Натуралист на Амазонке - Бейтс Генри Уолтер (бесплатные серии книг txt) 📗
Вечера наши были заполнены обыкновенно тем, что мы приводили в порядок коллекции и делали заметки. Обедали мы в 4, а чай пили около 7 часов. Иногда мы отправлялись в город поглядеть, как живут бразильцы, или развлечься в обществе европейцев и американцев. Так проходили дни с 15 июня до 26 августа. За это время мы совершили две дальние экскурсии на берега протока, Магуари, расположенного в лесных дебрях, милях в 12 от Пара, чтобы посетить рисовую крупорушку и лесопильню, которыми владел американец м-р Аптон. Я расскажу кое-что о происшествиях, случившихся во время этих экскурсий, и об интересных наблюдениях по естественной истории и над обитателями этих внутренних протоков и лесов.
Первую нашу экскурсию на крупорушку и лесопильню мы совершили по суше. Проток Иритири, на берегах которого они стоят, соединяется с рекой Пара другим, более крупным протоком Магуари, так что туда можно добраться и водой, но для этого приходится сделать круг около 20 миль. Мы вышли на восходе солнца, взяв с собой Изидору. Дорога сразу же за Назаретом углубилась в лес, так что уже через несколько минут мы очутились в тени. На некотором расстоянии путь наш проходил по вновь выросшему лесу — первобытный лес около города был когда-то расчищен или прорежен. Новый лес был густ и непроходим из-за тесного расположения молодых деревьев и массива тернистых кустарников и лазящих растений. Заросли эти кишели муравьями и муравьеловками; там часто встречалась также одна маленькая раздувающая горло птичка — манакин, которая изредка перелетает через дорогу, издавая странный звук, производимый, как я полагаю, крыльями и напоминающий стук маленькой деревянной трещотки.
Через милю-полторы характер растительности начал меняться, и мы очутились в первобытном лесу. По виду он резко отличался от тех болотистых участков, какие я уже описывал. Местность здесь была несколько более возвышенная и неровная, многочисленные болотные растения с их длинными и широкими листьями отсутствовали, и, хотя деревья стояли реже, подлеска было меньше. По этой дикой местности дорога тянулась 7-8 миль. Такой лес без перемен простирается до самого Мараньяна и в другие стороны, как нам говорили, на расстояние около 300 миль к югу и востоку от Пара. Уходя в лощину, дорога почти всякий раз пересекала ручей, через прохладную, темную в тени листвы воду которого были переброшены древесные стволы. Землю покрывал не только ковер плаунов, как обычно, но и массы растительных остатков и толстый слой опавших листьев. Кругом росло множество разнообразных плодов, в том числе много форм бобов: одни стручки были с фут длиной, плоские и мягкие, точно кожаные, другие — твердые, как камень. В одном месте мы видели много больших полых деревянистых сосудов, которые, по словам Изидору, падали с дерева сапукаи. Их называют обезьяньими чашами (cuyas de macaco) -это семенные коробочки, заключающие в себе орехи, которые продаются под тем же названием на Ковент-Гарденском рынке (в Лондоне).
Наверху сосуда находится круглое отверстие, к которому в точности подходит естественная крышечка. Когда орехи созревают, крышечка отстает, тяжелая чаша с грохотом падает, и орехи рассыпаются по земле. Дерево, на котором растут орехи (Lecythisollaria), огромной высоты. Оно находится в близком родстве с бразильским орехом (Bertholletiaexcelsa), семена которого также заключены в больших деревянистых сосудах, но сосуды эти не имеют крышки и падают на землю в целом виде. Поэтому орехи (Lecythis) настолько дороже бразильских. Сапукая встречается, вероятно, не реже, чем Bertholletia, но ее орехи при падении рассыпаются, и их съедают дикие животные, а полые семенные коробочки бразильского ореха в целости и сохранности собираются туземцами.
Больше всего привлекали нас исполинские деревья. Вообще деревья здесь не отличались особенно толстыми стволами; куда более замечательным свойством, нежели толщина, было то, что они достигали большой высоты, одинаковой, кстати, для всех деревьев, не давая ветвей; впрочем, через какую-нибудь восьмую часть мили встречались настоящие гиганты. Одно такое чудовищное дерево монополизирует некоторое пространство вокруг себя, и, за исключением гораздо более мелких особей, ни одному дереву не удается обосноваться в его владении. Цилиндрические стволы больших деревьев имели обыкновенно от 20 до 25 футов в окружности. Фон Марциус упоминает об измеренных в районе Пара деревьях, относящихся к различным видам (Symphoniacoc -cinea, Lecythis sp. и Crataeva tapia); они имели от 50 до 60 футов в обхвате в том месте, где становились цилиндрическими. Высота громадных колоннообразных стволов до нижней ветви была никак не меньше 100 футов над землей. М-р Ливенс, работавший на лесопильне, говорил мне, что там нередко случалось обтесывать для распиловки бревна длиной в 100 футов из пау-д'арку (лучного дерева) и масарандубы. Полная высота этих деревьев, включая крону, достигает, пожалуй, 180-200 футов; там, где стоит одно из них, громадный купол листвы возвышается над прочими лесными деревьями, точно купол собора над зданиями города.
Весьма замечательно то обстоятельство, что вокруг нижней части стволов этих деревьев вырастают выступы вроде подпор. Промежутки между подпорами, представляющими собой обычно тонкие деревянные стенки, образуют просторные помещения, которые можно сравнить со стойлами в конюшне; иные из них достаточно вместительны для полудюжины человек. Назначение этих образований очевидно с первого взгляда: они играют такую же роль, как сложенные из кирпича контрфорсы, поддерживающие высокую стену. Подпоры не составляют особенности какого-либо одного вида, но характерны для большей части крупных лесных деревьев.
Их природа и способ роста становятся ясными, когда осмотришь ряд молодых деревьев различного возраста. Видно, что это корни, которые кряжем поднимаются из земли; они постепенно вырастают вверх, по мере того как растущее в вышину дерево нуждается во все большей поддержке. Таким образом, они предназначены только для поддержки массивной кроны и ствола в этих тесных лесах, где росту корней в земле в стороны препятствует множество соперников.
Мы узнали туземное название и других громадных лесных деревьев: это были моира-тинга (белое, или королевское, дерево), тождественное, вероятно, с Mora excelsa, открытой сэром Робертом Шомбургком в Британской Гвиане, или родственное ей, самаума (Erlodendronsamauma) и масарандуба, или коровье дерево. Всех замечательнее из них последнее. Мы уже немало слышали об этом дереве и о том, что из коры его обильно выделяется молоко, такое же приятное на вкус, как коровье. Кроме того, мы ели в Пара его плод, который продают на улицах торговки-негритянки, и слыхали немало о стойкости его древесины в воде. Поэтому мы рады были увидеть, как растет это удивительное дерево у себя на родине. Это один из самых крупных лесных властелинов, которому придает совершенно своеобразный вид его глубоко изборожденная и лохматая красноватая кора. Мне говорили, что отвар из этой коры применяется как красная краска для ткани. Несколько дней спустя мы отведали его молока, которое было добыто из сухих бревен, простоявших на лесопильне много дней под палящим солнцем. С кофе оно приятно, но в чистом виде имеет слабый горьковатый привкус; оно быстро густеет, превращаясь в очень хороший клей, которым нередко склеивают разбитую посуду. Мне говорили, что пить его помногу небезопасно: недавно один невольник чуть не умер, напившись этого молока сверх меры.
На некоторых участках дороги обращали на себя внимание папоротники. Впоследствии, однако, я нашел их в гораздо большем количестве на Мараньянской дороге, особенно в одном месте, где целая лесная прогалина составляла как бы огромный папоротниковый питомник: земля была покрыта наземными видами, а стволы деревьев одеты вьющимися и эпифитными формами. Древовидных папоротников я в районе Пара не встречал, они свойственны гористым областям; впрочем, некоторые встречаются на Верхней Амазонке. Таковы главные особенности этой дикой растительности; но где же цветы? К великому нашему разочарованию, мы их не встречали вовсе или встречали лишь такие, которые внешним своим видом не производили никакого впечатления. Орхидеи в густых низменных лесах очень редки. Теперь, я полагаю, довольно твердо установлено, что у большинства лесных деревьев в экваториальной Бразилии мелкие и скромные на вид цветы.
