В южных морях - Стивенсон Роберт Льюис (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Ключи от нашего дома были у Таниеры. Я заключил с ним сделку, если можно считать сделкой то, где все зависело от моей щедрости: он кормил кур и кошек, он приходил и садился с нами за стол, как признанный друг, и мы долго полагали, что он наш домовладелец. Эта вера не выдержала проверки практикой и, как будет сказано ниже, не перешла ни в какую уверенность.
Прошло несколько безветренных, жарких дней. Собирателей раковин предупредили, чтобы они не появлялись на океанском пляже с десяти утра до четырех вечера, где с ними в это время мог случиться солнечный удар; самая высокая пальма была неподвижна, не слышалось никаких звуков, кроме морского шума на дальней стороне. Наконец как-то часа в четыре вода в лагуне подернулась рябью, вскоре в вершинах деревьев приятно зашумел бриз, и все дома острова овеяло ветром. Этот ветер принес избавление плененным суднам, которые долго стояли заштиленными у зеленого берега, и к рассвету следующего дня шхуна и два катера стояли на якоре в порту Ротоавы. Не только в окружающем море, но и в лагуне с оживляющим бризом началось движение судов, и среди прочих людей некий Франсуа, полукровка, отплыл чуть свет на своем катере с неполной палубой. Раньше он занимал официальную должность, был, кажется, дворником в резидентстве. Когда из-за непопулярности вице-резидента начались волнения, он отказался от этой чести и отправился в отдаленные края атолла выращивать капусту — или кокосовые пальмы. Оттуда его изгнала такая бедность, которую должен был бы признать даже Цинциннати, и он поплыл в столицу, где исполнял свою последнюю должность, чтобы обменять полтонны копры на муку. И здесь пока что история прекращает повествовать о его путешествии.
Хочу вернуться к повествованию о нашем доме, где к семи часам вечера неожиданно появился Таниера с довольным видом желанного гостя. У него была большая связка ключей. И он стал пытаться отпереть ими морские сундуки, отодвигая их от стены. В дверном проеме появились головы незнакомцев, посыпались советы. Все попусту. Либо то были не те ключи, либо не те сундуки, либо открыть их пытался не тот, кто умел это делать. Какое-то время Таниера кипел от раздражения и злости, потом прибегнул к более простому методу — взялся за топор, один из сундуков был взломан. Таниера достал оттуда охапку одежды, мужской и женской, и отдал незнакомцам на веранде.
То были Франсуа, его жена и ребенок. Около восьми часов утра их катер опрокинулся посреди лагуны, когда они перекладывали парус на другой борт. Они выправили суденышко и, хотя оно было полно воды, посадили ребенка на борт. Грот их унесло, но катер все же кое-как шел под кливером, Франсуа с женщиной поплыли к корме и стали перекладывать руль вручную. Холод был немилосердным, усталость со временем становилась чудовищной, и в этом заповеднике акул их преследовал страх. Франсуа-полукровка не раз готов был бросить все и сдаться, однако женщина, в жилах которой струилась кровь пловцов и ныряльщиков, поддерживала его ободряющими словами. Мне вспомнилась одна гавайка, которая плыла вместе с мужем страшно сказать сколько миль по бурному морю и в конце концов вышла на берег с его мертвым телом в руках. Около пяти вечера, проведя в воде девять часов, Франсуа с женой достигли земли в Ротоаве. В доблестной битве была одержана победа, и тут же проявилась более детская сторона туземной натуры. Они поужинали, потом рассказывали вновь и вновь о своем приключении, при этом с их одежды капала вода, тело женщины, которой миссис Стивенсон помогла переодеться, было холодным, как камень, а Франсуа, облачась в сухую хлопчатобумажную рубашку и брюки, весь вечер сидел у меня на полу, между раскрытыми дверями на сквозняке. Тем не менее Франсуа, сын француза, прекрасно говорит по-французски и производит впечатление умного человека.
Мы сперва подумали, что священник, верный своему евангельскому призванию, одевает нагих от избытка. Потом выяснилось, что Франсуа пользуется собственными вещами. И одежда, и сундук, и дом принадлежат ему. В сущности, мы были его квартирантами. Однако обратите внимание, что он стоял на веранде, пока Таниера пытался неумелой рукой открыть замки; и даже теперь, когда его статус раскрылся, он проявил себя хозяином лишь в том, что развесил сушиться на заборе одежду своей семьи. Таниера по-прежнему оставался другом дома, кормил кур, навещал ежедневно нас, а Франсуа, пока был там, держался с застенчивой отчужденностью. И вот что еще более странно. Поскольку Франсуа лишился всего груза, бывшего в катере, полутонны копры, топора, посуды, ножей и одежды — и теперь ему приходилось, так сказать, начинать все с нуля, и насущная мука не была куплена, — я предложил ему авансом выдать то, что причиталось в виде квартирной платы. К моему нескончаемому удивлению, он отказался, выдвинув в качестве причины отказа — если можно назвать причиной сбивающее с толку заявление — то, что Таниера его друг. Друг, заметьте, не кредитор. Я навел на этот счет справки, и меня заверили, что Таниера, изгнанник на чужом острове, может быть должником, но уж никак не кредитором.
Однажды на рассвете нас разбудила какая-то суета во дворе, и мы обнаружили, что к нам внезапно нагрянула высокая худощавая старая туземка, одетая во вдовий траур. С первого взгляда было видно, что это прилежная домохозяйка, практичная, бурлящая энергией, с прекрасными чертами характера. Туземного в ней не было ничего, кроме кожи; этот тип весьма распространен и повсюду пользуется уважением. Приятно было смотреть, как она носится по двору, осматривает кур и растения, поит, кормит, подрезает, становится сердитой, целеустремленной владелицей. Когда она пошла к дому, наши симпатии поубавились, когда она подошла к разбитому сундуку, я готов был провалиться сквозь землю. Мы обменялись всего несколькими словами, но все еще худощавое тело само говорило с красноречивым негодованием. «Мой сундук! — восклицало оно с ударением на притяжательном местоимении. — Мой сундук взломан! Хорошенькое дело!» Я поспешил возложить вину на кого следовало — Франсуа с женой — и тем самым не улучшил, а лишь ухудшил положение дел. Женщина повторяла эти имена сперва с удивлением, потом с отчаянием. Некоторое время она казалась ошеломленной, потом принялась опорожнять сундук, складывать на пол вещи и откровенно подсчитывать размеры опустошения, которое нанес Франсуа. Вскоре после этого мы видели ее в бурном объяснении с Таниерой, тот, казалось, смиренно слушал, будто виноватый.
Итак, судя по всему, наконец-то появилась моя домовладелица, она полностью показала себя хозяйкой. Следовало мне обратиться к ней по еще неясному вопросу о квартплате? Я прибегнул к помощи некоего советчика. «Вздор! — воскликнул советчик. — Она старуха, мать. Дом не ее. По-моему, он принадлежит этому человеку», — и указал на одну из цветных фотографий на стене. Тут у меня пропало всякое желание понять что-нибудь, и когда настало время отъезда, я в зале судебных заседаний архипелага с величественного одобрения временного губернатора честно вручил квартплату Таниере. Он был доволен, я тоже. Но он-то был здесь с какого боку? Мистер Донат, исполнявший обязанности судьи, знавший законы, не смог пролить свет на эту тайну; от простого частного человека со склонностью к писательству нельзя ждать большего.
