В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович (книга бесплатный формат .txt) 📗

— Я? Я не умею… Может быть, вы, граф?

— Я корсиканец, у нас хоронят иначе. Герр Балли был протестантом. Пусть ван Эгмонд помолится у тела.

Они были в явном затруднении, и Тэллюа шепотом спросила у Сифа, в чем же дело. Тот что-то прохрюкал в маленькое бронзовое ушко.

— Не умеют молиться?

Она была поражена. Она смотрела то на европейцев, то на тело, потом обернулась к служанке и передала ей эту совершенно непонятную новость. И на этот раз выручил Сиф:

— Не извольте беспокоиться, господа, сейчас все обтяпаем в наилучшем виде!

— Только не вы… — начал Гай. Сиф пронизал его взглядом.

— Не волнуйтесь, мсье. Вы не умеете, я не люблю. Но мы найдем специалиста. Он повернулся к солдатам.

— Эй, ребята, есть ли у нас священник? Молчание.

— Кто сумеет отпеть тело?

— Я, — ответил голос из рядов.

— Вали сюда!

Перед лейтенантом вытянулся длинный солдат лет сорока с усталым интеллигентным лицом и глазами.

— Рядовой № 8771 к вашим услугам.

— Вы — бывший священник?

— Бывший монах. Достаточно помню молитвы, чтобы отпеть тело.

— Начинайте, пожалуйста.

— Слушаю.

Это были живописные похороны. Аккуратно перевитое тело лежало перед неглубокой ямой. Бывший монах, положив винтовку, на землю, негромко, но ясно читал молитвы. За ним стояло четверо европейцев, Тэллюа и четкие ряды легионеров. Дальше толпились туземцы да пылали в раскаленном небе оранжевые зубья Хрггара.

Солдаты не знали порядка католических похорон, но набожное благочиние поддерживал пример сержанта: когда он крестился— все начинали креститься, и вслед за ним все повалились на колени.

Потом тело уложили в яму, забросали раскаленной землей и камнями и сверху придавили глыбой, на которой расторопный Сиф нацарапал штыком надпись. Взвод дал залп, куры и женщины бросились врассыпную… Все было кончено.

— Каким же образом вы попали в легион? — обратился к бывшему монаху Лионель, предлагая ему сигарету, чтобы подчеркнуть неофициальный характер беседы. — Что толкнуло вас на необычный путь?

— Духи, — отвечал печальный солдат. — Я люблю душиться… Всегда любил, признаюсь. Бывало, настоятель едва входил, как уже начинал морщиться: «Греховно смердит, ох греховно! Опять согрешил брат Гиацинт!» Это меня в монашеском звании именовали Гиацинтом. Но мне надоели вечные укоры. Тут подвернулась война. Я удрал из монастыря и поступил в гусары. Я венгр. В отставку вышел ротмистром.

— Ах, вот как!.. Почему же вы не подадите заявление об экзамене на звание сержанта? Ведь жить станет легче!

Солдат равнодушно улыбнулся и пожал плечами.

— Чинов мне не надо, за легкой жизнью не гонюсь. У меня в жизни случилась катастрофа. Дело чести, понимаете. Застрелиться не хватило мужества, и я похоронил себя здесь. Дослуживаю второй срок. И запишусь снова — буду служить, пока не убьют.

Солдат № 8771 докурил сигарету, взял под козырек и скрылся в рядах легионеров. Гай оглянулся — туземцы группами расходились к шатрам, легионеры стояли «вольно», ожидая дальнейших приказаний. Праздник был сорван, даже идти к Тэллюа не хотелось.

— Как все надоело! — страдальчески поморщился Лионель. — Четыре месяца… Еще четыре…

— Что вы намереваетесь делать?

— Отправляться дальше. Зайду к Тэллюа проститься, и через четверть часа выступаем. Эй, сержант, готовьте людей к походу!

Лоренцо и Гай остались у края дороги. Сквозь густую завесу пыли тускло сверкало оружие, ровно стучали по камням кованые солдатские сапоги. Они смотрели, как прошел последний верблюд, груженный пулеметами; душистый брат Гиацинт, задумавшись, плелся за ним с винтовкой за плечами. Лионель, остановившись в тени скалы, проверял людей.

— Свидание в Париже! На обеде у меня в день вашего приезда! — крикнул он Гаю, помахав рукой. — Ведь я буду дома раньше вас!

Легионеры скрылись из вида, только из-за поворота дороги доносился еще мерный топот. Постепенно все стихло… Лоренцо подошел к Гаю с любезной улыбкой.

— Мсье ван Эгмонд, трагическая гибель профессора спутала мои планы, но не должна спутать ваши. Пройдемте к Тэллюа, поговорим о том, что вам следует посмотреть в этих горах. Времени у вас немного, и нужно узнать самое главное.

Тэллюа, скрестив босые ноги, сидела на диване и грызла засахаренные орешки. Лоренцо и Гай, обложившись подушками, удобно расположились у ее ног на ковре. Подали чай. Хозяйка отослала прислугу.

— Итак, любезный граф, я слушаю вас с интересом.

Некоторое время Лоренцо, как бы собираясь с мыслями, молча курил, пуская перед собой дымок. Чувство опасности овладело Гаем. «Зачем он увел меня из становища? Где Аллар? Почему он исчез сразу после гонки?»

Лорепцо молча рассматривал синие кольца дыма, а Гай украдкой ощупывал в кармане браунинг. Пуля была в стволе. Вдруг он заметил, как Тэллюа взглянула на Лоренцо… «Между ними существует договоренность?»

Лоренцо приподнялся на подушках и приблизил свое лицо к лицу Гая. Его водянистые, как будто навсегда потухшие глаза возбужденно блестели. Едва подавляя ярость, он вдруг закричал:

— Для меня сокровище Ранавалоны — это жизнь. Слышите? Жизнь! Жизнь!! Нет, гораздо больше: золото для меня — свобода!

Тэллюа, смуглыми пальчиками выбиравшая с подноса засахаренные орешки, подняла голову и повернулась к Гаю. Гай ответил как можно спокойнее:

— Произошло недоразумение. Балли умер, не успев передать секрета.

Лицо Лоренцо передернулось, но он сделал усилие и овладел собой.

— Ван Эгмонд, отпираться бесполезно. Я знаю все. Рядом с вами в толпе стоял легионер, немного понимающий по-немецки. Профессор сказал: «Золото лежит вблизи…»— и назвал место, но мой осведомитель не расслышал последнего слова.

Гай рассмеялся.

— Умерший действительно сказал: «Золото лежит вблизи…» Все это правда. Подтверждаю. Но где именно находится клад, я не знаю так же, как и вы. Лоренцо страшно побледнел…

— Ван Эгмонд, я прошу, слышите, прошу — скажите: где золото? — Задыхаясь от волнения, он приложил руку к сердцу — Пожалейте меня! Умоляю!

Гай молчал.

Лоренцо сорвал галстук и расстегнул воротничок. Краска медленно залила его бледное лицо.

— Где золото?

— Уверяю, что…

— Где золото?!

— Мсье Авелано, этот тон…

Лоренцо скрипнул зубами. Водянистые глаза налились кровью, обвисшие усы ощетинились.

— Мне надоело повторять одно и то же! — с расстановкой прошипел он. Не сводя друг с друга глаз, они начали медленно подниматься. Отбросили ногами подушки. «Как две змеи на празднике! — пронеслась неожиданная мысль в голове Гая. — Но он не проглотит меня. Нет…»

Тэллюа, с любопытством наблюдавшая сцену, продолжала грызть орешки. Этот сухой треск и тяжелое дыхание двух мужчин нарушали жаркую тишину. Гай сунул обе руки в карманы.

— Так вы отдадите мое золото? Или я должен вырвать его силой?!

— Клянусь…

— Вор!!! — с искаженным лицом взвизгнул Лоренцо и дрожащей рукой полез в кобуру. — Проклятый фотограф!

— Стреляю через карман! — не вынимая браунинга, Гай направил дуло на Лоренцо. — Еще одно движение, и вы убиты!

Тэллюа громко засмеялась.

Гай попятился к выходу. Вдруг за его спиной кто-то торопливо откинул полу шатра. Рабыня просунула голову и, задыхаясь от волнения, крикнула:

— Патруль вернулся!

Глава 9. «Доктор философии» Альфред Реминг

Близкий вечер уже смягчил резкие краски и звуки дня: настал час золотисто-розовой тишины. Все вокруг нежилось в сладком ожидании покоя, и если бы Гай остановился полюбоваться чудесным видом, то одно, одно только слово сорвалось бы с его уст: мир… Казалось, что в такие минуты не может быть ни борьбы, ни злобы — только возвышенное, полное глубочайшей мудрости спокойствие. Мир, мир…

Взвод рассыпался вдоль дороги. Солдаты, разувшись и расстегнув мундиры, растирали холодной водой измученные ноги и вяло жевали галеты. Пыльный верблюд, опустив голову, стоял посреди дороги. Сиф, капрал и брат Гиацинт снимали с него большой брезентовый сверток. Хриплая брань гулко плыла в воздухе. Гай и Тэллюа подбежали, когда брезент был уже снят и люди утирали руками потные, грязные лица.