В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио (лучшие книги .TXT) 📗
— Я ведь предупреждал тебя, что опасно доверяться этим разбойникам, — сказал Рибо.
— Не мог я думать, что они уж до такой степени мошенники…
— А теперь, что нам делать теперь?
— Меня спрашиваешь? Шкура хромого дьявола! Я хочу догнать аль-Мадара и убедиться собственными глазами, с ним ли граф и тосканец.
— Как же мы догоним его без трех лошадей?
— Рано или поздно, а мы доберемся до этого аль-Мадара!
— Где мы найдем его?
— Мы поедем вдоль подошвы Атласа.
— Как хочешь
— Ты сомневаешься?
— Я думаю, приятель, что они все время надувают нас.
— Дело кончится тем, что я застрелю как собаку милого аль-Мадара, если он одурачил меня У меня есть разрешение, а бедуином меньше или больше, это не важно. Ну, ребята, убирайте палатки и садитесь по двое на самых крепких лошадей. Едем!
XXII. Спасение
— Мошенник!
— Я мошенник?
— Негодяй бедуин!
— Это слишком!
— Ты преступил правила гостеприимства сынов пустыни, ты — сын бешеной собаки!
— Если ты не перестанешь, франджи, я с тебя сдеру шкуру. В моей власти тридцать послушных людей.
— Хоть бы у тебя, паршивый турка, их было сто, мне наплевать!
— Ты сказал — турка?
— Голова турки!
— Кафир, довольно!
— Нет, едок свинины!
— Как! Ты смеешь так называть магометанина? Где это ты видел, чтобы я ел свинину? Эта скотина годится только для неверных!
— Ты ешь ее потихоньку.
— Кто тебе это сказал?
— Известно, что бедуины только хвастают, что они мусульмане, а сами едят свинину.
— Это слишком!
— А еще едят змей.
— Довольно!
— А также саранчу и червяков. Хохот покрыл последние слова.
Люди аль-Мадара столпились около палатки, к кольям которой были крепко привязаны Энрике, граф и Афза, и потешались над ругательствами, которыми тосканец осыпал предателя
В то время как граф и Звезда Атласа казались внешне спокойными, почти покорными своей участи, впечатлительный адвокат, напротив, был в ярости из-за того, что его привязали, сделав беспомощным, и источал весь свой лексикон оскорблений в адрес бедуина.
Граф уговаривал его быть спокойнее, но он продолжал в том же духе.
— Кончил ты? — кричал аль-Мадар. — Мне пора спать, и я не люблю, чтобы меня беспокоили болтовней.
— А! Ты думаешь, что ты будешь храпеть спокойно этой ночью, растянувшись на мягком ковре, в то время как мы тут будем стоять связанные? — отвечал Энрике. — Я не дам тебе глаз закрыть ни на минуту!
— Я могу в конце концов потерять терпение, франджи!
— А я его уже потерял!
— Ты не знаешь, на что способен бедуин, когда его выведут из терпения
—Что еще? Неужели ты, кусок испорченного черного хлеба, осмелишься дотронуться до белого каравая? Ты слишком хвастаешься, мой милый!
Бедуин бросил на Энрике злобный взгляд и, дотронувшись до своего ятагана, закричал:
— Я тебе обрежу язык, если ты не замолчишь!
— А потом что? А где потом будет прятаться великий и грозный аль-Мадар? Не у белых, ибо они дорого заставят тебя заплатить за такую жестокость, хотя бы и совершенную над беглецом из бледа; не у сенусси, покровительством которых мы пользуемся; не у кабилов Атласа — наших друзей. Ты просто осел, великий сын пустыни.
Аль-Мадар, еще раз выругавшись, отвернулся, говоря:
— Реви ты, как дикий зверь, а я все же отлично высплюсь.
Сказав это, он вошел в палатку, и его люди последовали его примеру. Четыре бедуина, вооруженные до зубов, остались сторожить пленных. Сначала тосканец продолжал кричать, но заметив, что никто не слушает его, прекратил свои ругательства.
— Пора была тебе кончить, — сказал граф, — у тебя язык острый, как ятаган.
— Которому, однако, не удалось прошибить шкуру этого крокодила, — ответил со смехом Энрике. — Проклятый каторжник! Так предательски обмануть нас! А Хасси? А марабут? Что с ними?
— Если бы их поймали, — ответил граф, — они были бы здесь с нами. Им, верно, посчастливилось спастись.
— Что же они не вернулись к нам?
— Если Хасси свободен, он не оставит нас, но не будет столь безрассуден, чтобы броситься в объятия аль-Мадара. Атлас близко; у марабута много друзей среди горных кабилов, и он пользуется поддержкой сенусси. Эти два человека не будут терять времени. Я надеюсь увидеть их завтра во главе отряда кабилов. Поэтому я довольно спокоен. Наш плен не будет долгим, уверяю тебя.
— Если не явятся раньше спаги!
— Вот это было бы горе, — сказал граф. — Если бы Рибо удалось удержать их дня на два, наши несчастья были бы кончены, потому что Атлас уже близок!
— В таком случае и мы можем отдохнуть, в надежде что завтра увидим тридцать отсеченных бедуинских голов.
Они попросили сторожей немного отпустить веревки, чтобы можно было лечь, на что те сейчас же согласились; один из них даже предложил Афзе какой-то коврик.
Ночь прошла спокойнее, чем ожидали пленники. Не явился ни один спаги, но также и ни один кабил. Стало быть, Хасси не мог в продолжение ночи достигнуть деревень кабилов? Это был вопрос, который задавали себе трое несчастных узников. Они не подозревали, что с друзьями случилось несчастье, что мавр и марабут сидели без движения в зыбучих песках, готовых поглотить их, если бы они покинули два спасительных ящика, поддерживающих верблюда.
Солнце уже взошло, когда Энрике, внимательно следивший за всем, что происходило в лагере, заметил в нем оживленное движение. Тревожные крики раздавались на западной стороне лагеря, и группы людей бросились бежать в ту сторону, между тем как другие торопились навьючивать верблюдов, которых при караване было достаточное количество.
— Слушай, — сказал Энрике. — Есть что-то новое!
Дрожь пробежала по лицу мадьяра, и взгляд его с тревогой обратился на Афзу, все время выказывавшую необычайное спокойствие.
— Ты слышал, граф? — спросил Энрике.
— Да, слышал и не посмел ответить сразу. Наши избавители не придут с этой стороны, но внезапно спустятся с гор.
— Стало быть, это спаги?
— Подождем немного, не станем спешить со своими заключениями. Граф обратился к сторожевым бедуинам, вставшим и внимательно вглядывавшимся в горизонт, заслоняя глаза рукой от солнца.
— Кто там идет? — спросил их граф. — Франджи?
— Нет, — ответил один из бедуинов. — Видны две темные точки, — вероятно, махари. Должно быть, друзья возвращаются в лагерь.
— Откуда?
— Это мог бы сказать только начальник.
— Не верю ничему, что говорят эти негодяи, — сказал тосканец. — К счастью, у нас самих есть глаза.
Сторожевой бедуин не ошибся: через несколько минут к лагерю подъехали два махари, все вспотевшие и с трудом переводившие дух. На них вернулись два бедуина, отправленные на поиски спаги и съехавшиеся на обратном пути.
Аль-Мадар тотчас же принял их в своей палатке, надеясь, что они привезли известие о французах, которое поможет ему получить награду, не возвращаясь в блед.
— Вы догнали их? — спросил он.
— Да, — ответил получивший золотую монету от Рибо, — и можем прибавить, что они едут сюда, потому что мне удалось рассмотреть их в то время, как они в кустах снимали свои палатки. Однако я заметил одну вещь, которая меня беспокоит.
— Говори скорей.
— Когда я с ними расстался, все были на конях; когда же увидал их едущими перед собой — у троих лошадей не было.
— Они пали от утомления.
— Нет. Пропустив их мимо, я вернулся на место их стоянки и увидел трех лошадей в луже крови. Кто-то зарезал их.
— Что же ты думаешь по этому поводу? — спросил аль-Мадар с нетерпеливым движением.
— Если ты не пошлешь им навстречу махари, то тебе придется ждать очень долго.
— Сколько их?
— Четырнадцать.
— У нас хватило бы скакунов для всех. Мне самому хочется поскорей добраться до Атласа и избавиться от этих людей.
Он позвал своего помощника и отдал ему несколько приказаний.
