История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль (читать книги без сокращений .TXT) 📗

«Они видели, — говорится в отчете, — бесчисленные кокосовые пальмы, отягощенные плодами, молоко которых является, быть может, самым могучим противоцинготным средством, какое только существует в мире; они не без основания полагали, что там должны расти лимоны, бананы и другие тропические плоды, а в довершение огорчений заметили панцири черепах, лежавших на пляже. Все эти свежие продукты вернули бы больных к жизни, но они были так же недосягаемы, как если бы находились по ту сторону земного шара; видя их перед глазами, они еще сильнее ощущали несчастье оказаться лишенными их».

Байрон решил положить конец танталовым мукам [48] несчастных матросов; дав этой группе островов, принадлежащих к архипелагу Туамоту, название Дисаппойнтмент («Разочарование»), он 8 июня пустился в дальнейший путь. Уже назавтра на горизонте снова показалась земля, длинная, низменная, поросшая кокосовыми пальмами. Посредине простиралась лагуна с маленьким островком на ней. Самый вид указывал на мадрепоровое [49] происхождение этой земли — простой «атолл», который еще не стал островом, но скоро превратится в него. И на этот раз шлюпка, посланная для промера, обнаружила повсюду обрывистый, крутой, как стена, берег. Тем временем местные жители стали проявлять враждебные намерения. Двое из них влезли даже в шлюпку. Один украл у матроса куртку, другой схватился за край шапочки квартирмейстера; однако, не зная, как завладеть ею, он тащил ее к себе, вместо того чтобы приподнять, и квартирмейстер успел его оттолкнуть. Две большие пироги с тремя десятками гребцов на каждой стали маневрировать, как бы собираясь напасть на шлюпки, но те немедленно пустились за ними в погоню. В то мгновение, когда пироги уткнулись в берег, завязалась схватка, и англичанам, которых туземцы чуть не одолели своей численностью, пришлось пустить в ход огнестрельное оружие. Три или четыре островитянина были уложены на месте.

На следующий день отряд матросов и больные цингой, имевшие достаточно сил, чтобы покинуть койки, высадились на берег. Пока англичане рвали кокосовые орехи и собирали противоцинготные растения, туземцы, напуганные полученным накануне уроком, не появлялись. Свежая зелень и плоды принесли такую пользу, что через несколько дней на кораблях не осталось ни одного больного. Попугаи, совершенно ручные голуби редкой красоты и другие неведомые птицы составляли весь животный мир острова, получившего название Кинг-Джордж. Следующий открытый Байроном остров был назван островом Принца Уэльского. Все они составляют часть архипелага Туамоту, именуемого также — очень удачно — Низменными островами.

Двадцать первого июня показалась новая цепь островов, окруженных кольцом бурунов. И снова Байрон воздержался от более подробного ознакомления с ними, так как риск, сопряженный с высадкой, не мог быть оправдан пользой от нее. Байрон назвал этот архипелаг островами Дейнджер (Опасности).

Шесть дней спустя был открыт остров Дьюк-оф-Иорк (Герцога Йоркского). Англичане не встретили там жителей, но собрали две сотни кокосовых орехов, представлявших для них огромную ценность.

Несколько дальше, на 1°18' южной широты и 173°46' западной долготы, был открыт изолированный остров, расположенный к востоку от островов Гилберта. Он получил название острова Байрон. Стояла невыносимая жара, и изнуренные длительным плаванием матросы, вынужденные довольствоваться скудной, нездоровой пищей и пить затхлую воду, почти все заболели дизентерией. Наконец 28 июля Байрон с радостью увидел Сайпан и Тиниан, входящие в состав Марианских, или Разбойничьих, островов, и бросил якорь в том самом месте, где когда-то остановился «Сенчурион» лорда Ансона.

На берегу немедленно разбили палатки для больных цингой. Почти все матросы страдали этой ужасной болезнью; многие находились на исходе сил. Командир решил поэтому проникнуть в глубь густого леса, спускавшегося до самого берега, чтобы отыскать там те чудесные уголки, пленительные описания которых можно было прочесть в книге судового священника, сопровождавшего Ансона. Насколько не соответствовали действительности эти восторженные рассказы! Со всех сторон тянулись непроходимые леса, травянистые заросли и чащи колючего кустарника; пробраться сквозь них можно было, лишь оставляя на каждом шагу клочья одежды. Тучи москитов набрасывались на путников и жестоко их кусали. Дичь попадалась редко и была очень пугливая, вода отвратительная, пребывание в это время года исключительно опасное.

Итак, стоянка началась при неблагоприятных предзнаменованиях. Впрочем, в конце концов удалось найти лимоны, померанцы, кокосовые орехи, гуайявы [50], плоды хлебного дерева и некоторые другие. Все они принесли большую пользу больным цингой, которые вскоре поправились, но болотистые испарения, пропитывавшие воздух, вызвали такие жестокие приступы лихорадки, что два матроса умерли. К тому же дождь лил не переставая, а жара была невыносимой. «Я бывал, — пишет Байрон, — на побережье Гвинеи, в Вест-Индии и на острове Сан-Томе, лежащем у самого экватора, но нигде не испытывал такой сильной жары».

Как бы там ни было, английским морякам удалось без особого труда настрелять пернатой дичи и диких свиней, весивших в среднем около двухсот фунтов; но мясо нужно было есть сразу же, так как через час оно начинало портиться. Рыба, которую ловили у здешних берегов, оказалась такой вредной для здоровья, что все, употреблявшие ее в пищу, даже в умеренном количестве, очень опасно заболели и чуть не поплатились жизнью.

Первого октября оба корабля, полностью снабженные свежей провизией, водой и дровами, покинули после девятинедельной стоянки Тиниан. Байрон опознал остров Анатахан, уже виденный Ансоном, и продолжал путь на север в надежде встретить северо-восточный муссон, прежде чем дойти до архипелага Бабуян, замыкающего с севера Филиппинские острова. 22 октября он увидел самый северный остров этой группы, Графтон, а 3 ноября достиг острова Тимуан, о котором Дампир сообщил как о месте, где легко можно запастись свежей провизией. Однако местные жители, принадлежавшие к индо-малайским народам, с презрением отказались от топоров, ножей и железных орудий, которые им предлагали в обмен на домашнюю птицу. Они требовали рупий [51]. Все же в конце концов они удовлетворились несколькими платками, отдав за них десяток кур и козу с козленком. К счастью, рыба ловилась в изобилии, но другой свежей провизии достать было почти невозможно.

Седьмого ноября Байрон снова пустился в путь; не приближаясь к берегу, он миновал остров Пуло-Кондор, зашел затем на Пуло-Тайя, где встретил шлюп, плававший под голландским флагом, хотя весь его экипаж состоял из малайцев. Затем Байрон достиг Суматры, прошел вдоль ее берега и 28 ноября бросил якорь в Батавии, столице голландских владений в Ост-Индии. На рейде стояло свыше ста судов, больших и маленьких, — так процветала в то время торговля Ост-Индской компании. Город благоденствовал. Широкие прямые улицы, прекрасно содержавшиеся каналы, обсаженные высокими деревьями, выстроившиеся в ряд дома придавали ему вид, сильно напоминавший нидерландские города. На бульварах и в деловых кварталах можно было встретить португальцев, китайцев, англичан, голландцев, персов, мавров и малайцев. Празднества, приемы, всякого рода развлечения давали чужестранцу ясное представление о процветании города и делали пребывание в нем приятным. Единственное неудобство — и оно было важным для команд кораблей, только что совершивших такой большой переход, — состояло в том, что местность была нездоровая и население постоянно страдало от лихорадок. Байрон, зная это, поспешил погрузить все необходимое и после двенадцатидневной стоянки вышел в море.

Как ни кратковременна была остановка, ее последствия были серьезны. Едва корабли миновали Зондский пролив, ужасная гнилая лихорадка уложила на койки половину команды и послужила причиной смерти трех матросов.