Собрание сочинений в 12 т. T. 12 - Верн Жюль Габриэль (книги онлайн .TXT) 📗
И Пескад протянул Матифу руку, а тот прижал приятеля к своей груди, как ребенка.
— Дети мои, никто не собирается вас разлучать, — отвечал доктор Антекирт, — вы ни при каких условиях не должны расставаться.
— В таком случае дело пойдет, господин доктор. Если только…
— Что «если»?
— Если Матифу согласен.
— Соглашайся, Пескад, — ответил Геркулес, — это будет значить, что ты даешь согласие за нас двоих.
— Итак, по рукам, — сказал доктор. — Вы об этом не пожалеете. Начиная с сегодняшнего дня можете уже ни о чем не заботиться.
— Смотрите, не просчитайтесь, господин доктор! — воскликнул Пескад. — Вы и не подозреваете, как много берете на себя!
— А что?
— Ведь мы вам обойдемся недешево, особенно Матифу. У моего друга аппетит аховый, а ведь вы не захотите, чтобы он у вас исхудал!
— Наоборот, пусть еще наберется сил!
— В таком случае он вас пустит по миру!
— Меня, Пескад, не так-то легко разорить.
— Но ведь кормить два… три раза в день…
— Пять, шесть, десять, если будет аппетит! — улыбнулся доктор. — Для него всегда будет накрыт стол!
— Смотри-ка, дружище! — радостно воскликнул Пескад. — Ты сможешь наедаться досыта!
— И вы тоже, Пескад.
— Я — что! Я — птичка! Но позвольте узнать, доктор, будем мы плавать по морям?
— Очень часто, друг мой. У меня сейчас намечаются дела во всем бассейне Средиземного моря. Клиентура моя рассеяна по всему побережью. Моя врачебная практика принимает международный размах. Если, скажем, больной вызовет меня в Танжер или на Балеарские острова, когда я буду находиться в Суэце, я все равно отправлюсь к нему. То, что врач делает в большом городе, переезжая из квартала в квартал, я буду делать на пространстве от Гибралтара до Архипелага, от Адриатики до Лионского залива, от Ионического моря до бухты залива Габес. Я располагаю судами, гораздо более быстроходными, чем эта яхта, и в большинстве случаев вы будете сопровождать меня.
— Дело подходящее, господин доктор! — ответил Пескад, потирая руки.
— Вы не боитесь моря?
— Мы-то? Мы, сыны Прованса? Боимся моря? — воскликнул Пескад. — Да мы еще мальчишками не вылезали из лодок. Нет, мы не боимся моря, и нам не страшна морская болезнь. Мы привыкли ходить на голове вверх тормашками. Если бы господа и дамы, что отправляются в плаванье, месяца два поупражнялись вроде нас; им не пришлось бы тыкаться носом в тазик. «Входите, почтеннейшие, входите! Не отставайте, берите пример с других!»
И Пескад начал сыпать шуточками, словно находился на подмостках у входа в балаган.
— Отлично, Пескад! — ответил доктор. — Я вижу, мы с вами прекрасно уживемся. Прошу вас об одном: не теряйте своей жизнерадостности. Смейтесь, друг мой, смейтесь и пойте сколько душе угодно. Быть может, нас ожидают большие огорчения, и очень хорошо, если вы будете веселить нас в пути!
Лицо доктора омрачилось. Пескаду, внимательно наблюдавшему за ним, подумалось, что в прошлом доктор Антекирт, вероятно, пережил сильные потрясения, о которых они, быть может, со временем узнают. И акробат сказал:
— Господин доктор, с нынешнего дня мы ваши телом и душой.
— И сегодня же, — отвечал доктор, — вы можете перебраться на судно и обосноваться у себя в каюте. Я думаю еще несколько дней пробыть в Гравозе и Рагузе; и хорошо, если вы сразу же начнете привыкать к жизни на борту «Саварены».
— В ожидании дня, когда вы отвезете нас к себе на родину, — добавил Пескад.
— У меня нет родины, — ответил доктор, — или, вернее, родину я создал себе сам; если захотите, она станет и вашей отчизной.
— Пойдем, Матифу, — воскликнул Пескад. — Пойдем скорее, — нам надо закрыть свою лавочку. Будь покоен, — долгов у нас нет, и мы не обанкротимся.
С этими словами друзья простились с доктором, сели в поджидавшую их шлюпку и вернулись в Гравозу.
Здесь за каких-нибудь два часа они составили опись инвентаря и продали некоему товарищу по ремеслу свой балаган, размалеванные холсты, бубны и турецкий барабан, — словом, все свое имущество. Это было делом недолгим и несложным, а несколько флоринов, вырученных ими от продажи, не слишком обременили их.
Однако Пескад не захотел расстаться со своим акробатским трико и корнет-а-пистоном, а Матифу — с тромбоном и нарядом борца. Им жалко было лишиться этих тряпок и инструментов, напоминавших о былых успехах и триумфах. И друзья сунули их на дно сундучка, где был спрятан их убогий скарб и одежда.
К часу дня Пескад и Матифу уже вернулись на борт «Саварены». Им отведена была просторная комфортабельная каюта, «где все располагало к научным занятиям», — как шутил Пескад.
Экипаж оказал новым товарищам весьма радушный прием: ведь благодаря им удалось избежать страшной катастрофы!
Сразу же по водворении на яхте Пескад и Матифу убедились, что кормят здесь куда лучше, чем в деревенских трактирах.
— Вот видишь, Матифу, — твердил Пескад, попивая доброе вино, — если прилично себя вести — можно всего на свете добиться. Главное — вести себя прилично!
Матифу в ответ только кивнул головой, ибо рот у него был набит до отказу жареной ветчиной. В один миг он уничтожил огромный ломоть ветчины да два печеных яйца в придачу.
— Если только показывать, как ты ешь, Матифу, — заметил Пескад, — и то можно бы громадные деньги загребать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вдова Иштвана Батори
Появление доктора Антекирта вызвало большой шум не только в Рагузе, но и во всей Далмации. Газеты возвестили о прибытии яхты в гравозский порт, репортеры так и кинулись на добычу, сулившую им захватывающие фельетоны. Владелец «Саварены» не мог уклониться от почестей и избегнуть неприятностей, сопряженных со славой. Он стал героем дня. Им завладела молва. Никто не знал, кто он такой, откуда прибыл, куда направляется. И это разжигало всеобщее любопытство. Ведь когда ничего не знаешь, остается простор для догадок и фантазия разыгрывается вовсю. Всякий делает вид, будто знает больше других.
Желая угодить читателям, репортеры устремились в Гравозу, а некоторые даже проникли на борт яхты. Однако им не удалось повидать того, чье имя было у всех на устах. Доктор никого не принимал. На все расспросы посетителей капитан Нарсос отвечал одно и то же.
— Откуда прибыл доктор?
— Это его дело.
— А куда направляется?
— Куда ему заблагорассудится.
— Но кто же он такой?
— Никому не известно, а может быть, он и сам этого не знает.
Что же можно рассказать читателям на основе столь скудных данных? Итак, воображению предоставлялась полнейшая свобода. Доктора Антекирта превращали кто во что горазд. Рыскавшие по его следам репортеры делали из него все, что им приходило в голову. Одни утверждали, будто он главарь пиратов. Другие — что он король большого африканского государства и отправился в путешествие инкогнито, чтобы расширить свой кругозор. Третьи — что он политический изгнанник. Четвертые — что он был свергнут с престола восставшим народом и теперь странствует как философ и любознательный человек. Каждый выбирал версию себе по вкусу. Что же касается его докторского звания, то люди разделились на два лагеря: одни допускали, что у него это звание действительно имеется, и уверяли, что он великий врач, излечивший множество больных, признанных безнадежными; в другом лагере утверждали, что он — король шарлатанов и, если у него потребуют, не сможет предъявить никакого диплома или аттестата.
Как бы то ни было, гравозским врачам не приходилось жаловаться, что он незаконно практикует в их городе: доктор Антекирт держался крайне замкнуто, и когда кто-нибудь обращался к нему за советом, он тут же уклонялся от этой чести.
К тому же владелец «Саварены» не поселился на берегу. Он даже не снял комнаты в гостинице. Первые два дня он никуда не ездил дальше Рагузы. Он ограничивался небольшими прогулками в окрестностях Гравозы и два-три раза брал с собой Пескада, природный ум которого уже успел оценить.
