Живая планета - Эттенборо Дэвид (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Подобные сообщества, лишь с незначительными различиями, существуют на протяжении более трех тысяч километров, начиная от прохладной пампы на юге Аргентины и по равнинам к востоку и западу от реки Параны, дальше в Парагвае и на юге Бразилии. Но там, на южной окраине бассейна Амазонки, дождей выпадает уже столько, что воды хватает на деревья. Это конец царства трав, его сменяют джунгли.
Через полторы тысячи километров дальше к северу, по ту сторону Амазонки, в среднем течении Ориноко, опять начинаются травянистые равнины, которые называются льянос. Если вы попадете туда в декабре, то увидите ландшафт, мало чем отличающийся от пампы: бегущее волнами море травы под высоким голубым небом. Но животные там совсем другие. Правда, каракары и шпорцевые чибисы точно такие же, как и еще некоторые. Но в траве не снуют кавии, а в земляных норах не прячутся вискачи. Поживете на этих равнинах несколько месяцев, и вы поймете, почему тут нет ни их, ни деревьев. В один прекрасный день над льяносами начинают клубиться тучи, и на землю обрушиваются ливни. Реки вздуваются с угрожающей быстротой, тем более что на склонах Анд в пятистах километрах к западу, где они берут начало, дожди низвергаются с неменьшей силой. И скоро реки выходят из берегов. Почва тут глинистая, и вода не впитывается в нее, а разливается по льяносам. Корни деревьев захлебнулись бы, а любители прятаться в норах, несомненно, утонули бы.
Но для наиболее крупного обитателя льяносов, питающегося травами, наступает самая вольготная пора. Это капибара, самый большой грызун в мире. Величиной он с домашнюю свинью, и в просторечии так и зовется оринокской свиньей. Шерсть капибары длинная и коричневая, лапы снабжены перепонками, помогающими плавать. Уши, глаза, и ноздри помещаются в верхней части головы, так что животное может лежать в воде, почти совсем ею скрытое, но видеть, слышать и обонять все вокруг. Живут капибары по рекам, озерам и болотам от самой Аргентины до Колумбии, и на травянистых равнинах, и в джунглях, питаясь водными растениями, а также травой и другой растительной пищей на берегах. Когда в льяносах начинается наводнение, среда обитания капибар внезапно преобразуется из узкой береговой полосы в лабиринт обширных лагун, и они незамедлительно их осваивают. Семейные группы из двадцати — тридцати животных бредут, разбрызгивая воду по отмелям, вытаскивая пучки затопленной травы, всем скопом переплывая более глубокие места. Никто из других любителей травы среди обитателей льяносов, будь то насекомые, птицы или млекопитающие, не приспособлен настолько к водной жизни, и несколько месяцев капибары единолично владеют обширными угодьями.
К северу и западу от льяносов — в Панаме, Гватемале, на юге Мексики — опять владычествуют джунгли, но дальше, уже на территории США, в прерии южного Техаса вновь расстилаются травяные ковры. Американская прерия тянется полосой около трех тысяч километров в длину и тысячи километров в ширину вдоль восточных склонов Скалистых гор через Оклахому и Канзас, Вайоминг и Монтану и дальше по Канаде до южной оконечности северных лесов. Другой такой огромной и богатой полосы травяных равнин в мире нет.
Термиты там почти не встречаются, и нет животных, чей главный корм — муравьи, а в остальном почти для каждого обитателя прерии находится что-то аналогичное. Трава кишит всевозможными насекомыми. Ими в свою очередь кормится множество птиц. Колониям вискачей с их подземными лабиринтами соответствуют колонии луговых собачек, саванновой лисице — койоты, карака ре — ямайский канюк. Но есть у прерии свое животное — и какое! Крупнейшее травоядное на этих равнинах не птица, вроде нанду, но млекопитающее. Бизон.
Бизоны — это дикие быки. Вместе с антилопами и оленями они входят в огромную группу млекопитающих, у которых выработался способ особым образом усваивать питательные вещества из травы. Они принадлежат к жвачным.
Желудок жвачного животного разделен на специальные отделы. Первый отдел, куда поступает проглоченная полупережеванная трава, называется рубец. Он содержит настоящую похлебку из живых бактерий и других простейших, которые немедленно принимаются расщеплять целлюлозу в стеблях и листьях, точно так же, как в заметно меньших масштабах такие же микроорганизмы расщепляют ее в кишечнике некоторых термитов. Несколько часов спустя полупереваренная масса разделяется особой мышечной сумкой на отдельные комья, которые по одному срыгиваются в рот, где снова перетираются зубами. Процесс этот называется «жевать жвачку». Когда жвачка проглатывается во второй раз, она минует первые два отдела и попадает в третий, собственно желудок, где после дополнительной обработки пищеварительными соками питательные вещества из травы готовы к всасыванию.
Жвачные животные возникли где-то на северных континентах около 20 миллионов лет назад и распространились очень широко: на запад — в Европу, на юг — в Африку и на восток — в Северную Америку. Однако их вторжение в Южную Америку не носило систематического характера, так как Панамский перешеек существовал не всегда, и долгое время Южная Америка оставалась островом, изолированным от остального мира. И единственные жвачные там — кое-какие олени да ламы. В Северной Америке, наоборот, жвачным жилось очень вольготно, и европейцы, добравшиеся до прерий, увидели там стада, численность которых не поддавалась ни определению, ни описанию.
Бизон-самец — могучее животное, самое крупное и самое тяжелое из всех обитателей обеих Америк, высотой почти в два метра в плечах и весящий около тонны. Каких-нибудь полтораста лет назад путешественники по прерии описывали безбрежные моря бурых спин, колышащиеся от горизонта до горизонта. Один писал, что стадо плотным потоком стремительно бежало мимо него в течение часа. Самые консервативные оценки примерной численности бизонов в прерии тех времен дают цифру около 30 миллионов, но некоторые специалисты считают, что их было вдвое больше.
Летом бизоны паслись в северной части своего ареала. Осенью, когда трава переставала расти, они откочевывали на юг километров на пятьсот по путям, столь постоянным и столь плотно утрамбованным, что первые поселенцы пользовались ими как дорогами.
Бок о бок со стадами жили племена индейцев прерии. Они охотились на бизонов с луком и стрелами и получали от них почти все необходимое для жизни. Мясо они ели. Из шкур изготовляли одежду. Рога превращали в чаши, кости — в орудия. Веревки, сумки, сани, покрытия для жилищ — все это давали бизоны. Фольклор и религиозные культы индейцев также пронизаны образами бизонов. В известной нам истории человечества, пожалуй, нет другого примера столь тесной связи людей с конкретным видом животных.
При всей полноте, с какой индейцы использовали убитых бизонов, охотились они на них только для того, чтобы удовлетворять свои насущные потребности. Чего нельзя сказать о белых поселенцах. Бизоны съедали траву, которую их коровы могли бы превратить в более дорогое мясо — в говядину. Их тяжелые копыта мешали заменить дикие травы прерии на пшеницу, источник хлеба. Да и в любом случае избавиться от бизонов значило опосредованно избавиться и от индейцев, которые лишились бы опоры своего существования. А потому бизонов обрекли на истребление.
Массовые бойни начались в тридцатых годах прошлого века. Теперь поселенцы убивали не ради собственных нужд. Они стреляли бизонов, стремясь их уничтожить. В 1856 году завершилась постройка трансконтинентальной железной дороги, разделившей популяцию бизонов на две половины. Более северные стада не могли беспрепятственно откочевывать на юг. Железная дорога наняла знаменитого охотника Уильяма Коди, прозванного Буффало Билл (Бизоний Билл), чтобы он снабжал свежим мясом строительных рабочих. Он один за полтора года убил более четырех тысяч бизонов. Пассажиры развлекались тем, что стреляли огромных быков из окон вагона на полном ходу поезда. Иногда у убитого животного вырезали язык, считавшийся деликатесом. Некоторое время в моде были дорожные плащи из бизоньих шкур, а потому с убитых бизонов сдирали еще и шкуры. Но чаще всего огромные туши просто оставляли разлагаться под открытым небом.
