Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Курков Андрей Юрьевич (мир бесплатных книг TXT) 📗
Внутри у Алика происходила неподконтрольная и неприятная ему химическая реакция. В него, как в колбу, наполненную жидкостью, находящуюся в состоянии покоя, влили водку как сильный химический реагент. Теперь всё там внутри шипело, бурлило, раздражало первичные стенки этой живой колбы, и из-за данной реакции вверх, прямо в мозг, поднимался отравляющий газ. Он наполнял голову и делал ее одновременно тяжелой и как бы пустой, при этом газ давил на ушные перепонки изнутри, давил на виски и на лоб. И если бы его голова превратилась вдруг в надутый, но не завязанный в области шеи резиновый шарик, то взлетела бы она и заметалась бы над городом сумасшедшей, потерявшей ориентацию птицей. А потом, сдувшись, упала бы где-то лоскутком мелкой, незаметной и неприятной на ощупь материи, чтобы утром попасть под жесткую метлу трудолюбивого дворника.
Газ уже давил и на глаза. Алик сощурился и пытался удержать их закрытыми. А они словно сопротивлялись этому, хотели «вылупиться» из глазниц.
Глубокое сожаление о недолгом, но интенсивном застолье оставалось единственной здравой и целостной мыслью, но предчувствовал Алик, что вот-вот и эта мысль оставит его, и он, даже если не повалится набок, не упадет с этого не очень удобного и мокрого пенька, то замрет в напряженной неудобной позе и заснет так, наклонившись тяжелым лбом к квадратной столешнице.
Самокритично скривив губы, Алик приоткрыл глаза и посмотрел на ночь перед собой. Она была по-прежнему темной, плохо освещенной двумя окнами ближнего дома. И запах моря вдруг защекотал неприятно в носу, отчего захотелось Алику чихнуть. Но сил чихнуть не было, и он просто мотнул головой, прогоняя неприятные ощущения.
И услышал неясное бурчание, доносившееся откуда-то сбоку. Попробовал повернуть голову, но шея не слушалась. Покосил взглядом, но никого не увидел. Зато услышал шаги. Они приближались.
И запах моря не покидал ноздри, запах был соленым, йодистым. Так пахнут гниющие водоросли, выброшенные волной на берег.
— Я тут сяду, хорошо? — прозвучал рядом усталый нетрезвый голос.
Алику всё-таки удалось чуть повернуть голову и увидеть рядом на соседнем пеньке бородатого и лохматого мужика в странной короткой куртке из темной ткани. Крупные пуговицы стягивали эту куртку на груди незнакомца, и даже странный поднятый воротник тоже, казалось, был застегнут на пуговицу, и выпихивал беспорядочную бороду пришедшего от шеи вперед, и одновременно удерживал его голову, как какой-нибудь постоперационный корсет-«ошейник».
— Тебе тут плохо? — спросил мужик, заглянув в лицо Алику нервным, ошарашенным взглядом.
— Плохо, — выдохнул Алик.
— Это хорошо, — закивал мужик и откинулся спиной на несуществующую спинку пенька-сиденья. Упал, чертыхнулся, поднялся и снова уселся на соседний пенек.
— Почему хорошо? — удивился Алик и почувствовал, что его желание сосредоточиться и заговорить с этим незнакомцем вызвало новый прилив водочных газов в голову.
— Нормальному человеку должно быть плохо, — уже тише и как-то безразличнее произнес бородатый мужик. — Я вот нормальный человек… Мне плохо. Раз тебе плохо, значит, и ты нормальный… Ты, значит, тоже не в своей тарелке…
Алик подумал о еде, о том, что если бы он пил водку и хорошо ее закусывал, то спокойно бы сейчас шел домой и уже через часок лежал бы на своем диване, в тепле и уюте.
Сверху резко закричали-захохотали птицы.
Алик приподнял голову. Попробовал посмотреть в небо, но широкие поля шляпы помешали.
— Чайки, — выдохнул мужик и задрал голову кверху. — Обычно от меня тут все шарахаются, как от прокаженного, — продолжил он после короткой паузы. — Я же тут чужой! Застрял, как хрыч в болоте! И на вашем языке ничего хорошего сказать не могу… И никто меня тут у вас не понимает!..
— Чего ж не понимает? Я понимаю, — Алик пожал плечами.
— Ты понимаешь? — оживился мужик и снова наклонился вперед, чтобы заглянуть в лицо Алику. На этот раз и Алику удалось рассмотреть лицо соседа по скамейке и его явно пьяные, блуждающие глаза. — Ты понимаешь, что происходит, когда моряк оказывается вдали от моря?! Понимаешь?
— Моряк, — повторил Алик, снова пытаясь сосредоточиться. — А вы что, моряк?
— Давай на «ты»! — проговорил мужик. — Ночью говорить на «вы» как-то глупо! Ночь — не время для ненужной вежливости! Меня уже несколько раз ночью били здесь у вас, грабили!
— Ага, — кивнул Алик. — Так ты что, моряк?
— Моряк, — выдохнул болезненно мужик. — На сухогрузе плавал. Одесса — Констанца, Одесса — Стамбул, Одесса — Новороссийск… Ты в Одессе был?
— Был, — ответил Алик.
— Значит, ты знаешь, что такое море!
Алик пожал плечами.
— Моряк всегда должен быть или в море, или рядом с морем. — Мужик поднял перед своим лицом ладони, посмотрел на них. Потом сжал их так, будто схватился за весла, и сделал воображаемый гребок. — Если моряк окажется далеко от моря, он сойдет с ума. Но море может его спасти!..
Алику удалось чуть дальше повернуть голову в сторону пьяного собеседника. Он вдруг понял, что рядом с ним — сумасшедший. И ему стало страшно. Он проследил, как мужик сделал еще несколько гребков невидимыми веслами, впившись взглядом в какую-то точку впереди.
Потом мужик опустил весла, открыл ладони, снова посмотрел на них, словно проверял: есть ли волдыри. После этого обернулся к Алику.
— Меня море спасло! — сказал он твердым голосом. — Я когда сюда за Галей приехал, чуть не умер, чуть не задохнулся… У вас тут нечем дышать! Как вы можете тут жить?
Алик вдохнул воздух, попробовал ощутить его вкус и запах.
— И тогда, когда я почти умер, ко мне пришло море и спасло меня, — продолжил после короткой заминки мужик. — Теперь я верю в то, что мне старые моряки говорили, когда я только начинал! Они говорили, что когда моряк оказывается далеко от моря, то море само находит его и… море как бы селится у него внутри, он его носит с собой, пока не вернется к морю… и…
Тут, видно, мужика затошнило, его голова дернулась вперед, какой-то булькающий звук вырвался изо рта, и он зажал ладонью рот, замер, наклонив голову к земле.
Алику тоже стало нехорошо. Голова закружилась, запах йода вернулся в ноздри и осел на кончике языка. В руках он ощутил дрожь и положил их на колени.
— Ой, как мне плохо, — пожаловался мужик, подняв голову.
— Может, надо к врачу? — осторожно предположил Алик.
— Врач не вылечит от тоски. От тоски по морю… Да и нахрен врачу какой-то заезжий бомж!
Алик промолчал. Ему вдруг показалось, что водочный хмель стал потихоньку отпускать его. Но не успел он этому обрадоваться, как заболело сердце, как снова задрожали руки и всё тело проняла холодная, неприятная дрожь. И он инстинктивно обхватил свою грудь руками, схватившись ладонями за бока, словно пытаясь удержать тело от дрожи.
— О! И тебя сейчас шарахнет! — Мужик оглянулся на соседа по скамейке. — На, глотни, тогда отпустит! Я знаю!
И он протянул Алику открытую бутылку водки.
Алик отрицательно мотнул головой.
— Как хочешь! — хмыкнул мужик-моряк и сделал несколько жадных глотков из бутылки.
Воздух вокруг стал еще более соленым. Сверху закричали-захохотали чайки, противно и резко. Их крики становились всё громче, и Алик бросил в небо испуганный взгляд, понимая, что уж совсем не такой он пьяный, каким был, когда присел на скамейку. И ощущение физиологического дискомфорта пронзило его насквозь, его колотило, ему было холодно, в груди кололо, а рядом на пеньке с ополовиненной поллитровкой водки сидел и спокойно наблюдал за его мучениями этот пьяный бомж-моряк.
Алик поднялся на ноги, проверяя свою устойчивость. Бомж чихнул, и Алику в лицо ударили соленые брызги, как от разбившейся о причал волны.
— У вас внутри слишком много моря! — проговорил Алик, делая шаг назад.
Лицо бомжа-моряка стало недобрым. Он поднял на Алика тяжелый взгляд, но хиппи уже задрал голову вверх. Ему слышалось приближающееся хлопанье больших крыльев. Ему казалось, что он видит агрессивно падающую на него сверху чайку. И Алик сорвался с места и побежал прочь. Его шаги поскакали эхом по проспекту Черновола и назад, в сторону оперного театра, и вперед, в сторону «Макдональдса». Эхо, ударяясь о стекла окон, становилось звонче и звонче и звенело в голове у самого бегущего, и из-за этого он, слыша эхо, но не слыша своих шагов, на бегу еще сильнее отталкиваясь от дороги, ударял подошвами тяжелых ботинок об асфальт, даже не замечая, что бежит по проезжей части, а не по тротуару.
