Ожерелья Джехангира - Сигунов Петр Николаевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
Трудно описать сказочную прелесть ночной рыбалки! Где-то в черной глубине мечется шальной таймень, слышно, как он бултыхается, выпрыгивая свечами, как бьет хвостом, лязгает о металл зубами, но ничего-ничего не видно! И потому, что ничего не видно, даже малейшие, едва ощутимые толчки кажутся чудовищно преувеличенными. И страшно и радостно одному в этой гулкой таинственной черноте. Все так обнажено, взвинчено, непохоже на привычные, обыденные представления… Леска словно оживает, словно сливается с нервами. Улавливаются ее мельчайшие биения, и по ее трепету разгоряченное воображение безошибочно угадывает невидимые проделки невидимого чудовища.
После упорной борьбы таймень перевернулся кверху брюхом. Но не случайно ли он взялся? Надо еще раз проверить, еще раз убедиться, что таймени хватают блесну и в темноте. Снова, на этот раз уже не лежа, а стоя, опускаю блесну в поток. Мокрая холодная жилка тонкой змейкой ползла по ладони. И вдруг кто-то резко рванул меня за ноги, опрокинул в воду и поволок, поволок за собою. Течение мгновенно слизало с головы кепку, оторвало пуговицы застегнутого ватника. Ватник тяжело болтался на одной руке, мешая грести. Я безуспешно пытался освободиться от этой обузы. Меня крутило, перекатывало по дну. Едва удалось вынырнуть и глотнуть воздуха, как опять кто-то сильно и властно дернул за ногу и потащил в глубину. Он тащил за жилку, которая обмоталась выше колена. Я хотел перекусить ее, но захлебнулся. В голове быстро-быстро застучали звонкие Молоточки, грудь невыносимо сдавило.
«Водяной, водяной, водяной», — ликующе загудели гортанные крики старого каюра.
«Водяной» волок меня против течения в самую глубину «круглой ямы». Я понимал, что там неминуемая смерть, что нужно плыть на мель, но не было сил справиться с речным чудовищем. Случайно ухватился за слизистый валун и пополз по дну, цепляясь за камни. «Водяной» скакал вокруг в дикой пляске, хлестал хвостом по рукам, по лицу. Когда сознание уже почти совсем помутилось, я нащупал спасительный песок мели. Кое-как встал на одну ногу — за вторую все время дергал «водяной» — и попрыгал, попрыгал, как раненая цапля, к смутному темному берегу.
«Водяной» оказался некрупным экземпляром. В нем было от силы килограммов двадцать. Обидно было бы погибнуть из-за такого малыша.
В кармане ватника каким-то чудом уцелели спички. Они были упакованы в непромокаемый резиновый мешочек. Я срубил сухую лиственницу и прямо посередине реки на каменной долеритовой плотине разложил костер.
Если бы кто издали увидел эту картину, несомненно принял бы меня за греющуюся русалку. Длинные мокрые волосы, уже несколько месяцев не тронутые парикмахером, болтались, как девичьи косы, а тело, на которое за все лето не упал ни один луч солнца (попробуйте позагорайте среди кровососов), белело в темноте не хуже любого привидения.
Я сидел у костра и думал, как же все-таки удалось такому сравнительно мелкому таймешонку утянуть меня под воду. А все потому, что забыл про осторожность, нарушил правила рыболовной безопасности. Нельзя при ловле крупной рыбы держать леску в руке. Вот она случайно и захлестнулась мертвой петлей за ногу! Век не забуду эту ночную прогулочку на «серебряном полярном рысаке»
Вскипятил крепкого чая, зажарил на углях кусок боковины. Позавтракал с аппетитом и сразу пришел в себя, отогрелся. Потом вдруг вспомнил про тайменей, побывавших в моем колодце. У этих красных шелковинок в жировых плавничках не оказалось. Значит, они приплыли в «круглую яму» недавно. Значит, таймени летом тоже кочуют. Интересно, а где же сейчас старые меченые знакомцы? Сделал два заброса и вытащил двух тайменей с красными шелковинками. Больше ловить не стал.
Неприятно возвращаться рыболову домой с пустыми руками, но и мало радости, когда невозможно поднять улов. Пришлось связать тайменей прутьями и тащить их волоком по воде, как бурлаки в былые времена тащили тяжелые баржи… Рыбины то и дело цеплялись крючкастыми зубами за валуны. Хорошо, что догадался зашить им пасти нитками.
На сей раз товарищи не проявили пылких восторгов к ночным трофеям, зато, как и прежде, все по очереди сфотографировались среди тайменей. Убежден, многие из них сейчас изводят этими снимками ленинградских рыболовов — особенно тех, кто день и ночь дремлют среди безмолвных удочек на пыльном граните мазутной Невы.
На безыменном водопаде Горбиачина
Век учись
Закончив исследование берегов Горбиачина, мы двинулись дальше на север и 1 сентября разбили палаточный лагерь у реки Кулюмбе. Дул холодный, пронзительный ветер, хлестал дождь. Все спрятались в палатку, где весело потрескивала накаленная докрасна походная железная печка. Меня же какая-то неодолимая сила оторвала от блаженной ласковой теплоты и погнала сквозь кусты по камням и болотам к унылой серой реке, булькающей от дождя.
«Быть может, именно здесь посчастливится сразиться с настоящими речными гигантами! Ведь Кулюмбе куда полноводней Горбиачина. В большой реке и большая рыба», — рассуждал я. Однако надежды не оправдались, хотя были перепробованы все блесны: поверхностные, глубинные, колеблющиеся, вертящиеся, желтые, красные и белые.
Наступил вечер. Плечи ныли от бесчисленных маханий удилищем. Я поднялся на крутой холм и презрительным взглядом окинул неприветливую серую реку. Она текла среди каменных гряд, похожих на уродливо обрубленные ящики. Обмытые дождем плоские гряды мрачно блестели черной глазурью. Ни одного деревца, ни одного кустика на их вершинах — только камни да камни, да кое-где в ложбинах изъеденные бурой пылью островки вечного снега. Захотелось в палатку — к жаркой печурке, к горячим пшеничным оладьям.
Увидев меня, Сафонов вынул из чехла охотничий нож.
— Братцы-рыбоеды! — обратился он к геологам. — Кончайте дуться в преферанс, давайте тайменей потрошить.
Товарищи ни за что не хотели верить, что я пришел с пустыми руками. Оказывается, мой рыбацкий авторитет был настолько высок, что все были убеждены: стоит мне только махнуть своей полосатой палочкой-выручалочкой, завертеть катушкой, пропеть петушиное слово — и таймени поплывут ко мне сами, как по щучьему велению.
Я старался изо всех сил оправдать их доверие: обловил все водопады и пороги, все глубокие ямы и перекаты — ну хоть бы кто клюнул ради смеха. Я готов был поспорить на спиннинговое удилище, что таймени в Кулюмбе не водятся.
Но вот однажды я шел по долине каменистого ручья, в устье которого был широкий веер из серой гальки. Вода здесь растекалась вялыми беззвучными струями. О как я удивился, когда увидел под тихими струями штук пять тайменей! Они спокойно лежали на мели, эта позиция им явно нравилась. Сбегал к устью второго ручья. Там тоже под уступом песчаной косы принимала холодный тихоструйный душ стая тайменей.
Так вот почему я опозорился! Вот почему приходил с рыбалки не солоно хлебавши! Привык, что на Горбиачине таймени держатся лишь в самых бурливых стремнинах, а кулюмбинским лентяям, оказывается, шумные водопады не по душе. Почему?
Почему же они облюбовали мелкие заводи в устье ручьев? Что там хорошего? Я не мог ответить на эту загадку. Зато теперь знал, где их ловить. Спросил у геологов, сколько тайменей преподнести им к ужину. Геологи пожелали трех. Просьба была выполнена в точности.
Пока мы кочевали по берегам Кулюмбе, мой рыбацкий авторитет опять поднялся на недосягаемую высоту, а в походном дневнике появились новые любопытные записи. Я заметил, что сибирские таймени прекрасно маскируются: иногда их почти невозможно обнаружить среди камней. В неглубокой заводи, дно которой было беспорядочно усыпано белыми плитами туфогенного песчаника и бурыми глыбами базальтов, таймени держались только среди бурых камней и боялись заплывать за белые плиты. Спины у них темные, бурые, они, вероятно, «чувствуют», что на светлом фоне, в прозрачной воде их очень легко заметить.
