Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980) - Квин Лев Израилевич (библиотека книг .txt) 📗
Но вот Инга обратилась через коридор ко мне:
— Отец, ты готов?
— Сейчас! Осталось только обтереться… Фу, черт! Инга, поищи, пожалуйста, мохнатое полотенце. Оно, кажется, лежит на кровати.
Она сбегала в спальню, кинула мне в ванную полотенце и снова вернулась к телефону:
— Тетя Эллен, он уже идет, еще несколько секунд… Вот, появился!
— И протянула мне трубку: — У них линия немного барахлит, не обращай внимания.
— Алло, это ты, Арвид? — Мягкий бархатный голос Эллен перекрывал пискливые прерывистые гудки. — Оказывается, я обещала девочке завтра после работы поехать с ней в Шенбрунн. А у нас на заводе должно быть профсоюзное собрание, я совсем упустила из виду. Может быть, выберешься ты?
— Не могу, у меня программа. — Я не на шутку разозлился на предприимчивую Ингу. — Посещение общества «Восток — Запад».
— Тогда пусть девочка едет сама. Это не слишком сложно. Экскурсионные автобусы с гидами отходят прямо от оперы. Каждые полчаса.
— Хорошо, обдумаем на семейном совете… Как Вальтер?
— Немного лучше.
Вальтер уехал от нас утром с сильной головной болью. Он даже опасался, что не сможет вести машину — такое уже случилось однажды. Последнее время голова у него болела довольно часто, и это тревожило их обоих.
— Привет ему, когда увидишь…
Тяжеленная трубка сама выскользнула из руки и брякнулась на уродливо вытянутый рычаг, высоко торчавший над деревянной резной коробкой с рукояткой для вызова. Декоративной, разумеется. Сюда же, в стенку коробки, был врезан наборный диск.
— А теперь…
Инга подняла вверх руку — внимание! — и включила необычной формы магнитофон, лежавший на столике рядом с телефонным аппаратом. Тотчас же раздались вызывные гудки.
— Что это?
— Автоответчик. Может провести за тебя разговор по телефону… Живут же люди!
Что-то щелкнуло. Пленка зафиксировала, как на другом конце провода сняли трубку.
«Квартира Редлих», — услышал я голос Эллен, перебиваемый частыми гудками.
«Это я, тетя Эллен».
«А, Инге, — Эллен называла мою дочь на немецкий манер. — Рада тебя слышать».
«Рада слышать»… Я взглянул на Ингу. Она озорно высунула язык: мол, что я говорила? Кто из нас прав?
«Я перезвоню, что-то мешает».
«Бесполезно, Инге. Это неотвратимо, как рок. Само собой возникает время от времени где-то на линии и ничего нельзя сделать. А потом опять само по себе исчезает… Ты хотела о чем-нибудь меня спросить, детка?»
«Когда мы с вами встретимся завтра, тетя Эллен?»
«Надеюсь, как обычно, вечером, детка».
В голосе Эллен звучало легкое удивление, и мне стало стыдно за навязчивость Инги.
«А Шенбрунн?..»
«Ах да!.. Извини, я совсем забыла… Понимаешь, наверное, не получится… Скажи, пожалуйста, папа где-нибудь рядом?»
«Отец в ванной. — Инга никогда, даже в раннем детстве, не называла меня папой, только — отец. — Душ…»
Инга выключила магнитофон.
— Дельная штука! Уходишь из дому, наговоришь кучу всяких приветов и подключишь к телефону. Ребята мои звонят — каждому свой привет. Может, разоримся, а, отец? Взамен плановых джинсов?
— Ну нет, это не для нас. С твоими «ребятами» никакой пленки не хватит.
За Ингой, как за кометой, волочился длинный хвост обожателей. То и дело дребезжали звонки, и она неслась к телефону. А в ее отсутствие доставалось мне:
«Ингу можно?»
«Ее нету дома».
«Когда будет?»
«Не имею понятия».
«Передайте, пожалуйста, что ей звонил Костя».
Или Саня. Или Витя. Или Сережа…
Эти однообразные до кошмара диалоги уже снились мне по ночам…
Я распахнул окно во двор. Вместе с капризным визгом и чиханием автомашины, которая никак не хотела заводиться, оттуда хлынула удушливая волна зноя. Пришлось захлопнуть снова.
— Как спать будем?
— Вентилятор! — сообразила Инга. — Должен же здесь быть какой-нибудь паршивенький вентилятор!
И ринулась на поиски.
Вентиляторы — не один, а целых три штуки! — обнаружились в просторной кладовке рядом с ванной. Там царил идеальный порядок. Все разложено по полочкам. На одной лекарства — целая аптека банок, склянок, тюбиков. На другой — всевозможные стиральные порошки и чистящие средства. Третья полка целиком занята пустыми коробками из-под магнитофонов, транзисторов, фотоаппаратов и кинокамер. Тут же аккуратно сложены в стопку руководства к пользованию и запасные предохранители в целлофановых мешочках.
Отдельную полку в самом низу занимали вентиляторы и старые вещи: стоптанная обувь, продранный мужской зонт, вполне приличного вида современный телефон ярко-красного цвета — безвременно пал жертвой изменчивой моды, бедняга.
Со свистом завертелись лопасти вентиляторов, нагоняя прохладу. Сразу стало легче дышать.
— Хочу есть! — заявила Инга.
— Ты же ужинала у тети Эллен.
— Да что там эти их бутербродики!
— Перебьешься как-нибудь до утра.
— Опять экономия валюты! Поздравляю, отец, ты вполне вписываешься в местный уклад жизни.
Ох и язва же у меня доченька!
— Все магазины давно на замке, забыла?
Торгуют здесь тоже не как у нас. Начинают ранним утром, а закрывают в шесть вечера.
Но разве уймешь неугомонную Ингу? Она уже металась по квартире в поисках съестного.
— Они ведь только уехали. Неужели ничего не осталось? Хоть яичко завалящее! Хоть хлеба ломтик! — приговаривала она как заклинание.
Щелкнула дверца холодильника на кухне. И сразу же следом раздался торжествующий вопль:
— Отец, смотри!
Объемистый холодильник был битком набит продуктами. Даже оранжад в литровых бутылках, который Инга поглощала у Редлихов в опасных для жизни количествах.
— Тетя Эллен! — Инга была в восторге. — Смотри, ее коронный «кугель»! — Она набивала рот вкуснейшим тортом с изюмом. — И когда только успела! Ведь вроде бы никуда от нас не отлучалась.
— Вероятно, Вальтер привез вчера после работы, — я тоже был тронут их заботой.
— Вот еще! Сухарь он, твой Вальтер! Ему и в голову не придет. Распорядком не предусмотрено!..
В чем-то Инга была права, хотя и сильно преувеличивала, по своему обыкновению. Вальтер временами и меня раздражал своей четкой и непоколебимой запрограммированностью. В прошлый раз, когда я впервые после долгих лет приехал в Вену по его приглашению, он встретил меня у вагона, поздоровался, пожал руку — ну это, положим, в порядке вещей, я тоже не очень-то склонен ко внешнему проявлению чувств. Отвез к себе, переоделся. Снова вышел ко мне, улыбнулся, потрепал по плечу. Затем озабоченно посмотрел на часы:
— А теперь, Арвид, я удаляюсь в свой кабинет. С девятнадцати тридцати в течение часа у меня работа над темой.
— Сегодня не грех отложить тему в сторону.
Он покачал головой, снисходительно улыбаясь, словно неразумным словам малыша-несмышленыша:
— Невозможно! Даже если бы — не приведи господь! — умер кто-нибудь из моих близких, все равно в девятнадцать тридцать я сел бы за письменный стол. До двадцати тридцати… — У меня, наверное, был очень огорченный вид, потому что он тут же поторопился добавить: — Эллен покормит тебя — ты ведь, вероятно, проголодался с дороги. Через час я опять в полном твоем распоряжении. До двадцати одного. Ровно в двадцать один мы отходим ко сну.
И шагнул к себе в кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь, обитую каким-то темным пористым звуконепроницаемым материалом.
Эллен с виноватым выражением на лице развела руками. Она была несравненно мягче Вальтера, но тоже жила по его программе.
— Бутерброды? Чай? Виски? Ты не стесняйся, Арвид!
— Если можно, лучше кофе.
Было обидно, хотя разумом я отчетливо и ясно понимал, что обижаться просто глупо. Каждый живет по своему разумению и своим привычкам, выработанным десятилетиями.
Минут через десять, когда мы с Эллен сидели возле уже начавшей урчать электрической кофеварки, в гостиной неожиданно возник Вальтер. По расширившимся от изумления глазам Эллен я понял, что это явление сверхъестественного свойства.