Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Твен Марк (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Я прошел вдоль берега вверх по течению шагов с пятьдесят, а затем повернул назад и осторожно до брался до того места, где стоял на привязи мой челнок, значительно ниже дома Лофтусов. Сев в челн, я под нялся на нем вверх по течению, значительно выше переднего мыса острова, и лишь после того поплыл через реку. Тем временем я снял с себя шляпку, так как не нуждался в искусственных приспособлениях, чтобы скрывать свое лицо. Когда я находился приблизительно на середине реки, я услышал бой часов на церковной колокольне и остановился, чтобы вслушаться. Удары колокола доносились слабо, но явственно, и я сосчитал ровно одиннадцать. Причалив к переднему мысу, я, несмотря на усталость, не позволил себе передохнуть, а поспешно вошел в лес, где находилась прежняя моя стоянка, и развел там на высоком, сухом пригорке большой, яркий костер. За тем я вскочил обратно в свою лодку и, с величайшим усердием работая веслами, быстро спустился на пол торы мили ниже. Там я сошел на берег и пробрался сквозь лес вверх по холму в пещеру. Джим лежал там совершенно спокойно, объятый крепким сном. Я его разбудил и сказал:
— Вставай, Джим, и пошевеливайся скорее! Нельзя терять ни минуты! Напали на наш след.
Джим не стал меня расспрашивать и не сказал ни единого слова, но из того уже, как он работал в течение ближайшего получаса, можно было составить себе ясное представление о том, до какой степени он испугался. К тому времени все без исключения наши пожитки были уже на плоту, совершенно готовом к отплытию из-под покрова свешивавшихся над ним ивовых ветвей. Необходимо добавить, что тотчас же по прибытии моем в пещеру мы потушили горевший у входа костер и не позволяли себе зажечь вне пещеры хотя бы даже фонарь.
Отведя челнок на некоторое расстояние от берега, я внимательно осмотрел реку. Если на ней и плыла где-нибудь лодка, то ее все же нельзя было бы заме тить, так как при звездах, в темную ночь, вообще нелегко что-нибудь различить вдали. Мы с Джимом вывели плот из бухточки и пустили его вниз по течению, держась темной полосы близ берега острова, не осмеливаясь разговаривать друг с другом даже шепотом до тех пор, пока не оставили за собой остров.
Глава XII
Медленное плавание. — Заимствования. — Пристаем к пароходу, потер певшему крушение. — Заговорщики. — Нравственное поучение. — Охота за лодкой.
Было уже, вероятно, около часа ночи, когда мы оставили наконец остров, и плот наш, казалось, еле двигался. Если бы за нами погналась лодка, мы рас считывали пересесть в челнок и переправиться в нем на Иллинойский берег. Хорошо, что такой погони не было, так как мы не подумали даже уложить заранее в челнок ружье, удочку и какие-нибудь съестные припасы. Мы слишком торопились, чтобы обдумать все как следует, хотя в действительности было очень безрассудно поместить все наши пожитки только на плот.
Если Лофтус с товарищем приехали ночью на ост ров, то они, без сомнения, нашли разведенный мною костер и караулили возле него целую ночь, поджидая Джима. Во всяком случае, нам они не помешали, и если мне не удалось их обмануть устройством костра, то в этом нельзя меня обвинить. Я сделал все что мог, чтобы их провести.
Как только начало светать, мы привязали плот к так называемой буксирной косе в большой бухте на Иллинойском берегу. Нарубив топором ветвей хлопкового дерева, мы прикрыли им плот, так что он производил впечатление маленького берегового мыска. Буксирной косой называют у нас в реке песчаную косу, густо поросшую хлопковыми деревьями, торчащими из нее наподобие зубьев какой-нибудь огромнейшей бороны.
По Миссурийскому берегу тянулись горы, а по Иллинойскому — густые леса. Фарватер шел тут ближе к Миссурийскому берегу, а потому нам нечего было опасаться случайной встречи с кем-нибудь. Мы про стояли целый день, следя за плотами и пароходами, плывшими вниз по течению близ Миссурийского берега, тогда как пароходы, шедшие вверх, держались середины реки, где им не так трудно бороться с течением. К тому времени я пересказал Джиму уже весь свой разговор с госпожой Лофтус. Джим объявил, что она ловкая баба и что если бы она сама отправилась на поиски, то ни под каким видом не осталась бы сторожить костер, а привела бы с собой ищеек и принялась с ними разыскивать наши следы.
— Отчего же она не посоветовала мужу захватить с собой собак? — осведомился я у Джима.
— Без сомнения, ей это и пришло в голову, но лишь в то время, когда ее муж собрался ехать на остров, — возразил Джим.
Я же полагал, что самому Лофтусу пришлось идти вторично в город за собакой и что лишь благодаря этому обстоятельству он и его товарищ замешкались. В противном случае, мы не находились бы теперь на буксирной косе в пятнадцати или шестнадцати милях ниже С.-Питерсбурга, а вероятнее всего, были бы теперь уже в этом городе, или, вернее, деревушке. Я, со своей стороны, объявил, что мне совершенно безразлично, по какой именно причине нас не удалось изловить. Меня интересует преимущественно сам факт, что это не удалось. Все остальное трын-трава.
Едва только начало смеркаться, мы позволили себе выглянуть из чащи хлопковых деревьев и окинули при стальным взглядом всю реку как вверх, так и вниз по течению. Ровнехонько ничего на ней не было видно, а потому Джим, сняв несколько верхних досок плота, вы строил из них изящный шалаш, в котором можно было укрываться от грозы и непогоды и сохранить пожитки сухими. Джим сделал в шалаше пол, подняв его на фут или на два над уровнем плота, так что наши одеяла и прочие пожитки не подвергались более опасности промокнуть от волн, вздымаемых пароходами. Как раз по середине шалаша мы наложили поверх пола пласт глины, толщиной в полфута, и огородили этот пласт стенкой, выложенной тоже из глины. Там мы решили раз водить костер в холодную и сырую погоду. Благодаря шалашу костер этот оказывался скрытым от посторонних глаз. Изготовив себе запасное рулевое весло на случай, если которое-нибудь из двух других обломится, за вязнет или вообще по каким-нибудь причинам придет в негодность, мы укрепили у себя на плоту коротенький шест с развилиной, чтобы вешать на нем фонарь, так как по закону полагалось вывешивать зажженный фонарь каждый раз, когда показывался пароход, шедший по течению. Для пароходов, идущих против течения, предписывалось зажигать фонари лишь на так называемых разъездах. Вода в реке стояла еще довольно высоко, и многие отмели находились под водой, а потому пароходы, шедшие вверх по реке, не всегда придержи вались фарватера, а зачастую шли стороной, где течение значительно слабее.
Во вторую ночь мы плыли часов семь или восемь, причем течение несло нас со скоростью приблизительно четырех миль в час. Мы занимались рыбной ловлей, беседовали друг с другом, а по временам купались и плавали возле плота, чтобы освежиться и прогнать от себя дремоту. Было что-то торжественное в нашем путешествии вниз по течению такой громад ной, спокойной реки. Мы преимущественно лежали на спине и глядели на звезды, почти не осмеливаясь нарушать окружавшую тишину, а потому обыкновенно не решались говорить громко и очень редко хохотали, ограничиваясь в большинстве случаев сдержанным хихиканьем. Погода стояла, вообще говоря, превосходная, и с нами не приключилось ничего достопримечательного ни во вторую, ни в третью, ни в четвертую, ни даже в пятую ночь.
Каждую ночь мы плыли мимо городов; некоторые из них стояли на мрачных склонах холмов и производили впечатление яркой полосы огоньков. С реки нельзя было отличить отдельных домов. В пятую ночь мы проплыли мимо Сен-Луи, погруженного в такой же непробудный сон, как и весь остальной мир. В Питерсбурге я слышал, будто в Сен-Луи живет от двадцати до тридцати тысяч человек, но это представлялось мне не правдоподобным, и я поверил такой многочисленности населения только в эту пятую ночь, увидев, как далеко раскинулись там уличные фонари. Никакого звука от туда до нас не доносилось; все словно вымерло.
Каждый вечер, часам к десяти, я выходил обыкновенно на берег в какой-нибудь деревушке и по купал центов на десять или на пятнадцать муки, свинины или иных съестных припасов. Если мне при этом попадался цыпленок, плохо сидевший на насесте, то я его также забирал. Папаша всегда, бывало, говаривал, что никогда не следует упускать случая захватить с собой цыпленка. «Если он не нужен тебе самому, то, наверное, пригодится кому-нибудь другому, а добродетель никогда не остается без воз награждения». Мне никогда не случалось видеть, чтобы цыпленок не понадобился самому папаше, но все-таки он строго придерживался вышеприведенной поговорки.