Бесстрашные - Цвик Михаэль (полные книги .txt) 📗
– Ковард! Ковард! – кричали Ронделль и Пионтковский вне себя от радости. Швиль схватил лопату и подал спасающим знак, ударив в дверь. Совершенно явственно слышался шум молотка и бурава. Похороненные дрожали от нетерпения и инстинктивно искали предметов, которыми они могли бы помочь спасающим, ускорив таким путем свое освобождение. За дверью слышались взволнованные голоса, но они заглушались ударами молотков, так что нельзя было разобрать отдельных слов. Прошло около получаса, пока наконец приоткрылась узкая щель. По ту сторону спешно отметали песок от двери, и в щель проникла тонкая, мягкая струя воздуха. Дыхание земли.
Первый привет земли. Жадно и радостно трое несчастных вдыхали этот воздух. Наконец через щель просунулся толстый железный крюк, заценился, сильный рывок, и выход был готов.
Первое, что увидел Швиль, была полоска синего неба с большими, сверкающими звездами. Потом он увидел в кругу блестящих фонарей форменные фуражки египетских полицейских. Швиль, все еще находившийся под психозом преследования, быстро откинулся назад. Ронделль и Пионтковский тоже уползли в соседнее помещение.
Силы Швиля пришли к концу. Спасение стало для него роком. Уже в течение полугода полиция производила на него ужасное впечатление, и он чувствовал это еще и сейчас, хотя его нервы не могли больше вынести напряжения. Благотворный обморок охватил его, и он погрузился в глубокий сон без сновидений.
Он очнулся на носилках под открытым небом. Вокруг него стояли люди в белых одеждах и форменных мундирах. Эфенди тоже был здесь.
– Где же остальные двое? – бессильно спросив Швиль, увидев себя одного.
– Их вытащат, они застрелились, – последовал ответ.
Швиль закрыл глаза. Было ли это молитвой, которой он провожал ушедших, или раскаяние, что он не последовал их примеру? Но совершенно неожиданно он вскочил на ноги и бросился к полицейскому офицеру:
– Каким образом вы очутились здесь? Кто вас послал?
– В Лондоне, Берлине и Риме были приняты ваши призывы SOS. Разве вы не посылали их?
– Да, я сделал это.
– Кто вы такой? И кто другие, которые застрелились?
– Все это я расскажу вам потом. Все, что вы хотите.
Господин в клетчатом пиджаке и роговых очках пробился через круг полицейских и неожиданно вырос перед Швилем.
– Я репортер газеты «Бешеный темп», и прошу вас ответить мне на следующие вопросы. Издательство моей газеты предлагает вам…
– Простите, – не особенно любезно отодвинул его Швиль в сторону и снова обратился к полицейскому: – Дело идет о большой сенсации, а кроме того о двух человеческих жизнях. Я сам принял их призывы SOS. Необходимо сейчас же что-нибудь предпринять, пока не поздно.
– О ком идет речь?
– Об одной молодой девушке, Элли Бауэр. – Швиль хотел еще прибавить: если бы вы знали, как я люблю ее, как она мне дорога, и чем я ей обязан. Но вместо этого он сказал: – А другого человека я не знаю.
– Откуда был послан призыв?
– Из оазиса Тель Аверум, в пяти часах полета западнее Луксора.
Полицейский тихо свистнул и повернулся к другим, в ожидании стоявших перед ним:
– Это исследователь Лингель: он пропал уже несколько недель тому назад. Подозревали, что он убит туземцами. Позвоните немедленно в германское посольство: там есть аэроплан, и мы сможем сразу же туда отправиться.
Один из полицейских вскочил на седло мотоциклетки и умчался по дороге.
– Я предоставлю в ваше распоряжение аэроплан моей газеты, он находится в двух милях отсюда, – снова вмешался репортер.
– Хорошо, тогда летим, – согласился Швиль. Он дрожал от нетерпения.
– Я дам вам свое пальто, ведь вы совершенно голый, – услужливо сказал репортер. Вскоре он принес пуловер и кожаную куртку, которую дал Швилю.
Туземец тем временем принес деревянную кадку с водой, в которую Швиль погрузился с давно не испытываемым наслаждением.
Над пустыней кружились два аэроплана, как коршуны, высматривающие свою добычу. В первом находились, кроме пилота, атташе германского посольства из Каира, затем Швиль и офицер египетской полиции. Во втором сидел репортер «Бешеного темпа», его пилот и туземец, который первый раз летел на аэроплане и от страха готов был выскочить из кабины.
– Посмотрите прямо, – воскликнул атташе, передавая Швилю бинокль. Далеко, совсем на горизонте виднелось чуть заметное зеленое пятно. Сердце Швиля сильно билось от нетерпения, радости и страха. Через четверть часа они уже кружились над зеленым островком. Пальмы протягивали к ним свои длинные листья, и туземцы метались взад и вперед, пока не попрятались в своих хижинах. Первый аэроплан приземлился, вслед за ним второй. Все, со Швилем во главе, бросились бежать к оазису. Он казался вымершим. Отверстия, служившие входом в глиняные хижины, были закрыты деревянными щитами.
– Элли! Элли! – вне себя кричал Швиль. Вслед за ним и другие стали кричать это имя. Птицы, притаившиеся в тени пальм, с громкими криками улетали прочь.
Раздался короткий, глухой звук. Полицейский офицер вскрикнул и схватился за левую руку, он был ранен.
Потом раздалось еще несколько выстрелов, но они никому не повредили, потому что пришельцы держались под защитой стволов пальм.
– Элли! Элли, – снова раздался призыв Швиля, но ответа не последовало. Они стали осторожно подкрадываться в том направлении, откуда раздались выстрелы. Очевидно, они исходили из деревянного домика, стоявшего несколько в стороне от остальных. В дощатых стенах были широкие щели, откуда и можно было стрелять. Атташе, Швиль и репортер одновременно выстрелили по хижине. Никакого ответа. Тогда они направились к ней, и Швиль изо всей силы рванул дверь. На пороге лежал труп туземца, двое других корчились в луже крови.
Из темного угла послышался стон. Швиль перепрыгнул через раненых и наткнулся на женскую фигуру. Она была связана, с кляпом во рту.
Он разрезал веревки и вынес ее наружу.
Большие, темные глаза сияли на бледном, истощенном лице.
Она узнала его, и страдание сменилось выражением радости. Вскрикнув, Элли обвила руками шею Швиля и замолкла у него на груди, но вдруг высвободилась и оглянулась. Швиль понял это: они были не одни, но он совсем забыл обо всем от счастья. Репортер, пилот и атташе занялись тем временем связанным человеком. Вскоре и он был освобожден. Швиль подошел и с любопытством взглянул на него. Тот широко раскрыл глаза. Они казались очень знакомыми друг другу, но давно не бритые, не мытые лица и растрепанные волосы не позволяли им узнать друг друга сразу. Вдруг освобожденный вскричал и бросился в объятия Швиля.
– Курт Швиль!
– Граф Риволли!
В аэроплане они говорили мало. Они только смотрели друг на друга и пожимали руки. Элли плакала и смеялась от счастья. Граф Риволли поймал взгляд Швиля, брошенный на девушку, и скромно отвернулся к окну. Он от души желал обоим счастья.
Прибыв в Луксор, они и не думали отдыхать. Так много надо было рассказать. Граф Риволли принял ванну, а Швиль остался с Элли наедине.
– Элли, как это случилось? – спросил Швиль.
– В ту ночь, когда мы должны были встретиться в Генуе у Палаццо Лазурного Берега, меня схватили агенты Марлен, опоили снотворным и привезли сюда, где оставили связанной под охраной туземцев. Этот оазис принадлежит к тем, где Марлен властвует так же, как в своем генуэзском доме. Он предназначен для «неверных» и сюда ссылаются те, кто ей опасен. Сюда же попал радиоприемник, принадлежавший германскому исследователю, который был ограблен туземцами. Граф Риволли мог им воспользоваться только потому, что туземцы не знали предназначение аппарата. Мы нашли несколько батарей, которые дали нам ток, но вскоре эти батареи перестали функционировать. Ты принял, может быть, наш последний SOS.
– Еще один вопрос, Элли: как ты попала к «Бесстрашным»?
– Это я могу сказать тебе со спокойной совестью. На моей родине после инфляции мы потеряли все, и отец умер от горя, не оставив мне и моей матери ничего. Мы были на пороге нищеты. Однажды ко мне пришел человек, которого я знала потом под именем инженера Аргунова. Он предложил мне место, обещая освободить наш дом от задолженности, но только я должна была выдать ему долговое обязательство. Я тогда была еще неопытна. Наше положение было отчаянным, и я хотела спасти мать. Поэтому выполнила все, что он говорил. Это долговое обязательство стало для меня роковым. Я была связана им, хотела два раза бежать, потому что задания, которые давались мне, казались мне подозрительными. Но мне всегда указывали на мой долг и угрожали, что моя мать будет выброшена на улицу.
