Приключения 1964 - Смирнов Виктор Васильевич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
«Аскольд» уходил от берега навстречу урагану, штормовать.
Быстро стемнело, вспыхивали гребни волн, такелаж гудел и стонал под напором холодного ветра. Временами на корабль обрушивались снеговые заряды, облако проносилось, и палуба несколько минут, пока снег не стаивал, светилась в темноте.
Жора Ремизов и Василий Зубков несли вахту со вторым штурманом Борисом Петровичем Зотовым с двенадцати до четырех. Эта вахта считается у моряков самой тяжелой и с незапамятных времен во флоте прозвали её «собачьей».
Над ревущим морем дерзко прозвучали медные звуки рынды: четыре двойных удара, конец вахты. С последним ударом колокола в ходовую рубку вошел Зотов. Высокий, сосредоточенный, он один на корабле не носил усов.
— За вахту прошли десять миль, — сказал старший помощник, пожимая руку Зотова.
— При таком ветре идем вполне прилично.
— Да, пожалуй, но барометр падает, правда, не особенно, но всё же к утру должен покрепчать ветерок. Счастливой вахты, Борис Петрович!
— Спокойной ночи, Николай Евгеньевич!
Старпом и рулевые ушли, думая о горячем чае, теплой койке…
За штурвал встал Зубков. Жора Ремизов подошел к окну. В рубке килевая качка ощущалась не особенно, как посредине качающейся доски, но ветер обрушивался на неё со всей силой. Рубка дрожала, казалось, стекла вгибаются под бешеным напором воздуха.
— Старпом напророчил, — сказал Ремизов, — вишь, как даёт. Пойти померить ветерок, Борис Петрович?
— Сходи, — разрешил Зотов.
Ремизов взял фонарик, анемометр и секундомер, нахлобучил шапку и с трудом открыл дверь. Холодный воздух мигом наполнил рубку.
Дверь резко щелкнула, и Жору Ремизова швырнуло к задним поручням. Ветер тискал его, трепал одежду, расширял легкие. Крыло мостика покатилось вниз, и соленые брызги ударили в лицо. Когда он поднял руку над головой и включил анемометр, снег, сухой, колючий, больно ударил в глаза. Матрос повернулся спиной к ветру. Зажженный фонарик, висевший на пуговице куртки, освещал циферблат секундомера и вихрь искрящихся снежинок.
— Сколько там? — спросил Борис Петрович, когда ветер втолкнул Жору Ремизова в рубку.
— Ну дает! — Жора подул на руки, потрогал кончик носа. — Сейчас подсчитаем. Ого! Двадцать девять и три десятых метра в секунду. Одиннадцать баллов с хвостиком.
— Руля не слушается, — сказал Зубков. — Уже минут десять, как положил право на борт, а катимся влево. Идем как-то юзом.
Корабль содрогнулся от удара в правый борт.
— Скоро шквал пролетит, — сказал штурман. — В это время здесь всегда такие ветры. Холодный воздух из Якутии вторгается в Охотское море.
Борис Петрович застегнул полушубок на все пуговицы и вышел на мостик.
— Вполне научное объяснение, — усмехнулся Жора. — Да нам не легче. Вот если бы не эта телеграмма… То подходили бы мы с этим попутным ветерком к Сангарскому проливчику, а там Японское море, Золотой Рог, Вторая Речка, вилла Георгия Яковлевича Ремизова!
— Оставь эти расслабляющие мысли, Жора, — сказал Зубков. — Куда ты поехал? Стекло лбом высадишь!
— А ты держи по ровной дороге!
— Сейчас выеду на шоссе.
— Не люблю я этот антициклон, — сказал Жора, помолчав. — Лучше тайфун. Там ветерок поплотней, зато теплый. Да и за борт сыграешь — веселей.
Шквал пролетел, и картушка компаса, освещенная теплым зеленым светом, медленно поплыла влево.
— Становимся на курс, — сказал Зубков.
Жора Ремизов посмотрел на часы и опять вышел из рубки. Прозвучал двойной удар в рынду: прошел первый час вахты.
Борис Петрович, держась за поручни, прошелся по мостику, проверил ходовые огни и остановился, глядя вперед. Нос корабля взлетел вверх, днище обнажалось и гулко ударяло по воде, подымая светящуюся гриву брызг. Чувствовалось, как, пружиня, качается корпус.
Над головой на ясном зимнем небе метались звезды.
Ещё несколько раз за вахту ветер останавливал корабль и валил то вправо, то влево, «Аскольд» переставал слушаться руля. На крутой волне корма повисала в воздухе, и винт начинал бешено вращаться, сотрясая весь корпус, пока механик не перекрывал пар.
…Вахта близилась к концу. Жора Ремизов пошел на корму взять отсчет лага. За палубными надстройками было сравнительно тихо; он привычным путем прошел до дверей кубрика кочегаров, забрался по трапу на полуют, ещё несколько шагов, и он, держась за поручни, повис над водой: корабль положило на борт и вдруг стремительно повалило в другую сторону. Ремизов зажег фонарик. Лаг вертикально уходил в воду, корабль стоял. Вода, шипя, поднялась, залила сапоги Ремизова и сразу отхлынула, поручни рванулись из рук, и ветер чуть не унес шапку, ударив в левую щеку.
— Поставило лагом! — понял Ремизов, чувствуя, как заколотилось сердце, и стал поспешно выбирать лаглинь, чтобы его не намотало на винт.
«Аскольд» больше не рассекал гребни волн, его развернуло ветром, поставило вдоль волн и стремительно раскачивало с борта на борт. Водяные холмы поднимали его и, словно в злой игре, выскальзывали, убегали, корабль боком падал в широкую и глубокую долину, а новая волна уже подхватывала, переваливала на другой бок, перекатывалась через палубу. «Аскольд» тяжело, беспомощно ложился на бок. Проходили томительные секунды, казалось, что он никогда больше не выровняется, ветер и волны перевернут его, но какая-то упорная сила отрывала борт от воды и бросала в другую сторону.
Мимо Ремизова пролетел, как бомба, пустой ящик и скрылся в темноте.
На мачте со скрежетом раскачивались грузовые стрелы, а впереди слышался треск и скрип кунгасов.
Когда корабль, преодолев инерцию, на секунду замирал, а потом с нарастающей скоростью валился в другую сторону, всё тело наливалось свинцовой тяжестью, ноги прилипали к палубе, словно притянутые магнитом.
Ремизов, держась за ванты, выжидал, чтобы перебежать к спардеку, и тут он увидел, что в нескольких шагах от него стоят люди, машут руками, стараясь удержаться на ногах. Кто-то поскользнулся и, вытянув руки, падал. Ремизов схватил его, и они, обнявшись, покатились по палубе и ударились о фальшборт.
Ремизов встал, помог подняться товарищу, узнал боцмана, закричал ему на ухо:
— Кузьмич, куда вы? Почему стоим лагом? Что с машиной?
— Руль… Парус… — Боцман сказал ещё что-то, да ветер унес его слова.
Ремизов узнал старшину, Валю Гречкина, товарищей матросов. Тяжело ступая, падая на скользкой палубе, они пронесли длинный тяжелый сверток.
«Брезент, — определил Ремизов. — Для паруса».
В это время, преодолевая голоса бури, раздались удары в рынду. Каким-то чудом, раскачиваясь на мостике, Зубков ухитрился отбить четыре двойных удара. Все моряки на «Аскольде» знали о страшной опасности, и сейчас, когда, смеясь над бурей, задорно прозвучал медный голос рынды, у многих отлегло от сердца; кто улыбнулся в усы, кто облегченно вздохнул, прогоняя страх.
Жора потрогал кончик длинного носа и, покрутив головой, сказал:
— Нормально, Вася!
Ремизову хотелось вернуться на корму и самому с ребятами поставить парус; ему казалось, что с его помощью это можно было бы сделать и скорее и лучше. Но его место по авральному расписанию было на мостике.
В коридоре с грохотом хлопала железная дверь камбуза. Ремизов с трудом закрыл её и, хватаясь за стены, стал пробираться к трапу, ведущему на мостик.
Капитан и часть команды находились в кают-компании. Капитан отдал все необходимые распоряжения: старший и четвертый помощники, боцман, матросы устанавливали парус на корме — это было единственное средство быстро развернуть корабль носом к ветру и волнам; старший механик с группой машинной команды искал причину аварии рулевого управления.
Ветер достигал тридцати метров в секунду.
«При тридцати метрах мы держимся неплохо, — думал капитан. — Только бы не усилился ветер. В крайнем случае, если раньше не поставят парус, то сбросим кунгасы… Нет, поставят. Ну и треплет!
Увидав Ремизова, заглянувшего в двери, капитан спросил:
— Как ветер?
