Необыкновенные приключения Синего человека - Буссенар Луи Анри (книга бесплатный формат TXT) 📗

Феликс покачал головой, глубоко вздохнул и продолжал, будто бы и не слышал приятеля:

– Ну, а ты, дружище Поль? Что поделываешь? Конечно, продолжил морскую карьеру? Ведь она так тебя привлекала.

– Я капитан дальнего плавания… на хорошем счету у командования. Всю жизнь откуда-то возвращаюсь и вновь куда-то отправляюсь.

– Ну, и как успехи?

– О! Пословица гласит: «Кто много странствует, добра не наживает». Возможно, когда-нибудь я и стану миллионером, кто знает. Но сейчас имею скромный достаток.

– Разве это важно? Ты счастлив… – Феликс снова вздохнул.

– Счастлив и свободен, как чайка, подвластная лишь своему капризу. Крылья несут ее к облакам или навстречу волнам…

– Ценю и допускаю такой образ жизни, но только не для себя. Я, словно утка, предпочитаю свой птичий двор, жизнь в четырех стенах, а «путешествую» не дальше бульвара и ближайших предместий. Раз в неделю мы с женой ходим в театр, по воскресеньям приглашаем друзей на баранью ножку, трижды в год устраиваем званые вечера.

– Ах да, ты ведь женился! Когда я слышал о тебе в последний раз, речь шла именно о твоей женитьбе на мадемуазель… мадемуазель…

– Аглае Ламберт. – Феликс вздохнул как-то особенно глубоко и задумчиво.

– Черт побери! – сказал себе капитан Поль. – Для человека с большими доходами, известного столичного коммерсанта мой друг Феликс слишком часто вздыхает.

– Ну, а ты… устроен? – Бакалейщик произнес это с таким выражением, как будто слово «женат» было ненавистно его губам.

– Устроен!.. Надо же! Нет, я холостяк, закоренелый холостяк. Однако мы основательно застряли с тобой на бульваре. Здесь такая толчея. На нас уже косятся. Мы и вправду как два костыля на рельсах. Зайдем в кафе, самое время подкрепиться!

– Сделаем лучше! Хочу воспользоваться случаем и показать тебе мою фирму.

– Удобно ли это?

– Оставь, пожалуйста.

– Ну, так и быть. На твоем складе припасены, должно быть, почтенной выдержки бутылки со всего света?..

– Еще бы! В этом не сомневайся!

Так, беседуя на ходу, приятели миновали Монмартр note 26 и оказались на маленькой улочке. Узкая, темная, сырая и грязная, улица Ренар – а именно так она называлась – представляла собой уголок старого Парижа из тех, что почти совсем исчезли в наши дни.

Дойдя до середины, они остановились перед массивными воротами, ведущими в просторный двор. С трех сторон его окружали кладовые, которые буквально ломились от провианта, и в воздухе носились неповторимые ароматы колониальных товаров.

– Вот мы и пришли, – возвестил Феликс. – Местечко, конечно, не ахти, но наша семья издавна занимает его, ты же знаешь. Эти склады переходят от отца к сыну. Так что мы рассчитываем и дальше пользоваться ими.

Над дверью красовалась старинная табличка. И хотя буквы на ней стерлись от времени и непогоды, надпись еще можно было различить: Обертен, наследник своего отца. – Колониальные товары. – Оптом и в розницу. – Париж. – Прованс note 27.

Затем шел длинный список названных товаров, который уж вовсе нельзя было прочитать. На всем лежала печать небрежения. Хозяин дома крепко стоял на ногах, а потому не видел никакой нужды в рекламе.

Друзья прошли вдоль дверей складов, освещенных, несмотря на ясный день, газовыми фонарями. Всюду суетились приказчики в одинаковых передниках из грубой холстины. Они семенили по каменной лестнице с узкими ступеньками, поднимались на второй этаж, стучались в комнату, и дверь им открывала угрюмая служанка.

– Сюда, старина, – пригласил бакалейщик. Лицо его, до недавних пор улыбающееся, становилось все мрачнее и мрачнее. – Ты в моих владениях.

Затем, обратившись к служанке, добавил:

– Мариет, скажите мадам, что я вернулся, и предупредите, что с нами будет обедать мой друг. А пока дайте нам бутылку мадеры note 28.

Они вошли в столовую, обыкновенную столовую, какую увидишь в доме любого торговца старого закала, уселись за стол орехового дерева, покрытый клеенкой.

Между тем от взгляда моряка не ускользнула та мгновенная перемена, что произошла в лице его друга, как только он переступил порог собственного жилища.

– Твоя мадера просто восхитительна, – сказал он, украдкой посматривая на бакалейщика, смаковавшего первый стаканчик, – превосходна, божественна!

– Она пришлась тебе по вкусу? – заботливо спросил хозяин. – Дай мне твой адрес, я пришлю целый ящик.

– Благодарю, от всего сердца благодарю. Но, прости, если вмешиваюсь не в свое дело, мне показалось, ты был так оживлен при встрече, а теперь вот совсем сник. Разве обладатель подобного эликсира может грустить?

– Может! Мне душно здесь. Я невыносимо скучаю в этой старой конуре. Ее облупившиеся стены давят на меня. Коммерция? Сыт ею по горло!

– И это в твоем-то возрасте, в тридцать лет!

– В тридцать два, дружище, в тридцать два.

– Пусть в тридцать два. Но что же дальше?

– У меня шестьдесят тысяч франков ренты note 29, на пятьсот тысяч товара, великолепное имение… Есть ребенок – дочь, которую обожаю. Но все равно лучшие годы жизни пройдут в этом чулане. Если б ты знал, как я мечтаю носиться по весенним полям, ловить летом карпов в Луаре, охотиться осенью в песчаных равнинах Слони и…

– …и нагуливать жирок зимой под треск камина. Феликс, какой ты умница! Это же замечательно!

– О нет, я дурень, потому что ничего этого не делаю.

– Но кто тебе мешает?

– Это жалкое существование приносит столько страданий! – Бакалейщик выпил один за другим несколько стаканов мадеры, как бы подзадоривая себя. – Вынужден прозябать здесь, словно цветок без света… Приход… расход… баланс… бухгалтерские книги… квитанции… сахар-сырец… мыло… масло… кофе… уксус… свечи… цикорий note 30… Что я знаю, кроме этого?! Сегодня вот инвентаризация! Ты только вслушайся: ин-вен-та-ри-за-ция! Это значит, что все перевернуто вверх дном, приказчики сбились с ног, кассир совершенно одурел, а моя жена не в себе…

– Ты хочешь сказать, что на бульваре пережидал суматоху?

– Все это, впрочем, пустяки, стоит ли об этом?

– Но почему, почему, черт возьми, не покончить разом со всем и не отдаться наслаждениям деревенской жизни?

– Ты забываешь, а вернее не знаешь, что женщина по имени Аглая Ламберт, госпожа Обертен, решила иначе.

– А-а! Да ты сам себе не хозяин?

– У нас шестьдесят тысяч франков ренты, а жена хочет двести тысяч.

– Завидный аппетит!

– А чтобы добиться этого, мне придется зарасти коростой на мерзкой улице Ренар. Один дьявол знает, может, я и издохну тут.

На этих словах в комнату вошла служанка и объявила: мадам вот-вот появится.

Хозяйка, вероятно, послала ее узнать что-нибудь, прежде чем незнакомец будет ей представлен. Но во все время, пока старая дева накрывала на стол, друзья не проронили ни слова. Раздосадованная тем, что ничего не удалось услышать, Мариет с головы до ног оглядела гостя. Бравый молодой человек, лет тридцати, широкоплечий, большерукий, с загорелым лицом, рыжеватый, светлоглазый, то и дело прикладывался к бутылке, по-прежнему украдкой поглядывая на приятеля.

Феликс Обертен, минуту назад с таким жаром сетовавший на свою жизнь, барабанил пальцами по столу и в нетерпении смотрел на часы. Его друг, размышляя над услышанным, никак не мог объяснить себе, почему молодец с телом атлета, с густой пышной шевелюрой и непослушными, всклокоченными вихрами, с бычьей шеей ходит в собственном доме по струнке и беззащитен, словно пудель.

На самом деле этот сильный малый, торговец колониальными товарами с улицы Ренар, был достоин сожаления. Его прекрасные черные глаза светились добродушием сильного человека. Большой, слегка приплюснутый нос свидетельствовал о том, что его обладатель не прочь вкусно поесть. Весь он напоминал милого кутенка, а пухлые, чувственные губы самим небом созданы были для того, чтобы улыбаться.