Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста - Ященко Александр Леонидович (книги .TXT) 📗

Остаток ночи прошел благополучно и спокойно, если не считать различных шорохов от приближавшихся, очевидно, к источнику животных. Шорохи эти, однако, скоро останавливались где-то невдалеке, и новый шум уже свидетельствовал об удалении. Крадущееся существо скоро замечало присутствие людей, а, может быть, пугалось легкого дымка от горевших прутиков костра.

Под утро появились новые, неопасные гости. Сверху спускались лётом какие-то черные птицы, но вскоре, не долетев, убрались назад, а на самой вершинке гор показались какие-то движущиеся точки.

— Э-э! Микулай-баяр, — так звал Джума Николая Сергеевича — Тякя! [26] Атмак якши [27].

— Где ты видишь баранов? — спросил мой хозяин и, достав из сумки двойную трубку, стал разглядывать место, указанное Джумой.

— Ну, друже, никакого тут атмака не выйдет: к ним, брат, не подберешься.

— О чем он говорит? — спросил Константин Егорович.

— Говорит, что хорошо бы стрельнуть вон в ту точку, которую, я думаю, не всякий и в бинокль-то разберет, что это дикий баран, идущий, вероятно, все к этому же источнику. Он теперь, наверное, уже заметил нас.

— Может быть, и нет, а, конечно, подкрасться к нам, да еще по этой круче, нелегко, да и он, разумеется, в конце концов увидит, кто сидит у его водопоя. Это, вероятно, вожак, ведущий свое стадо.

На этом все и кончилось. Точка, в которой, кроме Джумы, никто, действительно, не признал бы горного барана, вскоре куда-то скрылась.

— Ну, в дорогу! Джума, собирай все и иди по ущелью за нами тропой, а мы пойдем вперед. У второго ключа раскладывайся вновь, — сказал Константин Егорович и начал снаряжать себя в дорогу.

Скоро мы с Джумой остались опять одни с тремя ишаками. Выйдя на главную тропинку ущелья, мы направились далее вверх, следуя руслу бывшего здесь весной потока.

Растительность становилась все гуще и гуще. Кустарник сменился древесной растительностью. Даже жар поднимающегося солнца становился как будто слабее от аромата смолистого древесного запаха.

Прикованная укороченной цепью — Николай Сергеевич находил это удобнее — я по-прежнему восседала наверху, между двух отделений пестрого хархуна, наполненных припасами. В одном месте мы проехали мимо куста, на верху которого, раскинувшись по ветвям, лежала длинная змея. Увидя приближающийся караван, она спустилась и скрылась в чаще другого пышного куста. В другом месте, на скале я увидела все признаки пробившегося ключа; но, выбегая каплями на скалу, он только овлажнял ее камни и испарялся от жара солнца, не образуя, хотя бы крохотной, лужицы, тем не менее он приносил очевидную пользу животным низшего порядка, и я видела, как около потной скалы носились разные крылатые насекомые.

Пользуясь медленным передвижением ехавшего сзади Джумы, мой ишак, забежав, останавливался и щипал траву. Во время таких остановок я и разглядывала летающих у скалы насекомых. Вдруг с ближайшего большого камня сорвалось какое-то странное животное, похожее на короткий обрубок дерева или длинный осколок камня. Я успела заметить, как летавший около камня шмель вмиг исчез в его пасти. Это была большая чешуйчатая, очень шершавая ящерица, поймавшая шмеля в своем скачке. Она тут же взбежала обратно на камень, с которого спрыгнула, и принялась ждать жертвы из числа порхавших созданий.

Это был новый для меня способ охоты чешуйчатых хищников, и я невольно подумала: не для того ли самого лежала на кусте только что встреченная мной змея?

Джума подъехал, и тронувшийся с места ишак увез меня дальше, лишив возможности видеть продолжение охоты ящерицы. Вдруг осел мой шарахнулся в сторону: у придорожного куста на солнечном припеке медленно ползла по скале толстая змея, в которой я немедленно узнала родную сестру той, чья голова красовалась в кабинете Константина Егоровича. Словно сознавая свое могущество, ужасная гадина ползла очень медленно, как бы нехотя уступая дорогу животному, шедшему к тому месту, где она собиралась погреться на камнях. Ишак уперся на месте и, вытянув уши по направлению к змее, в нерешительности затопотал ногами. Подъехавший Джума тоже увидел змею. Он с непривычной для него быстротой соскочил с вьюка и, выломав какой-то попавший под руку сук, быстро оборвал с него ветви. Подбежав к змее, он хватил плашмя по ее телу и тотчас же отскочил в сторону. Гадина зашипела и свилась в кольца; подняв противную голову и разинув пасть, на секунду она остановилась. Шея ее раздулась до невероятности, но в то же время стала удивительно плоской. Потом, распустив кольца змея вновь поползла прочь. Джума побежал и снова ударил ее. Гадина мгновенно извернулась и укусила сук. Я видела, как капля ее ужасного яда сверкнула у ее больших зубов. Однако змея не искала борьбы и вновь попыталась уйти. Тогда Джума, бросив сук, сорвал с хуржуна повешенную было нагайку, подскочил и с силой вытянул по кольцам змеи. Удар был очень удачен, так как змея сразу потеряла свою гибкость и ошеломленная осталась на месте. Джума снова ударил и снова отскочил прочь. Очевидно, он переломил ей кости, так как змея вертела только головой да некоторыми частями длинного тела, не будучи в силах передвигаться далее. Увидя это, Джума начал наносить ей учащенные удары и скоро привел змею в состояние, не внушавшее больше опасности. Животное несомненно было убито. Тогда Джума подцепил змею на брошенный было сук и понес ее к своему хуржуну. Змея висела, как плеть. Из головы ее сочилась капельками кровь, а, быть может, и яд. Достав из хуржуна какую-то тряпку, Джума завязал в нее труп гадины и привесил его к моему хуржуну. Признаться, соседство было не из приятных, хотя я не думала, чтобы змея могла очнуться. Короткий хвост ее торчал из тряпки, и я могла вблизи рассматривать крупную и блестящую чешую одного из ужасных пресмыкающихся хищников.

Мы тронулись далее, взбираясь по крутой тропинке, и Джума, усевшись в любимой позе, боком на седло, в сотый раз замурлыкал какую-то песню, должно быть, победную.

Дорога пошла по широкому ущелью, еще более заросшему деревьями и травой. Наконец, чуть заметное журчанье показало нам, что мы находимся вблизи более мощного источника. Действительно, сквозь кусты и камни я увидела черную расселину, от которой несло даже сыростью, столь отрадной в этой стране неумолимой дневной жары.

Джума забежал вперед и остановил переднего ишака, собиравшегося подойти к воде. Он привязал его и других к кустам и начал снимать вьюки.

Моих приятелей не было, но когда Джума все кончил и, разведя огонь, собирался согреть воду, к источнику пришел Николай Сергеевич.

— Ну что, благополучно, Джума? — спросил он.

— Джилян кончал, яман — джилян! — ответил тот, показывая на узелок со змеей, положенный им около меня.

— Змею? — переспросил мой хозяин, поднимая узелок.

— Молодец, Джума! Славная добыча. Ведь, это, братец ты мой, такой зверь, что раз укусит, и — жизнь кончал! Понимаешь?

— Э-э! — сказал Джума утвердительно.

— Здоровая штука, — продолжал Николай Сергеевич, спокойно перебирая змею в руках.

— У-у, Хруп! — крикнул он вдруг, сунув мне ее морду прямо в нос.

Я отпрянула, как ужаленная.

— Что, Узбоич? Испугался? Да, братец, не советую попадаться на глаза этому «джиляну». Она тебя съест целиком, как ты есть, с хвостом и косточками. Говорю без шуток. Э! Да она, никак, с подарочком? Взглянем, взглянем: что изволила покушать почтенная оксиана?

И Николай Сергеевич ножичком вспорол змее брюхо.

— Так-с, — продолжал он, рассматривая ее внутренности. — Цыпленок горной куропатки, съеденный, очевидно, вчера, стеллион — он вытащил ящерицу, подобную той, которая охотилась на шмеля, — съеденный, но еще не переваренный. И только… Мало же вы, сударыня, покушали. Перед смертью следовало бы пообедать получше, — и Николай Сергеевич, спрятав очищенные внутренности обратно в змею, понес ее к баулу, где и положил в ту самую банку, которая была когда-то моей тюрьмой.