Наш человек в Гаване - Грин Грэм (е книги TXT) 📗
– Руди ушел, – сказала Беатриса. – Наверно, покупает сладости. Он ест слишком много сладкого. Но, по-видимому, затрачивает уйму энергии, потому что совсем не толстеет. Но на что он ее тратит?
– Давайте поработаем. Надо послать телеграмму. Сегура сообщил мне ценные сведения относительно просачивания коммунистов в полицейские кадры. Вы даже не поверите...
– Я готова верить во что угодно. Смотрите. Я обнаружила в шифровальной книге очень забавную вещь. Вы знали, что есть специальное обозначение для слова «евнух»? Неужели оно так уж часто встречается в телеграммах?
– Наверно, нужно для Стамбульского отделения.
– Жаль, что оно нам ни к чему, правда?
– Вы когда-нибудь выйдете еще раз замуж?
– Ваши ассоциации иногда бывают слишком явными. Как вы думаете, у Руди есть по секрету от нас личная жизнь? Он не может тратить всю свою энергию в конторе.
– А существуют правила для личной жизни? Если вам хочется завести личную жизнь, надо спрашивать разрешения у Лондона?
– Что ж, конечно, лучше проверить досье, прежде чем зайдешь слишком далеко. Лондон не одобряет половых связей своих работников с посторонними.
2
– Видно, я становлюсь важной персоной, – сказал Уормолд. – Меня просят произнести речь.
– Где? – вежливо спросила Милли, отрываясь от «Ежегодника любительницы верховой езды».
Вечерело, рабочий день кончился, последние лучи золотили крыши, волосы Милли цвета меди и виски у него в стакане.
– На ежегодном обеде Европейского коммерческого общества. Меня просил выступить наш президент, доктор Браун, ведь я – старейший член общества. Почетным гостем у нас будет американский генеральный консул, – добавил он не без гордости.
Казалось, он совсем недавно поселился в Гаване и познакомился с девушкой, которая стала матерью Милли, – это было во «Флоридита-баре», она пришла туда со своими родителями. А теперь он был здесь самым старым коммерсантом. Многие ушли на покой; кое-кто уехал на родину, чтобы принять участие в последней войне, – англичане, немцы, французы; а его не взяли в армию из-за хромоты. Из тех, что уехали, никто уж не вернулся на Кубу.
– О чем ты будешь говорить?
– Ни о чем, – грустно ответил он. – Я не знаю, что сказать.
– Держу пари, что твоя речь была бы самая лучшая.
– Ну, что ты. Если я самый старый член общества, то и самый незаметный тоже. Экспортеры рома и сигар – вот они действительно важные птицы.
– Да, но ты – это ты.
– Жаль, что ты не выбрала себе отца поумнее.
– Капитан Сегура говорит, что ты неплохо играешь в шашки.
– Но не так хорошо, как он.
– Пожалуйста, согласись, папа, – сказала она. – Я бы так тобой гордилась!
– Я буду выглядеть там ужасно глупо.
– Ничего подобного. Ну, ради меня.
– Ради тебя я готов хоть на голове стоять. Ладно. Я скажу речь.
В дверь постучал Руди. В этот час он заканчивал прием радиограмм – в Лондоне была полночь. Он сказал:
– Срочное сообщение из Кингстона. Сходить за Беатрисой?
– Нет, я справлюсь сам. Она собиралась в кино.
– Кажется, дела идут бойко, – заметила Милли.
– Да.
– Но я не вижу, чтобы ты вообще продавал теперь пылесосы.
– У нас сделки по долгосрочным обязательствам, – сказал Уормолд.
Он пошел в спальню и расшифровал радиограмму. Она была от Готорна. Уормолду предлагалось первым же самолетом вылететь в Кингстон для доклада. Он подумал: наконец-то они все узнали.
Свидание было назначено в гостинице «Миртл-Бэнк». Уормолд много лет не был на Ямайке, и теперь его привели в ужас здешние грязь и жара. Чем объяснить убожество британских владений? Испанцы, французы, португальцы строили города, чтобы в них жить, англичане же предоставляли городам расти как попало. Самый нищий закоулок Гаваны был полон благородства по сравнению с барачным существованием Кингстона, его лачугами, сложенными из старых бидонов из-под горючего и крытыми кусками железа с кладбища автомобилей.
Готорн сидел в шезлонге на веранде «Миртл-Бэнка», потягивая через соломинку пунш. Одет он был так же безукоризненно, как и в тот раз, когда Уормолд увидел его впервые; единственным признаком того, что и он страдает от жары, был комочек пудры, засохшей под левым ухом. Он сказал:
– Садитесь за те же деньги.
Готорн не расстался со своим жаргоном.
– Спасибо.
– Как долетели?
– Спасибо, хорошо.
– Наверно, рады, что попали домой.
– Домой?
– Я хотел сказать – сюда; сможете отдохнуть от своих черномазых. Снова на британской земле.
Уормолд подумал об убогих хижинах вдоль набережной, о жалком старике, который спал, скорчившись в ненадежной полоске тени, о ребенке в лохмотьях, нянчившем выброшенную волнами чурку. Он сказал:
– Гавана не так уж плоха.
– Хотите пунша? «Плантаторский». Здесь он совсем недурен.
– Спасибо.
Готорн сказал:
– Случилась маленькая неприятность, вот я и попросил вас подъехать.
– Да?
Сейчас откроется правда. Могут они арестовать его, раз он на британской территории? Какое ему предъявят обвинение? Его, наверно, привлекут за вымогательство или припишут какое-нибудь совсем непонятное преступление, а дело заслушают in camera [при закрытых дверях (лат.)], по закону о разглашении государственной тайны.
– Речь идет об этих сооружениях.
Ему захотелось объяснить, что Беатриса тут ни при чем; у него не было никаких сообщников, кроме легковерия тех, кто его завербовал.
– А что? – спросил он.
– Надо во что бы то ни стало раздобыть фотографии.
– Я пытался. Вы же знаете, чем это кончилось.
– Да. Но чертежи не совсем ясны.
– Он – не чертежник.
– Поймите меня правильно, старина. Вы, конечно, сделали чудеса: но, знаете, был такой момент, когда я чуть было не начал вас... подозревать.
– В чем?
– Видите ли, некоторые из этих чертежей напомнили мне... Говоря откровенно, они мне напомнили части пылесоса.
– Да, я это тоже заметил.
– Ну, и тут я, понимаете ли, подумал обо всех этих штуковинах в вашем магазине...
– Вы что же, подозреваете, что я морочу голову нашей разведке?
– Теперь я и сам понимаю, что это чистый бред. А все-таки у меня гора с плеч свалилась, когда те решили вас убить.
– Убить?
– Ну да, ведь это доказывает подлинность чертежей.
– Кто «те»?
– Противники. Какое счастье, что я никому не говорил о своих дурацких подозрениях!
– Как они собираются меня убить?
– Об этом мы еще поговорим – они хотят вас отравить. Я вот что хочу сказать: теперь мы получили самое лучшее подтверждение всему, что вы нам сообщали. Не хватает только фотографий. Одно время мы попридержали чертежи, но теперь роздали их всем заинтересованным ведомствам. В Атомную комиссию тоже послали. Ну от них толку не добьешься. Заявили, что к ядерной энергии это отношения не имеет, и все тут. Но мы уж слишком на поводу у наших атомников и совершенно забыли, что могут быть другие, не менее опасные военные изобретения.
– Чем они собираются меня отравить?
– Поговорим сперва о деле, старина. Нельзя забывать об экономической стороне войны. Куба не может себе позволить производство водородных бомб, но что если они нашли такое же эффективное оружие ближнего действия, и к тому же дешевое? Вот в чем гвоздь – в дешевизне.
– Будьте любезны, скажите мне все-таки, как они собираются меня убить. Видите ли, у меня к этому вопросу чисто личный интерес.
– Ну конечно, я вам скажу. Просто мне хотелось сперва показать вам всю закулисную сторону и объяснить, как мы рады... поймите меня правильно, что ваши донесения подтвердились. Они собираются отравить вас на каком-то деловом обеде.
– Европейского коммерческого общества?
– Вот-вот, кажется так.
– Как вы это узнали?
– Мы проникли в их здешнюю организацию. Вы бы ахнули, если бы я вам порассказал, что там у вас происходит. Могу вам, например, сообщить, что дробь четыре погиб чисто случайно. Они просто хотели его припугнуть, как припугнули своим покушением дробь три. Вы первый, которого они всерьез решили убить.
