«Литке» идет на Запад! - Юнга Евгений (читать книги txt) 📗
Рейс был выполнен. Раскопав в сугробах Берингова пролива обледенелые останки майора Эйельсона и бортмеханика Борланда, пилоты доставили их на Аляску, а больных пассажиров «Ставрополя» — на советский материк. «Литке» вернулся обратно сквозь замерзающее Берингово море.
Через несколько месяцев Дублицкий сдал ледорез Николаеву и записал в судовую книгу:
«Прощай, дорогой «Литке»!
Ты, как старый герой, сразился с полярными льдами, пробил их, вышел сам и вынес всех своих обитателей, доверившихся тебе. К сожалению, победа досталась недаром, и грудь твоя повреждена. Прощай — и спасибо за все».
Следующая страница сиротливо пуста. Лишь в верхнем углу чьей-то неразборчивой рукой написано:
«Не верь, «Литке», что ты уже бесславное судно.
В твоем будущем предначертания побед, и победы предстоят.
16 марта 1931 года, бухта Витязь».
Моряки с грустью смотрели на краснознаменный ледорез, прихотью чиновников Владивостокского порта превращенный в портовый ледокол. Он занимался проводкой судов, блуждал по изгибам Золотого Рога, снабжая пресной водой кичливо-пузатые «грузовики». Недовольные «скучной» работой, уходили матросы. В тот год команда несколько раз сменилась целиком. Через ледорез прошло свыше семисот моряков… На несколько месяцев покинул «Литке» и его капитан, назначенный морским инспектором Тихоокеанского бассейна. Но когда жестокие морозы сковали Охотское море, Николаев вернулся на судно и повел ледорез на помощь застрявшим во льдах «Свирьстрою» и «Дашингу».
Беспрецедентный рейс», как говорил капитан. Ни одно судно до «Литке» не ходило в зимнее время в центр Охотского моря.
Итог охотского плавания подведен в книге:
«В исторический декабрьский вояж в самое сердце Охотского моря с огромным удовлетворением провел семь дней в дружной семье ударников ледореза «Литке». Несмотря на паникерство, нытье, явное пасование перед трудностями, которые проявляют моряки подшефных «Литке> пароходов «Дашинг» и «Свирьстрой», литкенцы засучив рукава борются за удачное выполнение порученной им Советским союзом задачи.
Проблема зимнего плавания в Охотском море стала реальной действительностью.
Снова пустуют страницы, оставленные записям о боевых месяцах Северо-Восточной полярной экспедиции Евгенова, Бочек и Николаева, штормовых авралах на рейде бухты Амбарчик под Колымой, зимовке в Чаунской губе, спасении лесовоза «Урицкий» из ледового дрейфа в Чукотском море, героическом ноябрьском рейсе в море Бофора на помощь зажатому льдами «Челюскину».
Потеряв трапы, бушприт и стеньгу, принимая шесть тысяч тонн воды в исковерканный торосами корпус, захлебываясь кочегарками в студеной горечи Охотского моря, «Литке» пробился сквозь заграждения тихоокеанских тайфунов к Владивостоку и ушел на ремонт в Японию, в порт Касадошимо.
Последняя страница посвящена сквозному походу.
«Завтра мы уйдем навстречу голубым льдам Великого северного пути, и снова покроет себя неувядаемой славой горделивый красавец «Литке». Обидно, что недруги искалечили тебя и Касадодоке, но все равно, даже зная твои больные места, крепка уверенность в твоей победе, которая лишний раз подчеркнет силу и мощь нашей великой родины.
Петропавловск-на-Камчатке, 5 июля 1934 года».
Ниже:
«Земной шар мал. Люди и корабли встречаются всегда. Так встретились два краснознаменца — «Красин» и «Литке» — в Петропавловске-на-Камчатке. Но мы не говорим один другому прощай, а только до свидания, до приятной встречи.
Еще ниже:
«20 сентября 1934 года. Краснознаменный ледорез «Федор Литке» закончил исторический поход Великим северным путем с Дальнего Востока на запад, вписал одну из самых героических страниц в историю завоевания Арктики».
И сколько искренней гордости в заключительном привете профессора Визе:
«Дорогой «Литке»! Прощаюсь с тобой в надежде, что мне еще не раз придется любоваться твоей смелой и блестящей работой во льдах. Мне думается, что почетная и ответственная должность научно-исследовательского корабля была бы лучшей наградой за проделанные тобой многие тысячи трудовых дней в советских морях.
До свиданья, белогрудый победитель!
«Сентиментальная» биография, не правда ли?
Промежуточный порт
Бьет гонг. Старший стюард [2] метеором несется по спардеку, искусно лавируя между столпившимися у борта пассажирами. Пронзительный звон медного инструмента, напоминающего огромную сковороду, глушит ворчание лебедок и крики грузовых рикш. Стюарду нет дела до береговой жизни. Он сотни раз побывал в этом порту, презрительно отзывается о здешних жителях и не находит в Корее ничего интересного.
Палуба пустеет, и тогда из помещений третьего класса выползают семьи корейцев. Их зеленые, помятые лица и обескровленные губы свидетельствуют о тяжести экспрессного рейса. Сутки «Амакуса-Мару» болтало на встречной зыби. Сутки корейцы пластами лежали на циновках, не прикасаясь к пище, не вставая до пограничного порта Юкки, где пассажиров спугнул с лакированных нар визгливый голос старшего стюарда.
— Роскэ! Роскэ! — тянул стюард за ноги спящих моряков. — Миичепс! [3] — приглашал он по-английски.
Лакеи привели нас на просторную палубу спардека и распределили по отделениям: первое — советские моряки с «Литке», едущие в Японию принимать отремонтированный ледорез, второе — корейцы, третье — обитатели высших классов. Офицер пограничной полиции, коротконогий, заплывший жиром, безбровый японец, в крылатке, скрывшей погоны, заложив руки в белых нитяных перчатках за спину, с достоинством прошелся вдоль строя. Пересчитав корейцев, он циркнул сквозь зубы и, раскуривая сигарету, остановился у наших шеренг, изучающе вглядываясь в кочегарские и матросские физиономии. Мы стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. На палубе дул сильный ветер, внизу шумно плескались о корпус волны, моросил дождь. Переваливаясь, как старая крячка, полицейский вторично повел за собой выводок услужливо-подобострастных стюардов в накрахмаленных кителях. Чуть погнутая сабля волочилась за японцем по палубе, подпрыгивая на пазах и жалобно дзинькая.
Строй терпеливо ждал.
Докурив сигарету, офицер важно махнул рукой и сказал, что осмотр окончен.
…Юкки остался давно за кормой: покрытые хвоей сопки, отары овец на склонах, несколько десятков стандартных, казарменного типа зданий в глубине полукружья бухты, квадратные коробки складов с опознавательными знаками для самолетов, железнодорожная колея, ползущая над морем в сторону советской границы.
Путешествие началось. Мы едем пассажирами на японском экспрессном пароходе «Амакуса-Мару». Путь наш долог: вдоль Корейского полуострова, через южную часть Хонсю — центрального острова Японского архипелага, к Касадошимо — провинциальному местечку, на рейде которого стоит, ожидая команду, отремонтированный японцами краснознаменный ледорез «Федор Литке».
Два репортера — две радушных улыбки под шляпами. Один — помоложе — в европейском костюме и клеенчатом дождевике, мешковато сидящем на узких плечах, рябой, с едва приметными усиками; второй — очкастый, в национальном платье вроде ночного халата, с траурным зонтиком и «лейкой», в стучащих гетта [4] на волосатых ногах. Оба рысью взбегают по скользкому трапу, замирают в низком поклоне перед вахтенным штурманом и направляются к нам.
2
Стюард — буфетчик.
3
Миичепс (англ.) — середина, в данном случае — пожалуйста на середину судна.
4
Гетта — открытая деревянная обувь, похожая на «босоножки», которые носят у нас на юге.