свистом опустошив «воздушные шлюзы», как это делают профессиональные ныряльщики, опять ушел на дно. Когда он вынырнул в следующий раз, я уже сидел на поребрике и одной рукой пытался изображать птичку – ткачика. Похоже, «птичка» его очень заинтересовала, и он, добрая душа, забыв про все на свете, причалил к поребрику. Тогда для пущей убедительности я запел что-то наподобие птичкиной песенки.
Саймир совсем растаял и открыл пасть. «Птичка» сразу побежала чистить ему зубки. Но как только я пытался опустить руку за зубными клещами, Саймир с опаской начинал косить на меня глазом, пытаясь заглянуть за поребрик. Но рот при этом не закрывал. Тогда «прилетели» две «птички» и по очереди залетали то с одной, то с другой стороны. Озадаченный бегемот расслабился и перестал вертеть башкой. Наконец, главной «птичке» удалось незаметно пробраться с инструментом к месту действия. Мне бы только зацепиться, думал я, остальное он и сам сделает, вспоминая при этом, как бабушка учила меня «небольно» рвать молочные зубы. Она закрыла меня в спальне и попросила привязать зуб к дверной ручке суровой ниткой. Как только я его привяжу, обещала она, зуб сразу сам и выпрыгнет, так что я и заметить не успею. Только привязать надо очень крепко! Я с детской наивностью выполнил все, согласно бабулиным наставлениям. Привязал и жду. А он не выпрыгивает.
– Бабуль! Он не хочет!
– А ты его крепко привязал?
– Очень крепко!
– Ну тогда сейчас выпрыгнет! – сказала бабуля и открыла дверь.
– А больно не бу… – хотел спросить я, но увидел смеющуюся бабушку и свой зуб, болтающийся на ниточке, привязанной к дверной ручке. А как он выпрыгнул, я действительно не заметил, но сразу понял, какая у меня хитрая бабуля.
Зубодерные клещи – вещь понадежнее, чем нитка. Если они что-то зацепили, то зацепили надежно. И это здорово. С первой же попытки мне удалось крепко прихватить осколок зуба, я знал, что второго шанса мне не представится. А может – просто повезло! Саймир, недовольно хрюкнув, дернул головой и метнулся от бортика на середину бассейна, успев наградить меня взглядом, полным ненависти. Потом, неглубоко нырнув, в ярости сделал «свечу», вылетев из воды почти на полкорпуса, и плюхнулся обратно в желто-зеленые воды бассейна.
Цунами, образовавшееся после такого прыжка, взметнулось высоко вверх и окатило не только меня, но всех любопытных посетителей, которые с видимым интересом наблюдали за происходящим. И хотя больше всех досталось мне, сухим никто не остался.
После такого обильного душа я смог только глубоко вздохнуть и выдохнуть. А Саймир в это время уже зашел на вторую «свечу».
– Мы же договорились, что благодарить будешь с двадцати метров! – пытался докричаться я до Саймира сквозь проливной дождь с «ароматным» запахом.
Только теперь я заметил, что все еще очень сильно сжимаю клещи, в которых таки торчал длинный, сантиметров в пятнадцать, осколок зуба!
Вынырнув в следующий раз, Саймир несколько озадаченно поболтал раскрытой пастью в воде… и вдруг радостно запел:
– А-А-А-А-А-У-У-У-У-ФФФ! УФ-УФ-УФ-УФ!
– Эй, толстый! Я хочу уйти отсюда твоим другом, а вот и твоя болячка. – Сунув щипцы в карман халата, я протянул бегемоту осколок зуба. Саймир неожиданно смело причалил к поребрику и понюхал осколок своего зуба, после чего открыл пасть:
– !?! – не иначе как для окончательного осмотра.
– Здоров! – выдал я заключение и шлепнул ладонью по громадному «пятаку», поросшему мягкой щетиной. В ответ он что-то почавкал. И я сразу напомнил ему про ведро уже, наверное, совсем остывшего чая. Увидев ведро, Саймир смешно сложил трубочкой свои губки – каждая толщиной с тракторный протектор – и, громко сербая, без остановки осушил десять литров. Потом несколько заискивающе посмотрел мне прямо в глаза.
– Намек понял. Но кашу тебе через два часа даст Амин.
Так в зоопарке у меня появился первый друг. И с этого дня я частенько захаживал к бегемоту погладить его нежный розовый язык.
И вот теперь он лежит на куче сена, играть не хочет. Никакого жизненного азарта не проявляет. Я попытался его расшевелить, но это была абсолютно бесполезная затея. Вид у него оставался очень грустный, кожа холодная, как у лягушки. Я приставил стетоскоп, чтобы прослушать легкие. Звуки доносились непонятные. Тогда я просто приложил ухо к груди. Но расслышать в легких что-то конкретное оказалось совершенно невозможно. Ради любопытства я послушал и его брюхо. Если закрыть при этом глаза, то можно представить, что ты находишься в цеху какого-нибудь автотракторного завода. А в области сердца и легких я попадал в машинный отсек дизель-электрохода. При этом полезной информации я никакой не извлек. Разве что – кишечник работает, легкие дышат, сердце стучит! – но и это уже обнадеживает.
– Что же нам с тобой, голубчик, делать? Могу только тебе градусник в выхлопную трубу поставить, хотя то, что ты замерз, видно и невооруженным глазом. Как бы нам теперь с тобой разогреться по-быстрому?
Только я об этом подумал, как в помещении вдруг возник Мардон.
– А дохтур?! Саймир еще не подохал? Водка на его давай! Сраза гарячий астанеса!
И тут я вспомнил, что где-то читал о том, что в Московском зоопарке, кажется, чуть ли не в военные годы, слонов в холода грели кагором!
– Ай, Мардони – балло! Рахмати калон! (Отлично, Мардон, большое спасибо!)
Водку ему в пасть, конечно, не вольешь (не корова же это, в конце концов, добраться до пищевода которой не так уж и сложно). А вот глинтвейну мы ему сейчас приготовим! Может, и понравится, раз чай сладкий любит.
Я бегом к директору. Так, мол, и так – надо срочно десять бутылок кагора и с десяточек сухого столового. Директор сначала слегка напрягся, усомнившись в том, что вино требовалось именно бегемоту. Дело в том, что мои коллеги по лечебнице прикладывались к спиртному довольно регулярно и с большой любовью. Поэтому всякое напоминание о спиртном директора раздражало. Но потом, наверное прикинув количество, решил, что это все же доза для бегемота и никак не для лечебницы. А тот аргумент, что и москвичи в морозы подливают спиртное слонам, убедил его окончательно.
Через полчаса я возле плиты изобретал смесь № 1, которую впоследствии попробовали многие обитатели зоопарка, а некоторые сотрудники даже просили написать рецепт (естественно, для лечебных и – особенно! – профилактических целей).
Рецепт таков: 5 бутылок кагора; 3 бутылки какого-нибудь мягкого, столового, естественно сухого, вина; 1 лимон, порезанный дольками; 3 граната, порезанных дольками, обязательно со шкуркой; 200 г акациевого или липового меда, можно и просто цветочного; 1/3 чайной ложки корицы; 3—5 гвоздичек; 3—5 дымных (!) черносливин без косточек. (Это доза для бегемота, я предупредил!)
