На речных берегах - Семаго Леонид Леонидович (читаем книги бесплатно txt) 📗
На последнем метре сосед не выдерживает распирающего его желания поскорее дать тычка малышу, который вчетверо меньше его, и бросается с явным намерением ударить. Но никогда не успевает, так как птенец мигом исчезает под водой, успев, однако, пискнуть: «Спасите!» На этот сигнал сразу мчатся один или оба родителя, но нападавший с невинным видом плывет мимо них в свою сторону, птенца нигде не видно, и они дают «отбой», возвращаясь назад. Когда все успокаивается, из-под лопушка или цветущего горца выныривает виновник переполоха и как ни в чем ни бывало продолжает заниматься своими делами.
Как ни странно, подобные вывихи в поведении бывают у семейных, но бездетных камышниц. У других видов обездоленные пары, лишенные хищником или стихией яиц, гнезда, выводка, нередко помогают кому-либо из соседей кормить их птенцов; родители превосходно обходятся и сами, но помощь принимают и не гонят доброхотов со своих гнездовых территорий.
Если бы в семьях камышниц все птенцы появлялись из яиц в один день, как у чирков или куропаток, то родители сразу могли бы увести всех на самое кормное место, облегчив себе добычу и доставку корма и не оставив ни одного из птенцов без присмотра. Но природа выработала для этих птиц иной режим размножения и воспитания. Самка, отложив в гнездо первые три-четыре яйца, начинает насиживать, ежедневно добавляя к ним еще по одному. И конечно, трое или четверо первенцев появляются на свет разом. Они могут денек-два посидеть под боком у матери, а отец будет приносить им корм, но чаще всего бывает так, что он уводит их раньше, беря целиком на свое попечение. Уводит на день, а к ночи приводит в гнездо или сам строит им для ночлега временное гнездо из травы.
С четырьмя ему управляться несложно, и нет никаких нарушений дисциплины. Но назавтра появляется пятый, на следующий день — шестой, потом седьмой, восьмой, девятый. А с десятым неожиданно получается какая-то задержка. Мать продолжает греть последнее яйцо, чувствуя под его скорлупой биение новой жизни, а отец еще день-два продолжает в одиночку управляться со всей девяткой, в которой уже нет прежнего послушания. Хотя старшие из птенцов уже поклевывают ряску, сами ловят каких-то козявок, ему надо кормить досыта всех. Он еле выкраивает время для отдыха, и после часа кормления у него едва выпадает несколько минут для того, чтобы перебрать и почистить перо.
Схватив тяжелого, размером чуть ли не с куриное яйцо головастика чесночницы, он не плывет, а бежит с подлетом, помогая крыльями, чтобы скорее отдать детям пойманную добычу. Разовая порция не бывает больше того, что можно удержать в клюве. К тому же в постоянной спешке птица нет-нет да и уронит добычу в воду и, пробежав еще несколько шагов, останавливается и оторопело кружится совсем не там, где потеряла лягушонка, плавунца или головастика. Головастиков она всегда берет одним отработанным приемом, хватая клювом у основания хвоста: если и не удержит добычу сразу, то она все равно никуда не уплывет.
Высидев последнего птенца, самка немного облегчает заботу самца, но все равно ритм движения обеих птиц за кормом и обратно остается напряженным. Выводить птенцов на открытую воду или на берег еще рано и рискованно: лунь, ворона, лиса, норка не упустят легкую добычу. Врожденное опасение птенцов покидать заросли то и дело подкрепляется сильным и резким приказом: «Кьюрр!» — «Не выходи!».
Но в какой-то день один из старших, не удержавшись от желания поскорее получить корм, самовольно выплывает навстречу отцу или матери, спешащим к нему с карасиком или прудовиком в клюве. Как поступить с таким ослушником? Отдать добычу другим, проплыв мимо него? Родитель применяет необычный воспитательный прием. Он отдает добычу нарушителю дисциплины, ждет, пока тот с ней управится, а потом тычками гонит его обратно, под те кусты, откуда он выплыл и где сидят остальные. Малыш улепетывает, как может, но успевает получить с десяток хороших подзатыльников, от которых тычется клювиком в воду, но молчит и не пытается нырнуть, чтобы избежать наказания. Урок? Да, и неплохой.
Однако через несколько дней запрет полностью снимается, и хотя семья держится вместе, старшие отплывают все дальше, младшие тянутся за ними. Время кормления становится все короче, время отдыха — длиннее. А как только у птенца отрастают перья хвоста, он перестает просить корм и становится самостоятельным. Только гнезда для ночлега продолжают строить взрослые. Это не помосты, не плотики, на которые можно выбраться из воды и полежать, а такие же гнезда стандартной конструкции и размера, как и то, в котором птенцы появились на свет. И в одно из них самка откладывает еще несколько яиц, из которых птенцы появятся тогда, когда их старшие братья уже станут крылатыми птицами, а отец, наоборот, потеряет все полетные перья.
Миролюбивые родственные отношения между подросшими птенцами еще сохраняются, и даже серьезный инцидент может выглядеть как игра, шутка или озорная выходка. Как-то один из подростков, схватив в густой ряске маленького карасика, вскарабкался с ним на толстый ольховый обрубок, на котором скучали двое его братьев, и, отвернувшись от них, положил рыбешку перед собой, видимо, примеряясь, с чего начать. Но тут один из братьев, осторожно просунув голову между его ногами, утащил карасика, отбежал с ним на другой конец бревна и стал макать украденную добычу в воду, трепать ее, стараясь оторвать кусочек. А обворованный не только не погнался за похитителем, но даже не оглянулся на него. И вор не полакомился украденным, а утопил истерзанную рыбешку в ряске, и снова стало скучно всем троим.
На воде у птенца самая надежная защита от любого нападения сверху — нырнуть и сидеть под водой сколько понадобится. Но далеко не на каждой воде живется камышницам мало-мальски сытно, и часто им приходится кормиться на суше. Убедившись, что вокруг спокойно, родители выводят птенцов на бережок, где вся семья пасется по-куриному, разбредаясь по растрескавшейся грязевой корке, кто куда. Но и в такой обстановке их трудно застичь врасплох. Даже при быстром нападении хищника птенцы стремглав бросаются к ближайшему укрытию, которым может быть комок грязи, обломок ветки, кустик частухи, кучка сырой болотной ветоши или ямка от коровьего копыта. Замерев и прижавшись к маленькой кочке или втиснувшись в реденький кустик травы, птенец будет лежать там, пока не услышит сигнал, что опасность миновала.
У пятидневного птенца в такой ситуации не просто безотказно срабатывает инстинкт самосохранения, но и проявляется какое-то умение добавить к врожденной реакции то, что мы называем сообразительностью. Если потихоньку или резко отодвинуть от затаившегося птенца его случайную защиту, то он или поползет вместе с ней на новое место или стремительно метнется к другому ближайшему укрытию и затаится снова.
Довольно сложно и неоднообразно межсемейное, родительское и детское поведение болотных курочек, которые при случайных встречах с ними кажутся нам робкими и забитыми, неинтересными птицами. Таким много лет было и мое мнение о них, пока я не прожил всего десять дней возле маклокского озерка, где мог беспрепятственно из-за деревьев наблюдать за жизнью двух пар камышниц, ничем им не мешая. У орнитологов не часто бывает так, чтобы за одной удачей следовала другая, но мне в то лето повезло особо: на запущенном прудике в городском парке довелось подсмотреть кое-что у двух других пар и все сложить в один рассказ.
Черная крачка
Несколько лет подряд не было на наших реках хорошего половодья. То под могучими снегами всю зиму мягкой оставалась земля, и неторопливая весна отдавала ей многомесячный запас влаги. То вместо снега всю зиму шли теплые дожди. То, наоборот, свирепствовали зимние засухи, и по весне через унылые займища тянулись извилистые ледяные дороги: упираясь в берега, лежал едва поднявшийся панцирь рек. Не могли реки хорошо промыть свои русла, и они год от года затягивались. Так было на Дону и Хопре, на Усмани и Битюге. Тогда полая вода стала находить слабинку на луговых поймах и каждую весну все сильнее шла по новому ходу, пока не промывала в нем русло прямее прежнего. Входы и выходы в старые колена затягивались илом и песком, опоясывала их густая щетка тростника и рогоза, зацветала на воде кувшинка, и становились они старицами.
