В царстве тысячи атоллов - Эйбль-Эйбесфельдт Иренеус (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
Если дует попутный ветер, летучие рыбы могут подняться над поверхностью моря на несколько метров и находиться в полете до полминуты, пролетая довольно значительное расстояние. Оторвавшись от воды, они расправляют грудные плавники наподобие несущих плоскостей. Наблюдаемое иногда вибрирование плавников - это не активная работа "крыльев", а движения, вызываемые завихрениями воздуха.
Махать "крыльями" может лишь одна из южноамериканских летучих рыб. У этой рыбы сильно развита грудная мускулатура. Если таких рыб сетью подгоняют к берегу, то они выпрыгивают из воды и летят к открытой части водоема, причем только по прямой. При этом можно слышать жужжание быстро вибрирующих грудных плавников.
При содержании в аквариуме эти рыбы никогда не летают. Здесь вступает в силу инстинкт самосохранения. Дело в том, что в полете они не могут изменять направление движения и поэтому им нужны большие водоемы.
Первые два часа я сидел на веслах, а Беккер с ружьем на коленях "нес вахту". И если взлетала какая-нибудь красивая цапля или другая птица, он хватался за ружье, но, прежде чем успевал прицелиться, та скрывалась из вида. Тогда он громко ругался и время от времени бормотал в густую бороду: "Эх, парень, парень".
Мне никогда не доводилось видеть таких буйных зарослей, как здесь. Берега реди поросли мангровыми кустами, за которыми непроходимой темной стеной стоял мангровый лес. Деревья росли так плотно, что попытка пробиться сквозь них окончилась неудачей. Лес казался вымершим, и от этой тишины становилось не по себе. Здесь не было никакого подлеска, и в сумраке ноги то и дело цеплялись за торчащие корни, под которыми глухо шумела вода.
Река разветвлялась на множество рукавов, и мы боялись заблудиться в этом лабиринте. Местами деревья, росшие по обоим берегам, сплетались, образуя низкие арки над нашими головами. Благодаря приливу уровень воды в реке поднялся и наша лодка благополучно миновала значительную часть пути. Вид берегов постепенно изменился: мангровые заросли сменились пальмами нипа. Их длинные перистые листья, казалось, росли прямо из воды. Время от времени из воды выпрыгивали охотившиеся за добычей сарганы, а один раз я увидел совсем у берега двух рыб-брызгунов. После нескольких неудачных попыток поймать этих оригинальных рыб с лодки я взял сеть и перелез через борт. Вода доходила мне до шеи, но я все же поймал одного из брызгунов. Когда я, уже сидя в лодке, вынимал пойманную рыбу из сети, мы поравнялись с илистой банкой. Наше внимание привлек громкий шорох. Взглянув в сторону, откуда он слышался, мы увидели огромного, длиной не менее пяти метров, крокодила, скользнувшего из-под кустов в реку. Нетрудно представить себе, что желание продолжать рыбную ловлю в таком обществе пропало у меня в ту же секунду, тем более что этот вид крокодилов известен как один из самых опасных. Оглядевшись внимательнее, мы заметили еще нескольких чудовищ; одни дремали на берегу, другие словно бревна лежали на мелководье. При нашем приближении крокодилы без малейшего всплеска уходили под воду.
Когда позади осталось пять километров, началась чистая речная вода. Теперь прилив уже не помогал лодке и нам приходилось преодолевать довольно сильное встречное течение, тем не менее мы успешно продвигались вперед. Река сузилась до четырех-пяти метров, глубина уменьшилась до двух метров. Вид берегов снова изменился: они стали глинистыми, здесь росли высокий папоротник и какое-то бамбуковидное растение. Кое-где встречался лес, но мангровых деревьев уже не было. Дважды дорогу нам преграждали толстенные деревья, упавшие в реку, и, чтобы миновать этот естественный заслон, нам приходилось тащить лодку на себе. Вскоре, однако, плыть дальше стало совсем невозможно: непреодолимой преградой встали на пути вывороченные с корнем деревья и густой кустарник. За семь часов непрерывной работы веслами мы проплыли около двадцати километров, но не обнаружили никаких следов человека.
Подкрепившись сардинами и банкой сгущенного молока, мы решили пройти немного пешком. Я взял сеть и ведро для рыбы, а Беккер - ружье. На сей раз охотничье счастье не обошло нас: Беккеру удалось подстрелить тупайю и нескольких птиц для доктора Шера. Я тоже оказался с богатой добычей, поймав поблизости в ручье пятнадцать различных видов пресноводных рыб. Капитану Беккеру показалось этого мало. Ему обязательно хотелось принести на корабль что-нибудь существенное, и, когда мы проходили мимо стройной, прямой как свеча пальмы, он срубил ее.
С величайшим трудом мы доволокли ее до "Ксарифы", где она и пролежала на передней палубе до конца путешествия. Шом пенов мы так и не повстречали, но остались очень довольны вылазкой, так как увидели в общем много интересного.
Ремонт "Ксарифы" продолжался уже около четырех недель и затягивать его дальше было нельзя, поскольку мы все еще не получили разрешения индийского правительства на плавание в водах Мальдивских и Никобарских островов. Поэтому мы решили официально попрощаться, сказав, что намерены заняться рыбной ловлей в открытом море, а затем снова вернуться. В действительности мы хотели бросить якорь в каком-нибудь укромном уголке и продолжить наши биологические исследования. Здесь же мы пребывали в постоянном страхе, ожидая, что появится патрульное судно и конфискует все наши кинопленки и материалы для коллекции.
Самым подходящим местом для новой стоянки показался нам необитаемый остров Тилланчонг на севере Мальдивского архипелага. Но сначала мы намеревались посетить восточную часть Большого Никобара. Достигнув бухты Пиджен, мы заночевали.
На следующий день, рано утром, нас разбудил доктор Шер, зовя подняться на палубу. Выбежав наверх, мы увидели туземца в лодке, медленно и на почтительном расстоянии огибающего "Ксарифу". Мы сделали ему знак рукой, чтобы он приблизился. Туземец осторожно подплыл ближе и теперь мы могли хорошенько его рассмотреть. Это был молодой бронзовый от загара человек с лицом малайского типа. Его длинные спутанные волосы были перехвачены полоской из лыка, а в мочках ушей торчали короткие заостренные деревянные палочки. За исключением узкой полоски материи вокруг бедер и пропущенной между ног, на нем ничего не было. Шею охватывала тонкая цепочка из маленьких, круглых, с отверстием посредине жемчужных раковин. Мы протянули ему через борт несколько рыболовных крючков, на что он в ответ дал нам какие-то листья величиной с тарелку. Это был не бетель, и мы приняли листья как символический дар. Все это время туземец вел себя очень сдержанно, однако на лице его отражался затаенный страх, и, как только обмен подарками закончился, он быстро направил лодку к берегу.
Однако минут через двадцать туземец вернулся, уже не один, а с двумя взрослыми мужчинами, "одетыми" и украшенными так же, как он. Сидевший впереди дружески улыбнулся нам, остальные последовали его примеру, но было видно, что они стараются за улыбками скрыть страх. Мы догадались, что юноша был послан на разведку и, когда он вернулся целым и невредимым, его соплеменники тоже рискнули подплыть к незнакомому кораблю, хотя явно чувствовали себя неспокойно. Жестами мы пригласили их подняться на борт "Ксарифы". Они приняли приглашение и медленно и осторожно поднялись по трапу.
При этом они делали вид, что им страшно весело, неестественно громко смеялись, кивали нам головой и гладили себя рукой по животу. В ответ мы тоже заулыбались, и это положило начало нашему сближению. Туземцы ужасно трусили и даже вспотели от волнения, но смех разрядил напряженность и скованность. Опять-таки жестами мы пригласили гостей на корму. Осторожно, жуя на ходу бетель, они последовали за нами. Усевшись рядом с гостями, мы начали с ними разговор. Естественно, мы не понимали друг друга, но это была настоящая живая беседа, способствовавшая более близкому знакомству.
