Десятый круг ада - Виноградов Юрий Александрович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Штайниц поведал профессору, что первые работы по созданию бактериологического оружия в США официально начались осенью 1941 года под руководством Национального научно-исследовательского совета. В феврале 1942 года Национальная академия наук создала группу ученых-специалистов с целью исследования проблемы создания и использования бактериологического оружия, а через полгода начала действовать служба военных исследований, которую консультировали виднейшие ученые-микробиологи. Масштабы научно-исследовательских работ резко возросли с начала 1943 года, когда военно-химическая служба армии США начала строительство главного центра по вопросам биологической войны в Кэмп-Детрике, находящемся в штате Мэриленд, поблизости от города Фредерик. Аналогичные исследования начались и в Англии, и в Канаде, и особенно в Японии.
— Откуда вам все это известно? — осведомился удивленный Шмидт.
— Вы недооцениваете немецкую разведку — одну из лучших разведок в мире! — засмеялся Штайниц. — К слову, и ваш американский друг профессор Эмерсон отдает свой талант созданию оружия века, — добавил он.
На бледных щеках Шмидта появился робкий румянец, голубые глаза под стеклами очков потемнели.
— Коллега Эмерсон не станет создавать оружия массового уничтожения людей! — сказал он, удивляясь сведениям Штайница о его дружбе с американским профессором.
Штайниц откинулся на спинку кресла, сухо засмеялся:
— Сейчас такое время, дорогой профессор, что нельзя ручаться даже за самых близких родственников. К сожалению, нам неизвестно, какой проблемой занимается ваш русский коллега профессор Вахрушев, — со вздохом закончил он.
«Знает и о коллеге Вахрушеве? — еще больше удивился Шмидт. — Выходит, нацисты завели на меня специальное досье? Надо быть предельно осторожным во всем».
— Зато вы хорошо осведомлены, над чем работает мой испанский коллега профессор Сантос, — насмешливо, с вызовом сказал он, искренне желая хоть чем-то досадить самоуверенному руководителю бактериологического центра.
Но доктора Штайница трудно было вывести из себя подобной репликой. Он понимал подавленное состояние старика ученого и даже жалел его. Предложил чашку кофе, но гость отказался. Шмидт с трудом приподнялся с кресла, намереваясь покинуть бактериологическую лабораторию. Перед глазами встала хрустальная колба-гробница. Мысленно представил в ней человека, подвергающегося воздействиям болезнетворных бактерий. По коже пробежал озноб. Машинально спросил:
— Кого же вы собираетесь сделать своими подопытными?
— Военнопленных.
— Но ведь Германия подписалась под Женевской и Гаагской конвенциями, запрещающими использовать военнопленных в военных целях?!
Штайниц усмехнулся.
— Не экспериментировать же мне на соотечественниках или доблестных союзниках! — вырвалось у него.
Больше профессору не хотелось говорить со своим бывшим учеником. Слишком многое понял он за это короткое время. Пошатываясь, он направился к двери.
— Вы устали, дорогой профессор. Я провожу вас домой, — учтиво предложил Штайниц, пользуясь удобным предлогом для встречи с Региной.
Шмидт хотел было отказаться от услуг, но от нервного напряжения кружилась голова, он боялся упасть у всех на виду и потому не стал возражать. По дороге Штайниц, к которому вернулось веселое настроение, рассказывал что-то смешное. Профессор невпопад кивал головой, хотя совершенно не слушал его.
У ворот усадьбы с поклоном встретил их садовник Форрейтол. Осунувшееся, серое лицо старика выражало глубокую печаль; некогда лихо подкрученные усы обвисли. С полмесяца назад старый солдат получил извещение о геройской гибели на восточном фронте своего младшего сына Рихарда. Профессор пригласил тогда к себе Форрейтола в кабинет, долго беседовал с ним. Он передал для фрау Кристины корзину с продуктами и пачку марок, но разве этим утешишь одиноких стариков, потерявших на проклятой войне обоих сыновей…
Дома Шмидт, с трудом ответив на приветствие дочери, тут же поднялся к себе на второй этаж и буквально упал в кресло-качалку. Ему долго слышался громкий смех Регины, прерываемый певучим баритоном Штайница. Потом их голоса стихли, и Шмидт услышал мелодичный хрустальный звон. Это звучала колба-гробница. А через толстое ее стекло на Шмидта смотрела страшная голова застывшей черной ящерицы с высунутым раздвоенным на конце языком. Профессор крепко сжал веки, чтобы не видеть парализованную рептилию, а когда вновь открыл глаза, ужаснулся еще больше: вместо ящерицы в колбе лежала Регина с темным, безжизненным лицом. Он хотел броситься на помощь дочери, но силы совершенно покинули его…
Вначале профессор хотел было отказаться от работы в химической лаборатории. Пусть знают — он бойкотом выразил свой протест готовящемуся варварскому преступлению… Но, взвесив все «за» и «против», Шмидт решил продолжать работу, однако не торопиться, по возможности затягивать исследования. Главное — выиграть время, а там обстановка покажет, что делать дальше.
Целую неделю Шмидт не видел руководителя бактериологического центра, избегая с ним встреч. Он с утра закрывался в лаборатории и колдовал над многочисленными пробирками до вечера. Штайниц сам зашел к профессору, приветливо поздоровался.
— Принимайте гостя, коллега! — показал он на высокого мужчину, облаченного в белоснежный халат.
Шмидт приподнял подслеповатые глаза, узнал пришельца.
— Весьма польщен вашим визитом, доктор Кальтенбруннер, — растерянно проговорил он. — Чем могу быть полезен?
— С вашего позволения хотел бы ознакомиться с химической лабораторией, — сказал Кальтенбруннер. — Доктор Штайниц уже показал мне свое заведение.
— Пожалуйста, — ответил Шмидт.
Он провел берлинского гостя по всем помещениям лаборатории, показывая исследовательскую аппаратуру и рассказывая о ее назначении. Кальтенбруннер молча слушал профессора, и по улыбке, застывшей на его испещренном мелкими шрамами длинном лице, можно было судить, что он остался доволен осмотром.
— Не требуется ли вам еще какое оборудование, герр профессор?. — поинтересовался он.
Шмидт хотел было поблагодарить высокопоставленного чиновника рейха за заботу — в лаборатории имелось все необходимое для плодотворной исследовательской работы, — но сразу же сообразил, что поставка нового оборудования невольно затянет выход готовой продукции. А это как раз и входит теперь в его новые планы.
— В нашем деле всегда чего-нибудь не хватает. Сегодня меня удовлетворяет одна аппаратура, а завтра, в зависимости от хода реакции органического соединения, требуется уже иная, — ответил он.
— Вы можете не ограничивать себя средствами, герр профессор. Любые затраты окупятся конечным продуктом вашего труда.
— Благодарю вас, герр Кальтенбруннер. Я непременно воспользуюсь вашей щедростью.
Шмидт показал ему две пробирки с густой темно-коричневой жидкостью — новые, только что полученные им в чистом виде сверхмощные отравляющие вещества Ш-3 и Ш-4, правда, пока еще в ничтожно малом количестве.
— По стойкости на сегодня им нет равных в мире! — не удержавшись, похвалился он.
Темные, холодные глаза Кальтенбруннера загорелись нетерпением, когда он узнал, во сколько десятков тысяч раз Ш-3 и Ш-4 превосходят по эффективности известный всем иприт.
— Это предел человеческих и технических возможностей? — поинтересовался он.
— Нет. Далеко нет!
— Выходит, вы способны создать ОВ еще более сильные?
— Для этого я и работаю здесь…
Кальтенбруннер взглянул на Штайница, слегка склонил тяжелую голову, давая понять, что удовлетворен деятельностью старого ученого.
— Желаю вам успеха, герр профессор! — сказал он.
— Благодарю, герр Кальтенбруннер.
Шмидт подумал было поделиться с высокопоставленным чиновником рейха опасениями за предстоящий эксперимент руководителя бактериологического центра над живыми людьми, военнопленными. Кальтенбруннер, доктор юридических наук, должен прекрасно знать о принятых в Женеве и Гааге в 1864, 1899, 1906, 1907 и 1929 годах конвенциях о законах ведения войны, об отношении к раненым и больным, о запрещении использования военнопленных для нужд войны. Проводя опыты над людьми, создавая запрещенное химическое и бактериологическое оружие, Германия открыто бросит вызов тем странам мира, которые соблюдают эти конвенции. Престиж ее на международной арене резко упадет. Сказать об этом? Но поймет ли доктор Кальтенбруннер? Ведь он, как и доктор Штайниц, ярый фашист. Как бы не осложнить и без того тяжелое положение Альберта. Пожалуй, лучше будет промолчать.
