Эверест-82 - Рост Юрий (бесплатные серии книг .txt) 📗
Дождь не прерывает движения по тропе. Люди накидывают на голову у кого что есть-полиэтилен, мешок или раскрывают над головой зонтики. Но это — если человек зажиточный. Зонтик в Гималаях — признак респектабельности.
Герберт Тихи, первовосходитель на Чо-Ойю, описывая свадьбу своего друга Пасанга Дава Ламы — шерпы, с чьей помощью он поднялся на вершину, пишет, что жених ехал по Лукле на ослике с раскрытым зонтиком в руках. И хотя светило солнце, ни у одного из наблюдавших процессию не возникло сомнения в том, что эта деталь свадебного туалета совершенно соответствует важности как самого знаменитого восходителя — Пасанга, так и события, участником которого он являлся.
Столы были накрыты. Еда очень похожа на европейскую: суп, котлеты с картошкой и чай с ананасовым джемом из кружек, которые были главной особенностью обеда. Мы ведь знаем, что из металлической кружки не очень приятно пить горячий чай: и губы обжигаешь, и пальцы, а тут и пьешь, и держишь, и никаких неудобств. Кружки оказались с двойными стенками — кружка-термос. Внутренний корпус горячий, а внешний холодный… Фирма выставила бутылку рома-в чай наливать. Налили и в чай. Зажгли костер. Запели песни.
Шерпы пели монотонно и танцевали в такт песне, переступая ногами.
Утром нас с Димой разбудили слова:
— Чай, кофе пить?
В Гималаях в палатку прямо в постель нам приносили чай или кофе в знакомых кружках на сверкающем подносе.
— Пора придумывать трудности, — сказал Дима, выбираясь из пухового спального мешка. — А то не поверят, что был в Гималаях.
Переход к Намче-Базару начался с дороги по сказочно красивому лесу. Теперь река была справа от нас. Она сверкала на фоне сверкающих вершин, сквозь зелень хвои. Мы шли мимо водопадов и гигантских камней с магическими надписями буддийских молитв: «Ом мани падме хум». (Тибетские каменотесы-художники без трафаретов и линеек выбивают на придорожных камнях поразительной каллиграфии буквы. Плату за работу они получают у жителей деревень или монахов.) У одного из орнаментированных молитвенным текстом камней величиной в добрую избу я встретил мальчишку лет двенадцати в бордовом монашеском облачении. Он шел из монастыря Тхъянгбоче домой. Жизнь этого пацана была определена на многие годы вперед, но, судя по его жизнерадосному чумазому лицу, это его нисколько не обременяло. Взамен утраченной свободы он обретал знания и возможность общаться с богами. Впрочем, не исключено, что и потеря свободы весьма относительна — буддийские монахи вовсе не так аскетичны и не так оторваны от окружающей их мирской жизни, как их христианские собратья. Знакомый нам Пасанг, будучи буддийским ламой, не только дважды поднимался на восмитысячники, но и имел двух жен, поскольку дом у него большой и места для двух женщин вполне хватало.
Я затеял с маленьким монахом беседу. По-видимому, мы разговаривали на одном языке, потому что и он и я произнесли слово «инглиш». Он не спешил, и я не торопился, поэтому мы долго размахивали руками, сидя на поваленном дереве. Я пытался спросить, не видел ли он наших альпинистов, он пытался, в свою очередь, выяснить, что меня интересует. Скоро к нашей беседе присоединилась обаятельнейшая мексиканка, которая назвалась Софией Диас и тоже произнесла слово «инглиш». Каждый из нас весело и азартно разговаривал на своем английском языке, не понимая ни одного слова, сказанного собеседником, но нимало этим не огорчаясь, до тех пор, пока не подоспел приятель Софии — американец Дэвид Морисен, который с большим трудом, переведя с «инглиша» на английский, объяснил, что мальчик видел русских альпинистов в Намче-Базаре, но немногих, и рассказал нам с монахом, что они с Софией студенты Калифорнийского университета, заработали деньги и приехали в Непал. Денег на носильщиков у них нет, поэтому они обходятся своими силами.
Мы с монахом пожелали им счастливого пути и отпустили их, а сами остались у камня, чтобы побеседовать о подробностях встречи мальчишки в бордовом облачении с нашими альпинистами в Намче-Базаре.
У кордона на границе национального парка Сагарматха наша группа собралась целиком. Кто ушел вперед, ждали отставших. Тут надо было выполнить некие формальности — поставить штамп в сертификат, дающий право каждому из нас в одиночку или группой путешествовать по тропе. Это как бы непальский паспорт, вложенный в наш советский. Потом, возвращаясь, мы его отдадим, и чиновник вычеркнет нас из списка гуляющих по парку. Этот учет — толковая вещь. Если не вернешься в срок, тебя будут искать не столько как нарушителя паспортного режима, сколько для оказания тебе помощи (мало ли что). На терраске деревянного домика — карта заповедных мест с царицей гор — Сагарматхой (Джомолунгмой, Эверестом) на севере, Рядом с картой правила поведения в национальном парке: не рубить деревья, не жечь костры, не охотиться на зверей и птиц. А дальше плакат, который никак не расшифровать без объяснения. На нем изображены в разных графах известные каждому непальцу предметы: ножи кхукри, весы, мотыга… Предвыборный плакат Каждый кандидат имеет символ, понятный и неграмотному человеку. Потом, придя голосовать, он возьмет бюллетень известного ему кандидата с изображением, скажем, весов и опустит в урну. Потом «ножи», «весы» и «мотыги» посчитают и напечатают, какой из символов победил. Мы попали в Непал в период выборов в местные органы власти, и жители проявляли большую активность в избирательном деле.
Теперь мы шли плотно, потому что впереди был подъем к Намче-Базару. Все экспедиции вспоминают этот необыкновенно.(крутой и бесконечный путь, когда несколько часов подряд лезешь и лезешь вверх и за каждым поворотом чудится конец горы, а повернешь-и снова ни конца ни краю. Спасти может только размеренная ходьба.
К середине дня все, кто шел в шортах, обожгли на солнце ноги, кто в майках — шеи, я шел без шапки. Я подарил ее моему юному другу монаху, нахлобучив на его черную стриженую голову панамку с символами Московской олимпиады. Он улыбнулся признательно и достойно, но как только я пошел по тропе, снял и положил ее в свой рюкзачок.
Мы шли по тропе, крутой как стремянка, и уже не видели вокруг никаких красот, когда наш непальский поводырь сказал, что метров через пятьдесят по высоте будет место, откуда впервые путешественники увидели Сагарматху.
Здесь мы остановились, чтобы отдохнуть перед продолжением пути в Намче-Базар. Посмотрели на грозную вершину Сагарматхи, которая едва видна между другими горами, умылись из источника и опять вверх. Солнце палит нещадно, и ноги уже не особенно слушаются, а ведь высота здесь всего чуть больше трех тысяч метров. Сумка с фотоаппаратами, которая в аэропорту весила двенадцать килограммов, сейчас «весит» тридцать. Рюкзак давно висит на боку у какого-то яка. Тропа — или, лучше сказать, каменная лестница-ползет вверх. Меня обгоняет шерпа. За спиной у него, я бы сказал. холодильник, если бы здесь было электричество. Проходя мимо, он кладет мне руку на голову, совсем как мой друг Отар Иоселиани, и так же качает головой. Я вопросительно смотрю на доброго человека. Чем он обеспокоен? Солнце — показывает он. Через пятьдесят шагов я и сам чувствую, что несколько поторопился с подарком маленькому монаху. Меня обгоняет Дима Мещанинов в панаме и идет в трех шагах впереди. Видно, ему тоже не сладко, но потом он разгоняется и идет уже нормальным медленным шагом. Саша Путинцев, замыкающий, говорит:
— Нельзя так. Ты то бежишь впереди всех, то отстаешь. Надо ступать легко и, как бы ни было медленно, — главное, чтобы равномерно.
Я киваю и прибавляю шаг.
Наша площадка для палаток чуть выше Намче-Базара. Ни деревца. Ограниченное камнями поле. Яки и шерпы с палатками и едой еще не подошли, Я раскрываю зонтик и вижу, что все поле покрыто зонтиками. Я не один — это успокаивает. Высота 3500 самая большая в моей жизни. До этого я поднимался на шпиль Петропавловской крепости, чтобы вблизи увидеть ангела. Это тоже было путешествие не из легких. Но там хоть ангел был рядом, а сейчас до него тысячи километров, да он, верно, и забыл меня.
