Жди свистка, пацан - Сафронов Виктор Викторович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Два идентичных желания, да еще страх (конечно, не хотелось об этом думать, бахвальство присутствовало даже сейчас, но самый обычный человеческий страх был очень хорошим помощником для быстрого бега) гнал вперед и находил в организмах здоровых мужчин те необходимые силы и возможности, которые заставляли тело двигаться вперед.
Оглянувшись через некоторое время, Алексей к своему удивлению увидел, что сквозь туман подступающего утра, они бегут только вдвоем со снайпером Гурамом. Куда подевались остальные бегуны, думать не хотелось. Можно было развернуться и сбегать поискать их. На голом, каменистом пространстве, это было равносильно самоубийству.
Такие решения даются тяжело. Сам погибай, но товарища выручай. Слишком вероятна возможность того, что до конца своих дней будешь винить себя, что не сходил на поиски пропавших и не погиб вместе с ними.
— Не отставай, пехота…
Крикнул он на ходу продолжая свой быстрый координированный бег.
Тот бежал все тяжелее, пока не стал заваливаться на бок и окончательно не свалился.
На этот раз Гусарову пришлось остановиться.
— Что у тебя? — с каким-то остервенением и злостью спросил он.
— Похоже, зацепило, — Гурам говорил, старясь не кривиться от боли — Между створками жилета.
— Двигаться можешь? — что бы не потерять ритм, Алексей продолжал имитировать бег на месте.
— Больно, — честно признался тот, мужественно закусывая губу.
— Так, привал. — Резко останавливаясь, сам себе приказал Алексей. Склонившись над ним, потребовал. — Показывай.
Снайпер сбросил жилет. Алексей фонариком в виде авторучки подсветил место ранения. Всмотревшись, нахмурился и стал комментировать осмотр.
— Здоровые вы все-таки ботаники парни. Бегать по пустыне в тяжелом бронежилете это ж сколько следует иметь сил в организме…
Он оторвал прилипший и окровавленный край майки от тела Гурама, повыше приподнял некое подобие маскировочной рубахи.
— Так, что тут у вас, досточтимый сэр. Пуля прошила бронежилет насквозь. Вместе с ним и брюшину слева. Ранение сквозное. Наверное, у смертоносной пули был стальной наконечник. Она хотела вас, сударь, убить на смерть, но на тридцать сантиметров дала отклонение. Повезло.
Алексей начинал заговаривать раненому зубы, а тот, слушая анатома-экскурсовода, пытался, скривив от боли губы, тоже заглянуть туда, где было много интересного. Раньше на теле имелись только синяки и ссадины, а теперь вот и сквозное ранение бронежилета. Все бы было нормально и за порчу военного снаряжения, можно было не волноваться… Но незадача… Бронек был одет на тело.
— Делаем укол.
Продолжал осмотр и комментарий Алексей:
— Смотри, кудрявый, трачу на тебя цельный тюбик-шприц… С тебя, пиво…
С этими словами, он пробил брючину спецштанов, вколол толстенную иглу в бедро и ввел своего рода «коктейль диверсанта». О, это довольно забавная штучка-дрючка…
В состав коктейля входит много всяких лекарств, в том числе и болеутоляющее и общеукрепляющее.
Интернационал наркоманов, единожды его попробовав, зауважал такие шприцы-ампулы за простоту обращения и легкость освоения. Не надо было буравить вену, лупи прямо в мышцу и все. Кайф и улёт получишь стойкий, заодно с лекарством и прививками от кори и коклюша. Впрочем, брали все же из-за кайфа и главной особенности, у «плесени» плотно и безнадежно сидящих на игле, препарат, якобы снимал ломку.
Алексей же делал укол, не для снятия ломки, а чтобы раненный в бронежилет во время движения не испытывал боли и мог сам передвигаться.
После инъекции, из своего жилета, с нашитыми на нем поверху в огромном количестве карманами и приспособлениями, этот, ей-богу, шарлатан, а не доктор, достал какую-то присыпку.
Тут же вылил из пластиковой стограммовой бутылочки то ли спирт, то ли водку на рану. Запекло. В качестве местной анестезии (обезболивания) он стал дуть на рану.
Ну, что еще после этого говорить? Шарлатан.
Прекратил дуть. У него воздух кончился. Взял да и присыпал рану с одной и другой стороны этим порошком. Понесло запахом инфекционной больницы, поперло ароматом засыпанного хлоркой летнего туалета в дачном поселке «Гамлет».
— Ты, зачем мне это, сейчас…
Попытался было разобраться, в бесцеремонных действиях этого типа, Гурам.
Но тот, прикрываясь своим здоровым положением, его тут же перебил и не дал сказать правильных слов.
— Молчите, больной… Молчите. От вас только одни неприятности, — грубо и бестактно оборвал он его.
Достав перевязочный пакет, стал ловко бинтовать место ранения. Пока бинтовал, бубнил себе под нос.
— Надо было пациенту вместо наркотика-антибиотика дать выпить оставшиеся алкогольные витамины. Пусть пациент лучше песни поет, а не губы бантиком кривит и задает дурацкие вопросы.
Забинтовав. Быстро рассортировал имеющиеся на двоих вещички. Автомат и снайперское ружье раненого вместе с запасными обоймами, гранатами и чем-то еще закопал в песок. На нем оставил только медицинские принадлежности. Сухой паек и флягу с водой переложил в свой мешок. Критически осмотрел его в утренних сумерках и добавил:
— Снять бы с тебя башмаки эти тяжелые, да робу, пропитанную кровью, но через пару часов начнется самое интересное. Солнышко взойдет и станет нам с тобой, малец, тепло и хорошо, — посмотрел на часы. — Скоро ты, бедолага, в полной мере познаешь наше национальное утверждение, что «жар… или пар, костей не ломит». Ладно, двинулись легкой рысью. Вперед, иноходец-инородец!
Не зря их отцы командиры приучали к жаре. Впрочем, никто к такой, чисто конкретной ситуации не готовился. Но помогло. Пригодилось. Вот и ругай после этого, платную военную службу. Оказывается, не все так плохо…
Они двинулись. Гураму под кайфом, да «с дырочкой в левом боку» бежать было тяжело. Поэтому Алексею пришлось до восхода солнца тащить и свои и его восемьдесят четыре килограмма при росте за метр девяносто. Да барахлишко свое, и его… Не бросишь, оно же денег стоит. Вот шутник и надрывался. Опять же военное снаряжение получал под роспись. Автомат. Патроны. Гранаты. Это все, под ту же роспись в ведомости, надо будет сдать на склад. Не сдашь, вычтут из зарплаты, а это непорядок.
Последний час он не шел, а еле тащился, лениво передвигая ноги и оставляя за собой на песке длинные борозды. Причина этого была видна невооруженным взглядом.
У него на плечах висел Гурам. Он по ходу движения, как-то незаметно потерял сознание. Шел, шел и потерял. Пришлось опять совершать привал. Поправлять сползшую на пояс опоясывающую раненого повязку. Еще раз тщательно обрабатывать ему рану. Ремнем впереди связывать ему руки. Взваливать себе на загривок и тащить.
Иногда Гурам приходил в сознание и как герой из ложной, патриотической киноромантики славных советских времен говорил: «Брось меня… Сам спасайся…»
Алексей неизменно отвечал лихому седоку, коротко и определенно. Сквозь свист дыхания и шорох гребаного песка можно было узнать до боли знакомые слова: «Пошел на х…» Ну, типа, отстань…
«Все равно тебя не брошу, потому, что ты хороший» — этот кусок патриотического стишка Гусаров, то ли где-то слышал, то ли сочинил только что сам, но бубнил себе под нос, не переставая. Вроде помогало.
Ну, а когда взошло солнышко… Тогда он уже сам, добровольно вместе с чужой ношей свалился с какого-то бархана вниз. Но особо не кувыркался и перед зрителем, следящим за его нудными передвижениями, не выделывался. Просто съехал на животе вниз и вся недолга.
Разлегшись внизу, он долго кривлялся.
Показывал как ему тяжело. Долго обессилено лежал на животе, потом перевернувшись лежал на спине. Ловил широко открытым ртом, раскаленный от солнца воздух. Пытался облизать растрескавшиеся губы они совсем некстати начали кровоточить.
Что можно было сказать, глядя на эту безмолвную сцену, с высоты песчаного бархана и попивая прохладную минеральную водичку?
