Люди тумана - Хаггард Генри Райдер (бесплатные версии книг TXT) 📗
Слушатели громко выразили свое одобрение, и Леонард заметил, что верховный жрец задрожал от страха.
– Однако, – продолжал оратор, – они сказали нам устами той, которая сидит перед нами, что, по их приказанию, солнце перестало светить из-за нанесенного им оскорбления. Значит, по их же приказанию, оно может и снова показаться. Поэтому пусть они нам дадут знамение или умрут, если только они смертные, потому что бессмертных мы не можем убить. Знамение это состоит в следующем: если завтра на заре туман рассеется и солнце покажется из-за той горы, тогда мы будем почитать их. Если же утро завтра будет снова холодное и туманное, то истинные они боги или ложные, но мы свергаем их с вершины статуи в бассейн, чтобы Змей рассчитался с ними или они рассчитались со Змеем. Вот наш приговор, народ тумана, и Нам приведет его в исполнение, после чего его самого будут судить.
Большинство народа громко изъявило свое одобрение приговору, а меньшинство, несогласное с первыми, молчали, не смея высказать своего мнения громко.
Тогда Хуанна снова поднялась со своего места и проговорила:
– Мы слышали ваши слова и обсудим их. Завтра на заре вы увидите нас здесь! Но помните, мы жестоко отплатим за вашу нечестность! Олфан, уведи нас отсюда!
Олфан выступил вперед со своими воинами, и процессия вернулась обратно во дворец при полном молчании народа. Во дворце они были ровно в 10 часов, как заметил Леонард по своим часам.
– Теперь давайте есть и пить, – сказал Леонард, когда они очутились одни в тронной комнате, – нам надо собрать все наши силы на завтра!
– Да, – ответила Хуанна с печальной улыбкой, – давайте есть и пить, так как завтра мы умрем.
XXX. ИСКУПИТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА ФРАНСИСКО
– Чувствуете ли вы какую-нибудь надежду на благоприятный исход? – спросила Хуанна у своих спутников, когда они закончили ужин.
– Если солнце не покажется завтра, мы умрем! – отвечал Леонард, покачав головой.
– На это мало надежды, баас, – простонал Оттер. – Сегодняшняя ночь такая же, как и предыдущие. Неудивительно, что этот народ, живя в таком климате, жесток и кровожаден.
Хуанна закрыла лицо руками и затем сказала:
– Они не говорили, что тронут вас, Франсиско, и вас Леонард, так что, быть может, вы уцелеете.
– Сомневаюсь в этом, – ответил Леонард, – да и, откровенно говоря, я предпочту умереть, если вы погибнете.
– Благодарю вас, Леонард, – ласкою произнесла она. – Но ведь это не поможет никому из нас. Что они сделают с нами? Столкнут с вершины статуи? – и она вздрогнула.
– Кажется, таково их любезное намерение, но по крайней мере нам незачем подвергаться этому, оставаясь в живых. Сколько времени действует ваш яд, Хуанна?
– Самое большое полминуты, я думаю, даже и меньше. Ты решительно отказываешься от него, Оттер? Подумай: другой конец ужаснее.
– Нет, Пастушка, – отвечал карлик, став теперь в ожидании неизбежной опасности снова храбрым, решительным и спокойным, каким он был и раньше до того времени, как принялся искать утешения в пьянстве, – нет, когда наступит время, я спрыгну в воду добровольно и попробую еще сразиться с тем великаном, который живет в воде. А теперь пойду приготовить то оружие, которым буду сражаться! – С этими словами он встал и отправился готовить свое оружие.
Франсиско последовал его примеру, желая найти место, где бы он мог спокойно помолиться, и таким образом Леонард и Хуанна очутились одни.
В течение нескольких минут он молча смотрел на нее с печальным, серьезным выражением на лице, освещенном светом факела, и глубокий стыд и раскаяние овладели им. Кровь этой девушки была на его руках, и он ничем не мог помочь ей. Благодаря своему эгоизму, он увлек ее за собою – и вот теперь наступает неизбежный конец. Он ее убийца, убийца женщины, которая для него все на свете, девушки, вверенной его попечению ее умиравшим отцом.
– Простите меня, – сказал он наконец голосом, похожим на рыдание, положив свою руку на ее пальцы.
– В чем мне вас прощать, Леонард? – ласково отвечала она. – Теперь, когда все кончено, я, оглядываясь назад, вижу, что мне надо просить у вас прощения, так как я часто обижала вас.
– Глупости, Хуанна; благодаря моему преступному безумию вам угрожает смерть в начале вашей молодости и в расцвете красоты. Я ваш убийца. Хуанна, – и он замялся немного, но затем продолжал. – Теперь мне надо высказаться, время идет; хотя я часто клялся не говорить вам об этом. Я люблю вас! – и Леонард признался, как с первого взгляда у него в сердце вспыхнула любовь к Хуанне и иссякла любовь к Джен Бич.
Едва он кончил, Хуанна медленно повернулась к нему, протянула руки и положила голову на его грудь.
В первый момент Леонард был поражен. Он едва мог верить своим чувствам. Затем, придя в себя, он нежно поцеловал ее.
Тогда Хуанна, выскользнув из его объятий, сказала:
– Слушайте, Леонард: скажите, все ли мужчины слепы или вы один составляете исключение в этом отношении? Неужели то, что мне доставляло столько мучений в последние пять или шесть месяцев, оставалось незамеченным вами? Леонард, вы не один почувствовали любовь в лагере работорговцев. Но вы быстро охладили мое безумие, рассказав мне историю Джен Бич, и, конечно, после этого я стала скрывать мои чувства даже с большим, по-видимому, успехом, чем ожидала сама. Конечно, я и теперь не уверена в том, что поступаю правильно, открывая вам их сейчас, так как, хотя вы и говорите, что Джен Бич умерла и похоронена в вашем сердце, но в один прекрасный момент она может воскреснуть. Я не верю, что люди забывают свою первую любовь, хотя и стараются по временам убедить себя в обратном.
– Нельзя ли оставить Джен, моя дорогая? – отвечал он с некоторым нетерпением, так как слова Хуанны восстановили в его памяти другую любовную сцену, разыгравшуюся среди английских снегов более семи лет тому назад.
– Я, конечно, готова оставить ее теперь и навсегда!
И она зарыдала на груди Леонарда, как испуганное дитя, затем впала в глубокий сон – или обморок. Поцеловав ее в лоб и положив в постель, он вышел в соседнюю комнату, где находились Франсиско и Оттер.
– Посмотри, баас! – сказал карлик, вынимая из-под платья какой-то предмет. Это был страшный и удивительный инструмент, составленный из двух жреческих ножей, тех самых, которые жрецы оставили, похитив двух последних поселенцев. Ручки этих ножей Оттер закрепил неподвижно при помощи ремней, причем получилось страшное оружие около двух футов длины, отточенные части которого были направлены в противоположные стороны.
– Что это такое, Оттер? – рассеянно спросил Леонард, думавший сейчас о других вещах.
– Это кушанье для крокодила; я прежде видал, что его братья ловились на эту удочку в болотах Замбези, – отвечал карлик. – Конечно, он захочет съесть меня, но я приготовил для него другое блюдо. Да! Я в одном уверен: если он пойдет на меня, то будет хороший бой, кто бы ни остался победителем.
Затем он принялся прикреплять длинный ремень к рукояткам ножей и после этого намотал его вокруг своего тела, спрятав концы ремня длиной около тридцати футов и ножи под своим платьем.
– Теперь я снова мужчина, баас, – сказал он решительно, – я покончил с пьянством и прочими глупостями, которыми занимался в часы моего безделья, а теперь пришло время сражаться. Ну, я останусь победителем, баас. Вода – мой дом и я не боюсь крокодилов, как бы велики они ни были, так как раньше убивал их. Вот ты увидишь, баас, увидишь.
– Я боюсь, что не смогу сделать это, Оттер – отвечал печально Леонард, – но желаю тебе, мой друг, удачи. Если ты выйдешь невредим из бассейна, то они будут думать, что ты действительно бог и, если ты только решишь отказаться от пьянства, можешь управлять ими до глубокой старости.
– Мне не доставит это удовольствия, если ты умрешь, баас, – отвечал карлик с тяжелым вздохом. – Клянусь тебе, баас, если я останусь жив, отомщу за тебя. Не бойся, баас. Если я буду снова богом, то убью их всех одного за другим, и когда они будут все мертвы, то убью себя и приду к тебе.
