Чо-Ойю – Милость богов - Тихи Герберт (книги бесплатно без TXT) 📗

Глава I

БОГИНЯ БИРЮЗЫ

Я не забуду памятного вечера, когда впервые серьезно задумался об организации восхождения на восьмитысячник. Другие события того времени давно стерлись в моей памяти, хотя, возможно, они были и более примечательными. Вечер у крестьянского дома недалеко от границы Непала с Индией я могу вспоминать снова и снова, минуту за минутой переживая настроение, бывшее у меня тогда . [2]

В тот день мы очень долго шли узким, глубоким ущельем, по дну которого текла маленькая стремительная речушка. Тропа то и дело переходила с берега на берег. Иногда нам удавалось преодолеть речку по сваленному дереву или прыгая с одного камня на другой, но чаще всего приходилось разуваться и идти вброд.

Постоянные переходы с одного берега на другой вызывали досаду и сожаление о потерянном времени. Мы заканчивали более чем тысячекилометровое путешествие по Западному Непалу. Нам доводилось много раз переправляться через большие бурные реки, более опасные для жизни, чем склоны восьмитысячников. А эта стремительно текущая, грозная и вызывающая речушка была для нас лишь надоедливой задержкой.

У меня было плохое настроение. Иногда я забывал стыд и позволял шерпам Аджибе или Гиальцену переносить себя через речушку на плечах, как ребенка.

Мы были в пути четыре месяца почти без отдыха.

Незабываемое впечатление от путешествия по девственным долинам и первовосхождений на шеститысячники сменилось будничным и даже неприятным. И в этой узкой не освещаемой солнцем долине нам, с мокрыми ногами, было вдвойне неприятно.

Наконец тропа поднялась по склону какой-то вершины и вывела нас к небольшому селению, освещенному вечерним солнцем. У маленького крестьянского дома мы остановились. Решили здесь переночевать. Еще две или три ночи в Непале, и путешествие придет к концу. Мы снова возвратимся в Индию.

Ниже крестьянского дома террасами расположилась пашня. Урожай сейчас, в конце декабря, давно уже был снят, и мы могли спокойно поставить свои палатки на этом поле. Золотистое солнце дарило нам тепло. Проходя через поле, шерпы сорвали несколько стеблей сахарного тростника, а мы разрезали их на маленькие кусочки и жевали.

Я уже забыл неприятную речку и был опять счастлив.

Пазанг подошел ко мне со смущенным лицом. По опыту я знал, что у него появилась какая-то просьба или предложение.

– Путешествие кончается, ха, – начал он разговор.

– Да, – ответил я, – еще два-три дня.

Этим самым была закончена сентиментальная часть нашего разговора.

– Шерпы очень устали и голодны, – сказал Пазанг, – здесь дешевые козы, шерпы были бы рады одной козе.

Крестьянин, слегка навеселе, сидевший на корточках на террасе в окружении пятерых детей, как самоуверенный князек, согласился продать козу. Я был голоден так же, как и шерпы, и поэтому, немного поторговавшись ради приличия, быстро купил козу. Она гарантировала нам вкусный ужин. Я сидел на чистой камышовой циновке, которую одолжил крестьянин, и был очень доволен вечером, вспоминая приятное время последних месяцев путешествия.

Пазанг сел рядом. Без долгих вступлений он спросил:

– Еще одну высокую вершину?

«Высокая вершина» очень часто была темой наших разговоров.

Мы путешествовали маленькой группой, четыре шерпа и я, сделали несколько первовосхождений на шеститысячники и чувствовали, что можем ставить перед собой и более «высокие» цели.

– Да, – сказал я, – с удовольствием. – Это только вопрос средств и получения разрешения от Непала.

Для Пазанга эти затруднения казались второстепенными. Все экспедиции, которые приезжали в Гималаи из Европы или Америки, были в глазах шерпов сказочно богатыми. Такое мнение во многих случаях правильное и совпадает с действительностью, но, к сожалению, в моей экспедиции было далеко не так.

– Очень возможно, что правительство в Катманду забронирует для меня восьмитысячник, – заметил Пазанг, – Чо-Ойю очень высокая гора, но мы сможем ее покорить.

Так возник план экспедиции на Чо-Ойю.

С того времени, когда нам троим было позволено провести памятных полчаса на вершине Чо-Ойю, я много пережил.

Президент Австрии вложил в мои обмороженные руки почетный знак за заслуги перед Австрийской республикой. Бургомистр Вены наградил меня призом имени Карла Ренера.

Я с благодарностью вспоминаю эти почести и незабываемые дни на Чо-Ойю. Но если я попытаюсь вспомнить, какой момент был самым важным в нашем мероприятии, всегда мысленно возвращаюсь к уединенному крестьянскому дому, среди безымянных вершин. Дружеское тепло и естественность, с которой мы тогда, как мне кажется, вполне обоснованно могли планировать восхождение на восьмитысячник, были главными предпосылками успеха на Чо-Ойю. Они дали мне мужество и уверенность при подготовке, которая по сравнению с большой задачей, стоящей перед нами, была очень скромной. Если во время подготовки у меня иногда и возникали сомнения в успехе экспедиции, то я вызывал в памяти уверенное настроение того вечера. Воспоминания о нем всегда снимали сомнения и помогали преодолевать трудности…

…В тот вечер мы не ставили палаток – ночи были сухие и не очень холодные. Пемба и Гиальцен свежевали козу. Аджиба, на террасе ниже нас, разжигал костер, дым от которого стлался по вечерней долине. Он придавал особое очарование этому уединенному месту и создавал обстановку доверия. Пазанг и я сидели рядом на циновке. Грусть от предстоящего расставания покинула меня. Я знал, что этот вечер не последний. Еще много раз я, усталый после дневного перехода, буду наблюдать приход ночи в подобных условиях.

Тени заполняли глубокие ущелья, словно темная вода. Бесчисленные зеленые горные хребты некоторое время еще сопротивлялись поднимающемуся морю ночи, но все же они были побеждены неумолимым ритмом солнца. Только несколько вершин, покрытых вечным снегом, сдерживали дневной свет на своих оледенелых склонах. Они загорались в лучах заходящего солнца, соперничая с ярким пламенем костра. Пришла ночь, с ее звездами, которые здесь, на юге, светят ярче, чем у нас.

Я знаю, что то, о чем я здесь рассказываю, служит несколько своеобразным и не совсем строгим началом повествования о восхождении на восьмитысячник.

Не только желание сделать восхождение на восьмитысячник было причиной решения идти на Чо-Ойю, а еще и тоска по радости от таких вечеров.

– В следующем году Чо-Ойю? – спросил Пазанг.

– Чо-Ойю, – повторил я.

Аджиба принес жареную печенку козы.

– Мы идем на Чо-Ойю, – сказал ему Пазанг.

– Аха, – ответил Аджиба и разрезал тыкву на дольки.

Таким образом нами было принято решение штурмовать одну из высочайших вершин мира.

Вершина Чо-Ойю находится примерно в 30 км северо-западнее Эвереста в главном Гималайском хребте, на границе между Непалом и Тибетом. По официальным данным она возвышается на 8153 метра и является седьмой по высоте вершиной мира. Однако профессор, доктор Г. О. Диренфурт, большой знаток Гималаев, оценивает высоту Чо-Ойю в 8200 метров, и последние данные, полученные от англичанина Э. Шиптона, почти подтверждают эту оценку – 8189 метров. Если это соответствует действительности, то тогда Чо-Ойю поднимается в таблице восьмитысячников мира на одну ступень и становится перед Дхаулагири (8172 метра) – шестой по высоте вершиной мира.

Происхождение названия «Чо-Ойю» до сих пор точно не известно. Профессор Г. О. Диренфурт расшифровывает его так: «Чо-Ойю» – тибетское сокращение в обиходе от «Чомо-Иу», что означает «Чомо» – богиня, «Иу» – бирюза. Так как цвет бирюзы у населения Тибета основной цвет украшений, а вечернее сине-зеленое освещение Чо-Ойю сходно с цветом этого полудрагоценного камня, то такое объяснение названия, очевидно, правильное.

В Намче-Базаре мы попросили одного священника объяснить нам название вершины. Он ответил: «большая голова», или «мощная голова». Это тоже звучит довольно логично.