Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Так начались мои поездки на Джей Найн. Каждый раз я летел сначала в США, в Вашингтон, оттуда — в город Линкольн в штате Небраска, где помещался почему-то штаб проекта РИСП, а уже из Линкольна — в Лос-Анджелес и дальше на юг через Гавайские острова в Новую Зеландию и уже оттуда — в Антарктиду, в Мак-Мердо и на Джей Найн. Таким же путем летел я и обратно, с той только разницей, что уже не нужно было торопиться, что позволяло моим хозяевам-американцам дать мне возможность больше познакомиться со страной, ее научными учреждениями, занимающимися Антарктидой да и вообще организацией науки в США.
Прежде всего оказалось, что у меня во многих местах Америки много старых, антарктических друзей. В Вашингтоне меня встречали или бывший полярный летчик Роб Гейл и его жена Энн, или бывший австралийский, а теперь американский ученый Курт Эйве. Это в их домах я ночевал, когда задерживался в этом городе, чтобы посетить Национальный научный фонд, сокращенно ННФ, — организацию, финансирующую научные исследования США по фундаментальным, «чистым», не прикладным наукам. Один из его отделов — департамент полярных программ — каждый год к первому июня собирает от всех «желающих» заявки на финансирование на следующий год научных исследований в Антарктиде, и каждый, кто получит такое финансирование, под названием «грант», становится на один-два, самое большее — три года «принципал инвестигейтор», то есть ведущим исполнителем своей темы и полновластным хозяином выделенных на нее денег.
Я тоже работал по одному из грантов ННФ. Тогда работы на леднике Росса продвигались с трудом. Американское оборудование для бурения и большой сквозной, и маленькой «керновой» скважины каждый год все ломалось, и главные работы откладывались. Поэтому я решил взять с собой не только приборы для измерений, но и «свое» оборудование для бурения — протаивания скважины. Этот термобур, как мы его называли, позволял надежно протаивать лед с помощью электрического нагревателя, сделанного в виде кольца, укрепленного на конце трубы — корпуса термобура. При этом центральная часть льда, находящегося в скважине, оказывалась нерасплавленной и выступала внутрь трубы в виде керна, который потом поднимался вместе с трубой на поверхность. Конечно, при таком способе бурения в скважине оказывалось много воды, которая, находясь в соприкосновении с холодным льдом, легко могла бы замерзнуть, вморозив заодно навечно и трубу термобура. Чтобы этого не случилось, мы перед погружением трубы в лед заполняли весь ее внутренний объем обыкновенным спиртом, который уже в скважине смешивался с водой, создавая незамерзающую смесь.
Но, конечно, самым трудным в осуществлении этих экспедиций на ледник Росса было умение лавировать в президиуме Академии наук СССР. Нелегко было добиться, чтобы наша работа «за счет принимающей стороны» была бы включена в план иностранных поездок Академии наук на следующий год.
Первый год работы на этом леднике был неудачным для меня. Я жил в Мак-Мердо и долго ждал, когда можно будет полететь на Джей Найн опускать свои приборы в скважину, пробуренную через ледник американцами. Скважина у них все не получалась, а мы ждали, ждали… Этим и закончилась моя первая поездка в Антарктиду.
После нее я начал готовить уже свое буровое оборудование и договорился с американцами, что смогу взять с собой из Москвы «полевого помощника». К этому времени ко мне в маленькую лабораторию в подвале одного из жилых домов как раз поступил работать очень толковый молодой человек, Виктор, который конечно же горел желанием поехать в Антарктиду. С большим энтузиазмом и выдумкой он начал помогать мне готовить специальное устройство, которое я собирался опустить в скважину, пробуренную для нас американцами.
Это устройство впервые позволяло измерить — тает или намерзает лед у нижней поверхности ледника, ледяной крыши подледникового моря.
Однако и на второй год мы не смогли получить «американского» керна и скважины для спуска под лед нашей установки. И я стал уже всерьез подумывать о том, чтобы бурить «своими силами».
В третью поездку на ледник Росса кроме нас с Виктором поехал еще один сотрудник — Юра Райковский. Он только что вернулся после года работы в Антарктике на советской станции, где пробурил тем же оборудованием, что мы взяли с собой, скважину в два раза более глубокую, чем нужна была нам на леднике Росса. Мы надеялись поэтому, что на этот раз работа завершится успехом. Так и произошло. Юре и Вите удалось извлечь на поверхность образцы льда из всей четырехсотметровой толщи шельфового ледника Росса, вплоть до кусочка-цилиндрика льда с самого дна ледника, являющегося крышей таинственного подледникового моря тысячи и тысячи лет.
Каково же было всеобщее возбуждение, когда оказалось, что нижние, ближайшие к подледниковому морю несколько метров ледника были солеными и резко контрастировали с пресным, полным воздушных пузырьков «глетчерным» льдом основной толщи ледника. Это значило, что у нижней поверхности, на границе с соленым подледниковым морем, шло намерзание. А этот факт, в свою очередь, позволял по-новому взглянуть на вопрос неустойчивости шельфового ледника Росса при потеплении климата. Новая модель явления, которую можно было представить исходя из обнаруженного намерзания льда под ледником в его отдаленной от моря части, позволяла считать, что шельфовый ледник Росса вряд ли разрушится при ожидающемся потеплении климата в ближайшие пятьдесят — сто лет за счет парникового эффекта, связанного с увеличением количества углекислого газа в атмосфере благодаря человеческой деятельности, связанной с сжиганием углеводородного топлива.
А раз не разрушится шельфовый ледник Росса, значит, не разрушится и наземный ледниковый покров Западной Антарктиды, и уровень Мирового океана не повысится через пятьдесят — сто лет на четыре-пять метров, вследствие чего огромные, густо населенные прибрежные районы многих материков не будут затоплены.
Вот почему ценность этих кернов и интерес к ним были столь велики. Неудивительно, что керны были тщательно упакованы и отправлены в специальном самолете в Мак-Мердо, а потом — в холодильники главной американской лаборатории по хранению и исследованию ледяных кернов при геологическом факультете Нью-Йоркского университета, расположенного в городе Буффало.
Я бывал в этой лаборатории, знал, что на холодильные камеры ее, являющиеся частью огромного промышленного холодильника для мяса и рыбы, расположенного на берегу озера Эри, вполне можно положиться. Полным доверием и уважением всей нашей международной научной братии, связанной с изучением ледников, пользовался и хозяин этой лаборатории, профессор Честер Лангвей. Или просто — Чет. Оставалось только решить, как добраться мне в эту лабораторию.
А пока на леднике Росса шли другие работы. С помощью горячей воды инженеру Джиму Браунингу удалось протаять большую скважину через весь ледник. Весь лагерь вздохнул облегченно: программа исследований наконец выполнена полностью. Оставалось завершить некоторые мелкие работы.
В тот день Джим проводил очередное разбуривание горячей водой начавшую было замерзать скважину, в которой работали геологи морского дна. Мы сидели в своей палатке, разбирали буровую установку, укладывая детали в ящики. Над белой пустыней Джей Найн уютно разносились знакомые звуки: надсадный рев компрессоров и насосов лебедок, скрип медленно проворачивающихся барабанов и блоков, шум вентиляторов парового котла. И вдруг я поймал себя на мысли, что все звуки внезапно прекратились. Над лагерем повисла необычная тишина.
Взглянул на ребят — они тоже почувствовали тревогу. Открыли дверь на улицу. Обычно в разных местах лагеря кто-то что-то делает, а тут никого. Бросились в кают-компанию. А там полно народу. Протиснулись сквозь толпу и увидели — посередине комнаты, на полу из грязной, покрытой маслом и сажей фанеры лежал, раскинув руки, юноша — почти мальчик. Мальчишеское с веснушками, но почему-то серое лицо, разметанные мягкие волосы, сконфуженные глаза пытаются улыбнуться. А за улыбкой — отрешенность человека, прислушивающегося к тому, что для него сейчас важнее всего. Руки широко раскинуты, и вместо одной руки ближе к кисти сплошное кровавое месиво, перемешанное с грязным машинным маслом.
