По Алтаю - Сапожников Василий Васильевич (библиотека книг .txt) 📗
Однако пора в путь, -- недалеко до озера! Вынутые приборы уложены в переметные сумы, мы вновь садимся в седла, проводники-калмыки отрывистыми окриками подбадривают уставших лошадей, и караван начинает спускаться. Здесь лес уже не так густ, чаще попадаются светлые поляны, обставленные группами сосен и берез; весь ландшафт приветливее и дорога удобнее. Какой-нибудь час неторопливой езды, и мы подъехали к Телецкому озеру, которое под последними лучами заходящего солнца заиграло перед нами темносиними тонами из-за ветвей последних деревьев. Еще небольшой спуск вдоль горного ручья, и караван столпился на небольшой прибрежной полянке вблизи двух остроконечных калмыцких юрт и почерневшей рыбацкой избенки. Развьюченные лошади весело отфыркивались и встряхивались всем корпусом, расправляя намятые вьюками бока, а через десять минут уже белелись две палатки под самым откосом горы.
По Телецкому озеру (25--28 июня). Мы были на северном берегу Телецкого озера, верстах в четырех от истока р. Бии, в местечке Артыбаш. После мрачной черни вид этого альпийского озера, находящегося на высоте 473 м, особенно поражает дикой красотой своих берегов. Синяя полоса воды, вправленная в узорчатую темнозеленую раму гористых берегов, постепенно расширяясь, уходит на восток и скрывается за крутым мысом горы Четту {"Четту" значит сорная, густо заросшая и заваленная лесом гора.}, на запад -- понемногу суживается и в четырех верстах от нашего стана переходит в наклонное каменистое русло р. Бии, усеянное беляками пены. Противоположный южный берег озера, до которого здесь версты полторы, также быстро возвышается и переходит в горы; доверху покрытые черневым лесом, оставляя небольшую болотистую и тоже заросшую лесом прибрежную низину.
Скоро вокруг нашего костра собрались калмыки или, вернее, теленгиты10 из соседних аулов и, держа во рту неизменные трубки, поглядывали на нас с каким-то вялым любопытством. Один из них принес налима и двух харюзов11, другой горсть земляники в собственной засаленной войлочной шапке. Понемногу завязалась беседа, конечно через толмача, и тут я, между прочим, услышал миф, с которым связано имя оз. Алтын-коль или Золотого озера. Был голодный год, и люди умирали от недостатка пищи. У одного калмыка был кусок золота с конскую голову, но не было хлеба и скота; пошел он по своим соседям, предлагая золото и прося за него немного пищи, но всюду получал отказ. Наконец, приведенный в отчаяние, обладатель условного богатства взошел на вершину Алтын-ту и оттуда бросил свое сокровище в глубокое озеро... Отсюда и пошло название горы и озера. Как бы отголоском этого сказания является наивно-равнодушное отношение калмыков к деньгам, которыми я расплачивался за рыбу, лошадей и т. п. {Калмыки, особенно в более глухих местах по Чулышману и Улагану, предпочитают расплату табаком и особенно чаем, что вполне объясняется тем обстоятельством, что при покупке этих продуктов у редко заезжающих сюда купцов им приходится сильно переплачивать.}.
На другой день, после экскурсии по берегам озера, мы начали грузить багаж в приготовленную для нас дощатую лодку, в которой нужно было проплыть до южного конца озера, т. е. не менее 75 верст, а может быть, и выдержать волнения, которые не редки на озере и, говорят, довольно опасны при господствующей здесь ужасной путанице ветров. Лишь только багаж был уложен, лодка потекла по всем швам, и нам пришлось заняться ее ремонтом, или, попросту заткнуть дыры тряпками и паклей. Это, однако, помогло немного, и вода продолжала накопляться на дне лодки. Чтобы не терять времени я решил отправляться, превратив одного из гребцов-калмыков в постоянно действующую помпу с ковшом в руке, а сам встав на руль. Всего нас в лодке было девять человек, считая толмача и пять калмыков, да около 25 пудов багажа.
Мы направились на восток, придерживаясь середины озера, чтобы не попасть на прибрежные подводные камни. Прозрачная зеленовато-голубая вода, напоминающая швейцарские озера, покрылась быстро бегущей рябью, которая под свежим западным ветром перешла в волны с красивыми барашками на гребнях. С этим попутным ветром мы подвигались довольно быстро и через 21/2 часа уже огибали крутой мыс горы Четту, за которым озеро расширяется до трех и четырех верст. Против Четту на южном берегу выделяются среди соседних гор остроконечный Пёктым и несколько дальше на восток -- Туосадак. Отсюда открывается новая перспектива озера, и особенно красивы дикие неприступные скалы горы Ажу на северном берегу; к ним-то мы и направились, чтобы лучше рассмотреть их вблизи. В это время потянул свежий встречный ветер, производя рябь на волнах, катившихся нам по пути; скоро волны так перепутались, что невозможно было определить их направление. Облака быстро окутали вершины гор и едва мы успели укрыть кожами багаж и натянуть на себя кожаны, -- хлынул дождь, который совершенно закрыл от нас вид озера впереди. Пристать было негде и оставалось подвигаться вперед под дождем. Еще час работы веслами -- и мы, обогнув мыс, далеко врезавшийся в озеро, пристали у южного берега на низкой наносной площадке недалеко от устья р. Колдора, проплыв около 25 верст.
Дождь прекратился; над успокоившейся поверхностью озера протянулись белыми клубами остатки облаков, а редкие порывы ветра сбрасывали с ветвей густого кедра крупные капли, которые звонко шлепались в натянутый холст палатки. Тишина нарушалась только шумом близкого Колдора, к которому, однако, не удалось пробраться, потому что дельта [его] часто прерывается протоками и топкими болотами. Вода озера поражает своей безжизненностью: всплесков рыбы почти не слышно, птиц -- никаких, и только в прозрачной воде около песчаного берега вьются какие-то мелкие водяные жучки; водорослей тоже очень мало. Такая бедность фауны и водной флоры вполне объясняется низкой температурой воды; несмотря на 25 июня, в воде было всего 4°Ц. Рыбак на Артыбаше рассказывал мне, что вода делается несколько теплее в середине июля, и только тогда начинает ловиться известная в Сибири телецкая сельдь. Низкая температура воды влияет на температуру воздуха: в 10 часов вечера было всего 8,5°Ц, а это в свою очередь оказывает влияние на время распускания цветов. Так, недалеко от берега я нашел огоньки (яркооранжевая купальница, Trollius asiaticus) с едва распускавшимися цветами, а несколько южнее -- красные и пестрые сапожки (Cypripedium Macranton и G. guttatum), саранку (Lilium Martagon), касатик (Iris ruthenica), Марьин корень (Paeonia anomala), майник (Majanthemum bifolium) и другие весенние цветы, которые в окрестностях Томска к этому времени отцветают. Суровость климата вместе с недоступностью берегов делают озеро почти необитаемым, если не считать нескольких отдельно разбросанных юрт у северного и юго-восточного конца. Несмотря на низкую температуру воды, озеро замерзает, благодаря громадной глубине, очень поздно, а именно -- к началу декабря или даже к концу его, а в южном широком конце часто остаются обширные полыньи, которые делают озеро непроездным. Вскрывается озеро в апреле, а иногда и раньше.
На другой день утром, желая лучше ознакомиться с растительностью леса, мы отправились на гору Яныс-коч. Продравшись сквозь прибрежные заросли талов, мы вышли на узкий невысокий прилавок, заросший настолько высокой травой, что человек в ней исчезает с головой; за прилавком внезапно поднимаются крутые лесистые уступы горы, по которым приходится карабкаться, цепляясь за ветви кустарников и случайные выступы скал. Неширокие площадки густо заросли кедром, пихтой, местами березой. Громадные камни, скатившиеся с верхних уступов, и гигантские гниющие стволы деревьев перепутываются с продирающимися между ними живыми великанами и густой зарослью жимолости, караганы, рябины, спиреи, черемухи, смородины, бузины и других кустарников. Между последними особенно интересны маральник (Rhododendron davuricum), родной брат альпийской розы, и жимолость с продолговатыми синими ягодами (Lonicera coerulea), которую калмыки называют "тая". Трудно пробираться через эту девственную заросль, где нога то проваливается в щель между камнями, то глубоко утопает в рыхлом, перегнившем стволе, но еще труднее взбираться на почти отвесные скалы, одетые густым покровом влажного мха и лишайников, сквозь который пробиваются мелкие папоротники, кустики черники и ярко-зеленые розетки кожистых листьев бадана (Saxifraga crassifolia) с стрелками нежнорозовых цветов. Мох ползет под ногой, иногда обрывается, и тогда приходится скатываться на несколько аршин вниз, чтобы вновь искать сколько-нибудь удобного места для подъема.
