Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г. - Томан Николай Владимирович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— В самом деле, товарищи фантасты, давайте-ка сообща? — приглашает их Леонид Александрович.
— Что за вопрос? — широко улыбается Омегин.- Я лично просто счастлив буду. Только ведь у меня…
— Ничего, ничего! — успокаивает его Кречетов.- Зато у нас всего в избытке. Варя позаботилась.
— Вы не беспокойтесь, Леонид Александрович, обо мне тоже позаботилась мама,- улыбается Алексей.
— Ну, это тогда на обед. А на завтрак приглашаем вас мы.
— Ты видал, какая девушка? — восхищенно шепчет Омегин, едва профессор уходит в купе.- Я сейчас сбегаю к Фрегатову. У него, кажется, осталось еще что-то в бутылке от вчерашнего…
— Прошу тебя не делать этого,- хмурится Русин.- Кречетов известный ученый, и неудобно…
— Да что же тут неудобного-то?
— А я прошу тебя воздержаться! — слегка повышает голос Алексей.- Не будем начинать с этого наше знакомство с Кречетовыми.
— Ну хорошо, тогда коньяк к обеду.
«Надо же, чтобы так не повезло? — сокрушенно вздыхает Алексей.- Лучше уж было бы с Фрегатовым вместе…»
А Варя уже возвращается в купе. Через плечо у нее полотенце, лицо свежее, сияющее.
— С добрым утром, Алексей Васильевич,- кивает она Алексею.
— Познакомь же меня,- шепчет Омегин.
Но Алексей делает вид, что не слышит его.
— Ну что же ты? — обиженно спрашивает Омегин, когда Варя скрывается в купе.
— Успеется еще,- смеется Алексей.- Почти сутки будем вместе, да и в Гагре тоже… Только ты учти, Омегин, у Вари есть жених…
— Подумаешь — жених! Вот если ты только?…
— Да и я тоже…
— Ну-с, прошу вас, друзья! — энергично откатывает дверь Леонид Александрович.
На столике купе пестрая салфетка, на ней — бутерброды, тарелка с помидорами, масленка с маслом и еще что-то.
— Будет чай,- весело сообщает Варя.- Я уже заказала проводнику.
— А спиртного ничего нет,- разводит руками Леонид Александрович.- Уж извините…
— Мы непьющие,- заявляет вдруг Омегин.
— Так я вам и поверил! — смеется профессор.
Омегину очень хочется сесть рядом с Варей, но Алексей опережает его.
— Ну-с, а теперь приступим к скромной трапезе,- с шутливой торжественностью произносит Кречетов.- Прошу!
Но тут раздается довольно бесцеремонный стук в дверь, и почти тотчас же в купе просовывается рыжая голова Фрегатова.
— Ба, да тут и Русин!… Это что же такое — выездной пленум фантастов на брега Черного моря?
— Это ваши друзья, наверное? — кивает Кречетов на Фрегатова и выглядывающего из-за его плеча Семенова.
— Да, это те самые фантасты, о которых я говорил,- подтверждает Омегин.
— И один из них автор «Счастливой планеты»?
— Да, вот тот, что сзади,- уточняет Омегин.- Познакомьтесь с профессором Кречетовым, товарищ Семенов. Он в восторге от вашего романа.
— Заходите, заходите, пожалуйста! — приветливо кивает головой Леонид Александрович.- В тесноте, да не в обиде. А роман ваш я действительно читал.
— И он вам в самом деле понравился?
— Я не берусь судить о нем с литературных позиций, но мне думается…
И тут завязывается такая дискуссия, в пылу которой участники ее забывают не только о завтраке, но и о Варе.
— Я не буду спорить с вами о возможности небелковой основы жизни. Допускаю даже азотную планету…- пытается высказать свою мысль Кречетов.
Но его сразу же перебивает Русин:
— Но тогда моря и океаны заполнятся ведь жидким-аммиаком!
— Ну и что же? — набрасывается на него Семенов.- Это только на Земле господствует кислород, а на всех внешних планетах Солнечной системы — азот. Зато метеорология азотных планет куда благоприятнее нашей кислородной. Их небо должно быть вечно безоблачным, без гроз, дождей и снегопадов.
И снова взволнованный голос Алексея Русина:
— И вы допускаете жизнь на такой планете?
— Он допускает. Об этом свидетельствует его роман,- подтверждает Кречетов.- Но я готов допустить на такой планете только какую-то низшую форму жизни…
— А я нет! — упрямо трясет головой Русин.- Не может быть вообще никакой жизни на такой планете!
— Я не понимаю, почему Русин допускает жизнь только на белковой основе? Вы же не против иных форм жизни, профессор? — спрашивает Фрегатов.
— В принципе не против. Все это, однако, лежит в области смутных догадок.
— То есть в области фантастики! — смеется очень довольный этим заявлением профессора Омегин, убежденный сторонник «смутных догадок».
— Да, в какой-то мере,- соглашается с ним Кречетов.
— Не будем спорить сейчас о степени «смутности» наших догадок в научной фантастике,- предлагает Фрегатов,- но в том, что Семенов допускает возможность жизни на азотной планете, нет ведь ничего антинаучного.
— Ну, а как же могла она там возникнуть? — спрашивает Русин.- Как осуществлялась на ней миграция химических элементов? Если мы исключаем из этого цикла господа бога, смыслящего в химии, то кто помог «встретиться» там химическим элементам, которые образовали затем те вещества, на основе которых…
— Ну, знаешь ли, если еще и в такие детали вдаваться в научной фантастике!…- почти возмущенно восклицает Омегин.
— А может быть, мы все-таки будем завтракать? — робко предлагает Варя, протягивая спорщикам бутерброды.
Чувствуя, что Варе не очень интересен этот спор, Алексей готов прекратить его, хотя он так полон желания доказать свою правоту, что и есть уже не хочет.
— В самом деле, не прекратить ли нам на этом полемику? — неожиданно предлагает Фрегатов.
Никто ему не возражает.
21
В Гагру они прибывают рано утром. У подъезда светлого, типично южного вокзала их уже ждет автобус Литфонда. Минут через пятнадцать он трогается. Несмотря на тряску и шум, сразу же завязывается оживленный разговор. Одни интересуются погодой и температурой моря, другие ценами на фрукты, а какой-то очень смуглый человек явно кавказского типа вдруг заявляет:
— А знаете, дорогие курортники, нас ведь вчера тряхануло.
— То есть как это тряхануло? — недоумевает пожилой писатель, сидящий с ним рядом.
— Что такое землетрясение, знаешь? Вот оно и тряхануло.
— Да быть этого не может! — восклицает писатель.- Ежегодно сюда езжу и не помню, чтобы хоть раз было такое.
— Сами удивляемся,- пожимает плечами кавказец.- Но это факт.
— В самом деле, очень странно,- замечает и Семенов.- Район тут не такой уж сейсмический…
— А что тут удивительного? — оборачивается к нему Фрегатов.- В каком-то справочнике я прочел, что «геологическая молодость горнообразовательных процессов, создавших современный рельеф Кавказа, проявляется в ярко выраженной сейсмичности и в настоящее время».
— Спасибо за цитатку,- усмехается Омегин.- Утешил называется!…
— Справка, между прочим, достоверная,- подтверждает сидящий рядом с Омегиным пожилой литератор из Еревана.-^ Кавказские горы действительно очень молодые и не очень спокойные.
А Алексей все посматривает на Кречетова, который не произнес пока ни слова, но по всему чувствуется, что он внимательно прислушивается к разговору. Русину кажется даже, что он встревожен чем-то.
«С чего бы это?…- недоумевает Алексей.- Не испугался же он…»
— Простите, пожалуйста, товарищ,- обращается вдруг Кречетов к кавказцу, сообщившему о землетрясении.- Вы не помните, когда это было? В какое время?
— Как не помнить — хорошо помню. Около двух часов это было. Как раз перед обедом.
Кречетов достает записную книжку и торопливо листает ее. Это не ускользает от внимания Русина. Связь между сообщением о землетрясении в Гагре и беспокойством профессора Кречетова теперь кажется ему несомненной.
В вестибюле центрального корпуса Дома творчества прибывших встречает сестра-хозяйка и приглашает в кабинет директора. Директор очень вежлив, приветлив, но сдержан. Он знает, что сейчас предстоит самый драматический момент — распределение комнат.
Русину везет — его помещают в приморском корпусе, да еще рядом с Кречетовым.
